Его товарищ по келье спросил:
- Откуда ты знаешь?
- В прошлом году в столице сто дней стояла засуха. Молился государь-монах, плясали сто танцовщиц-сирабёси, но, лишь когда исполнила танец Сидзука, хлынул ливень и лил три дня. За это она была удостоена монаршим рескриптом звания "первой в Японии". Я был тогда там и все видел.
Молодые монахи сказали:
- Тогда она знает, наверное, куда скрылся Судья Есицунэ. Ну-ка, ну-ка, остановим и спросим её. И единодушно решили:
- Правильно, так и сделаем!
Тут же встали заградой перед кельей храмового кастеляна и стали ожидать исхода паломников, и, когда Сидзука, замешавшись в толпу, пошла из храма, они её остановили и сказали:
- Ты ведь Сидзука, не так ли? Где Судья Есицунэ?
- Не знаю,- ответила она.
Тогда молодые монахи грубо заорали:
- Хоть она и женщина, нечего с нею церемониться! А ну, зададим ей как следует!
И хоть решила Сидзука, что нипочем ничего им не скажет, но непрочно женское сердце, страх перед лютыми муками овладел ею, и с горьким плачем она все рассказала как было.
- Она заслуживает нашего сочувствия! - объявили монахи.
Сейчас же её поместили в келье кастеляна и оказали всевозможные услуги, она отдыхала день и ночь до утра, а на рассвете её посадили на лошадь и дали провожатого до самой Китасиракавы. Вот что это такое - сочувствие монахов.
о том,
КАК ЕСИЦУНЭ ПОКИНУЛ ГОРЫ ЙСИНО
Рано утром монахи собрались на совет в саду перед храмом Проповедей. Молодые сказали:
- Судья Есицунэ пребывает поблизости, в долине Срединной нашей обители Тюин. Пойдем и схватим его и представим Камакурскому Правителю!
- Вот суждение несмышленой молодости! - возразили старые.- Есицунэ нам не враг. И не враг он государеву дому. Просто у него несогласие с господином Еритомо, И вообще, тем, кто хоть и от мира сего, но окрасил свои три одежды в черный цвет, не пристало нахлобучивать шлемы, хватать луки и стрелы и убивать живое!
- Это, конечно, так,- сказали молодые.- Но разве вы не слыхали, что случилось в прошедшие годы Дзисё? Монахи горы Хиэй и монахи Миидэры примкнули к мятежу сиятельного Митохито, принца Такакуры, а потом братия Горы изменила. Братия Миидэры хранила верность, но помощь с юга из великих монастырей Тодайдзи и Кобукудзи все не приходила, и принц бежал к ним в Пару, но был по дороге сражен насмерть шальной стрелой близ храма на горе Коме - Лучезарного Сияния. И хотя монахи Тодайдзи и Кобукудзи помочь ему не успели, однако за одно лишь согласие принять сторону принца великий министр Киёмори обе эти обители разгромил. И нам об этом вечно помнить! Если в Камакуре узнают, что Судья Есицунэ скрывается в здешних горах, войска восточных провинций мигом получат приказ, вступят в наши горы и пустят под копыта своих коней сей великий храм, над которым трудился сам император Киммэй. А уж хуже этого ничего случиться не может! И старые монахи сказали:
- Ладно, поступайте как знаете.
Этот день монахи переждали, а на рассвете двадцатого дня зазвонили в большой колокол, созывающий на общий сбор.
Между тем Судья Есицунэ пребывал в Восточной долине Срединной обители. В пустынных горах валил снег, затихли ручьи. Коням здесь было не пройти, и брошены были седла и прочая сбруя; не было с ними носильщиков. и не имели они даже грубой походной еды; все безмерно устали и спали беспробудным сном.
Едва рассвело, как со стороны далекого подножья храмовой горы послышался звон большого колокола. Судья Есицунэ встревожился и разбудил своих самураев.
- Только что отзвонили рассвет,- сказал он им,- и вот уже звонят в большой колокол. Это неспроста. Знайте. что перед нами Священная Вершина Есино, сам император Киммэй воздвигнул у её подножья храм Алмазного Царя Дзао-Гоцгэна, чья чудотворная сила несравненна, а кроме него в горах окрест спорят крышами многие иные храмы, посвященные Восьми младенцам Фудо-мёо, а также божествам Каттэ, Сикиодзи, Сокэ и Кояукэ - словом, их вокруг множество. Может быть, поэтому братия всех этих монастырей, по примеру своих настоятелей, исполнена спеси и гордости и не указ им ни вельможа, ни воин. И уверен я, что вот сейчас, без всяких рескриптов и повелений, единственно для того, чтобы угодить Камакуре, облачаются они в доснехи и обсуждают против нас поход.
И сказал Бидзэн Хэйсиро:
- Что ж, если так случилось, надобно быстро решить:
либо нам уходить, либо, наоборот, дать им бой и погибнуть, либо вспороть себе животы. Прикажите каждому тут же, без колебаний, высказать свой совет.
