С этими словами он натянул на голову мягкий подшлемник эбоси, отложил в сторону меч и алебарду, схватил связку каленых стрел с белым лебединым оперением и простой лук, а затем, вставши на нос корабля, заговорил убедительным голосом, словно бы обращаясь к толпе людей:
- Семь поколений богов небесных и пять поколений земных богов составили эру богов, после Дзимму Тэнно царствовал сорок один государь, и только при сорок первом произошли битвы, по жестокости равные битвам годов Хогэн и Хэйдзи. И в этих битвах прославился Минамото Тамэтомо по прозвищу Тиндзэй-но Хатиро, кто бил стрелами длиной в пятьдесят ладоней из лука для пятерых. Много лет миновало с тех пор, и вот ныне в рядах Минамото я, Бэнкэй, с такими же стрелами и с таким же луком считаюсь самым заурядным воином. Так вот, сейчас я открою стрельбу по этой злой туче, дабы остановить её. Ежели это всего лишь обычная туча, ей ничего не сделается. Но если являет она собою души погибших воинов Тайра, то невозможно, чтобы она устояла, ибо такова воля неба. Если же чуда не произойдет, значит, бесполезно молиться богам и поклоняться буддам. У Минамото я всего лишь скромный слуга, но есть и у меня приличное воину имя. Я - сын куманоского настоятеля Бэнсё, чей род восходит к Амацукоянэ, и зовут меня Сайто Мусасибо Бэнкэй!
И, назвавши себя, он принялся пускать одну стрелу за другой с удивительной быстротой. Волны морские ярко сверкали под ясным вечерним солнцем в зимнем небе, и не видно было, куда падали стрелы в полете, но это и вправду были души убиенных воинов, потому что туча сразу исчезла, как будто бы её стерли.
Увидев это, все на корабле заговорили:
- Страх-то какой! Плохо бы нам пришлось, если бы не Бэнкэй!
- А ну, навались! - скомандовали гребцам. Гребцы налегли на весла, но, когда уже показалась в дымке восточная часть Сиомицусимы, что на острове Авадзи, вновь у северного склона той же горы колесом закрутилась черная туча.
- А это что? - осведомился Судья Есицунэ.
- А это уже доподлинная туча,- успел только ответить Бэнкэй, и тут же на них обрушилась буря.
Шла к концу первая треть одиннадцатого месяца, и потому в горах пошел дождь с градом, и невозможно стало различить, где восточный берег, а где западный. У подножья гор дули свирепые ветры, в море тоже лил дождь с градом, и ветер срывался с горных склонов Муко. Меркнул день, и все ужаснее становилась буря.
Судья Есицунэ приказал матросам:
- Ветер усиливается, живо спускайте парус! Они стали было спускать парус, но "цикаду" под дождем заело, и у них ничего не вышло. Бэнкэй сказал Ка
таоке:
- Во время западного похода мы много раз попадали в ураган. Тащи сюда буксирный канат. Обмотаем навес.
Притащили канат, обмотали навес, но толку от этого не было никакого.
Перед выходом из Кавадзири на корабль погрузили множество камней; теперь их стали обматывать канатами и вышвыривать за борт, но камни с канатами не достигали дна, а бились в бушующей воде на поверхности - такой был страшный ветер. Дико ржали кони, напуганные грохотом воды на морском просторе, и жалко было людей, которые еще утром ничего подобного и представить себе не могли, а теперь валялись вповалку на досках корабельного днища и блевали желчью.
Видя это, Судья Есицунэ приказал:
- Разрубите парус и пропустите ветер!
Серпами "наигама" вспороли парус посередине и пропустили ветер, но белогривые волны все били и били в нос корабля, подобно тысяче разящих копий.
Между тем стемнело. Не за кем было следовать вперед:
не горели во тьме кормовые огни. Некому было следовать позади: не виднелись и там огни рыбаков. Тучами затянуто было небо, не разглядеть Семи Звезд Хокуто. И словно по морю страданий, бесконечному морю рождений и смертей, носились они в долгой-долгой ночи.
Будь Есицунэ один, ему было бы все равно, что случится. Однако за время пребывания в столице он как человек с чувствительным сердцем тайно осчастливил своим вниманием двадцать четыре особы женского пола. Среди них отменной его благосклонностью пользовались такие дамы как дочь Хэй-дайнагона, высокородная дочь министра Коги, и дочери дайнагона Карахаси и тюнагона Торикаи, все милые и прелестные красавицы. И еще были пять танцовщиц-серабёси, начиная с несравненной Сидзуки, а всего на корабле их плыло одиннадцать душ. В столице каждая питала свои мечты и надежды, здесь же они, сгрудившись тесною кучкою, жалобно вопияли:
- Ах, сколь лучше что угодно в столице, нежели так страдать!