Исэ Сабуро сказал:
- Пусть меня посчитают трусом, но не вижу я, ради чего стоит нам здесь покончить с собой или пасть в бою от руки монахов. Надлежит господину уходить снова и снова, пока не достигнем мы мест, где найдет он надежную опору.
Выслушав это, воскликнул Хитатибо:
- Отменно сказано! Мы все так полагаем! Но Бэнкэй возразил:
- Чепуху вы несете! Монастыри есть всюду, и коли каждый раз, когда заслышится храмовый колокол, мы станем вопить, что-де враг наступает, и ударяться в бегство, тогда не найдется, наверное, и гор таких, где бы нам ни чудились враги. Вы все оставайтесь здесь, а я проберусь вниз и погляжу, что там за суета в этом храме.
- Это мне по душе,- произнес Есицунэ.- Но ведь ты вырос и воспитывался в монастыре на горе Хиэй. Что, если кто-нибудь с берегов здешней реки Тодзу опознает тебя?
- Да, я долго пребывал у преподобного Сакурамото, но этим паршивцам меня нипочем не узнать,- ответил Бэнкэй и поскорей отошел.
Он облачился в иссиня-черный кафтан, натянул поверх свой панцирь из черной кожи и нахлобучил шапку момиэбоси. Хоть и был он монахом, но голову не брил и отрастил волосы на три суна, поэтому он обвязал их платком хатимаки. Затем подвесил он к поясу меч длиною в четыре сяку два суна, взял алебарду с лезвием в форме трехдневного месяца и, натянув сапоги из медвежьей шкуры, пустился вниз по склону, разметая на ходу выпавший накануне снег, словно опавшие лепестки вишни.
К востоку от молельни Мирокудо, Будды Грядущего^ и выше молельни Будды Дайнитидо, Великого Солнца, он остановился и взглянул вниз. По всему монастырю ДзаоГонгэна была шумная суета, большая толпа кишела у Главных Южных Ворот. Видно, престарелые монахи держали сосет в храме Проповедей, но остальная братия, покинув их, ярилась нетерпеливо во дворе. Молодые, вычернив зубы, пристегивали к панцирям наплечники, подвязывали заБПЗКИ шлемов, подвешивали низко за спиной колчаны ср стрелами, нацепляли тетиву, уперев луки в землю, каждый держал алебарду, а было их человек сто, и все они рвались выступать, не дожидаясь старших.
Увидев это, Бэнкэй подумал: "Ну, будет дело!" - повернул назад и возвратился в долину Срединной обители.
- Мешкать некогда,- сказал он.- Враг на расстоянии полета стрелы. Есицунэ спросил его:
- Воины Камакуры или монахи?
- Здешняя братия,- ответил Бэнкэй.
- Тогда нам придется плохо. Они знают эти горы. Пустят впереди самых крепких на ногу, загонят нас в какое-нибудь гиблое место - и нам конец. Вот если бы и среди нас был кто-нибудь, кому эти горы известны, он бы повел нас и мы смогли бы уйти.
И сказал Бэнкэй:
- А эти горы почти никто и не знает. Три священных вершины есть в заморских краях: Юйван, Сянфэн и Шангао. И две священных вершины есть в нашей стране: вершина Единственного Пути Итидзё и вершина Бодай - Прозрения. Итидзё - это гора Кацураги, а Бодай - гора Кимбусэн, вот эта, пред которою мы стоим. Здесь очищал свою плоть и свой дух Святой Эн-но Гёдзя. Зрел он благоговейно поезд принца Упасаки, как вдруг закричали тревожно птицы. Глядит: на водах потока Хацусэ стоит во плоти сам Фудо-мёо, кому он особенно поклонялся. С той поры эта гора запрещена для тех, кто не очистил себя от скверны мирской, и людям сюда пути нет. Сам я и не пытался восходить на неё. но, как мне говорили, на три стороны она непроходима. И вот: с одной стороны на нас уставлены стрелы врагов; на западе - пропасть, где замирают и птичьи крики; на севере - пропасть, именуемая "Возвращение Благовестного Дракона", и на дне её крутится бешеный горный поток. Так что нам остается идти на восток, в местность Уда провинции Ямато. Тогда мы сумеем уйти.
о том,
КАК ТАДАНОБУ ОСТАЛСЯ В ГОРАХ ЁСИНО
Люди Есицунэ, числом шестнадцать, каждый как мог готовились к бегству, и был с ними один прославленный и неустрашимый воин. Коль говорить о предках его, то был он потомком самого министра-хранителя печати Каматари, отпрыском ветви Фудзивары Фухито, внуком Сато Саэмона Норитаки и вторым сыном управляющего Сато Сёдзи из Синобу. Словом, это был самурай по имени Сато Сиробёэ Фудзивара Таданобу.
Он один из всех вассалов приблизился к Ёсицунэ, опустился коленями в снег и сказал так:
- Господин, нас с вами сейчас вернее всего можно было бы уподобить баранам, коих шаг за шагом гонят на скотобойню. Вам же надлежит уйти спокойно и без помех. Желаю я остаться здесь, дождаться этих монахов и задержать их на время своими стрелами, прикрывая ваш отход.