Судья Есицунэ, охваченный тревогой, вышел на палубу.
- Который сейчас может быть час? - спросил он.
- Конец часа Крысы,- ответили ему.
- Аварэ, скорей бы рассвело,- сказал он.- Увидеть бы лица друг друга, а там пусть все идет своим чередом. И тут он крикнул:
- Есть ли из воинов или слуг ловкий парень, кто бы с серпом "наигама" за поясом вскарабкался на мачту и перерубил бы канат от "цикады"?
- На краю смерти человек впадает в пучину ужаса,- проворчал Бэнкэй.
- Вот уж кого-кого, а тебя я лезть наверх не пошлю,- произнес Судья Есицунэ.- Тебя воспитали на горе Хиэй, и ты не годишься для такого дела. Хитатибо привычен к лодкам на озере Бива и к большим судам не годится тоже. Исэ Сабуро - человек сухопутный, он из Кодзукэ, а Таданобу вышел из глубины края Осю. Но вот Катаока - ты вырос в земле Хитати на берегу, где бьют огромные волны. Еще когда Учитель Сида Сабуро томился на острове Укисима, ты часто навещал его и хвалился: "Ежели начнется свара между Тайра и Минамото, я смогу сплавать куда угодно хоть на лодочке с лист тростника! Что ж, полезай, Катаока!
И Катаока, отойдя в сторону, стая послушно готовиться. Снявши одежду, он скрутил жгутом нижний пояс и подвязал набедренную повязку, распустил мотодори и прижал волосы к затылку, плотнее нахлобучил шапку эбоси и повязал её платком, а затем, засунув древко отточенного серпа "наигама" за пояс поперек туловища, протолкался к мачте. Примериваясь, положил на неё руки. Мачта была огромная, толщиною больше обхвата крупного человека, а высотой едва ли не в полтора десятка хиро. И корка льда от дождя и снега, нанесенного бурей с горы Муко, покрывала её. словно бы листовым серебром. Казалось, по ней ни за что не взобраться.
Судья Есицунэ, видя это, ободряюще крикнул:
- Молодцом, Катаока!
Катаока крякнул, полез и соскользнул, снова полез и снова соскользнул, и так несколько раз, и все-таки, собравши все силы, начал подниматься. Когда взобрался он на высоту двух дзё, послышался гул, как при землетрясении, эхом отозвавшийся на корабле. "Что такое? Что это?" - закричали все, и тут стало видно: откуда-то, то ли с берега, то ли с моря, на корабль стремительно несется гонимая воющим ветром пелена дождя.
- Эй, рулевой, ты слышишь? - заорал Катаока.- Сзади идет шквал! Берегись волны! Поворачивай под ветер!
Не успел он докричать последние слова, как что-то свирепо ударило в парус, и корабль со скрипом и плеском помчался по волнам, и тут где-то грохнуло дважды, и на корабле отозвались криком ужаса люди.
Громко запричитал Бэнкэй:
- Смилуйся, Будда Амида! Смилуйся, Будда Амида! В тот же миг мачта треснула и переломилась в двух дзё ниже "цикады". Обломок свалился в волны, а облегченный корабль понесся еще быстрее. Катаока соскользнул на палубу, забрался на бортовой настил и, перерезав серпом "наигама" все восемь крепежных канатов, вышвырнул их в море, после чего обломок мачты отнесло ветром. Остаток ночи корабль носило по волнам.
И вот наступил рассвет. Ночная <)уря совершенно утихла, но тут снова подул ветер.
- С какой стороны этот ветер? - осведомился Бэнкэй. Выступил вперед кормчий лет под пятьдесят и сказал:
- Это ветер вчерашний.
- Что ты, приятель, ты посмотри хорошенько,- возразил Катаока,- Вчерашний ветер валил с севера, а этот несет то ли с юго-востока, то ли с юга. На подветренной стороне наверняка земля Сэтцу!
Судья Есицунэ вмешался:
- Вы, друзья мои, ничего в этих делах не понимаете. Моряки разбираются лучше вас. Ставьте парус, нужно захватить этот ветер.
Приладили мачту для малого носового паруса, натянуди парус, и корабль побежал, а как взошло солнце, оказались они перед невесть откуда взявшейся полосой суши.
- Сейчас прилив или отлив?
- Отлив.
- Тогда дождемся прилива.
Волны стучали в борта корабля, и тут, пока они дожидались светлого дня, донесся звон колокола. Судья Есицунэ сказал:
- Раз мы слышим колокол, значит, берег этот совсем близко. Кому-то придется отправиться на лодке и узнать, как в что.