- Ладно, в таком случае я желаю только заполучить "Лю-тао". Не покажешь ли мне эту книгу?
Хоть и страшась, что отец, прознав об их связи, непременно её убьет, она на другой же день вместе с Косино маэ проникла в его тайную кладовую, отыскала среди множества прочих сокровищ обтянутую листовым золотом китайскую шкатулку, в которой хранился военный трактат "Лю-тао", извлекла один из томов и вручила Есицунэ.
В радости развернул он книгу, взглянул и воскликнул:
- Ведь не серебро и не золото, а всего лишь письмена на простой бумаге!
Днями напролет он её переписывал. Ночами напролет он укладывал её в памяти своей. Начал он читать в первой трети седьмого месяца, а уже к десятому дню одиннадцатого досконально помнил все шестнадцать томов до единого, как если бы они отражались перед ним в зеркале.
Пока занимался чтением, никому на глаза не показывался. Окончив же чтение, стал появляться повсюду открыто и вести себя, не стесняясь. Вскоре и Мастер заметил его и сказал:
- Я вижу, этот молодчик опять здесь. Но что делает он в покоях моей дочери? И кто-то ему ответил:
- Он пребывает в покоях молодой госпожи с прошлого лета. Говорят, будто он - отпрыск превосходительного конюшего левой стороны.
Услышав это, Мастер рассвирепел. "Если в Рокухаре узнают, что ко мне вошел зятем ссыльный Минамото, мне несдобровать. Выходит, собственная дочь моя в прошлой своей жизни была моим врагом? Зарежу её." Однако, поразмыслив, он решил так: "Убийство собственного дитяти было бы преступлением против Пяти Запретов. Зато этот молодчик мне чужой. Почему бы не разделаться с ним? Я бы представил его голову дому Тайра и получил бы награду". Впрочем, он тут же задумался: "Самому мне по моему монашескому званию убивать не годится. А вот найти бы храброго человека, который не прочь поиграть оружием! Тогда я стравил бы их, и дело было бы сделано!"
В те времена жил в Китасиракаве, в северной части столицы, некий знаменитый рубака. Был он женат на младшей сестре Мастера, так что приходился ему зятем, и был его учеником. Звали его Токайбо Танкай. Мастер послал за ним. Танкай явился незамедлительно.
Мастер принял его в своих покоях и хорошенько угостил, а затем сказал так:
- Я позвал тебя по делу совсем пустяковому. С прошлой весны вертится у меня в доме какой-то непонятный юнец. По слухам, это сын императорского конюшего левой стороны. Если его не убрать, дело может кончиться скверно. Кроме тебя, положиться мне не на кого. Отправляйся вечером к храму Годзё-но Тэндзин. Я постараюсь залучить туда же этого молодчика, а ты отруби ему голову и принеси мне. И если ты это выполнишь,- я отдам тебе военный трактат "Лю-тао", которого ты домогаешься уже несколько лет.
Танкай произнес:
- Слушаюсь. Сделаю все непременно. А каков он из себя?
- Он совсем еще незрелый юнец. Лет семнадцати - восемнадцати, не больше. Ходит в отличном панцире и при мече, с золотой отделкой замечательной работы. Так что смотри не зевай.
Выслушав, Танкай проворчал пренебрежительно:
- Ежели такой молодчик носит меч, до которого он не дорос, то это его дело. А моему мечу хватит и одного удара.
И с этими словами он покинул дом Мастера.
Мастер был доволен, что все так отлично получается. До того дня он и слышать не хотел о Ёсицунэ, а теперь тут же послал сказать ему, что имеет нужду с ним увидеться. "Толку идти к нему я не вижу,- подумал Ёсицунэ,- но, ежели я не пойду, он еще подумает, будто я испугался". И он передал с тем же посыльным: "Приду незамедлительно".
Выслушав посыльного, Мастер возрадовался и решил принять Ёсицунэ в своей личной приемной. Чтобы поразить гостя значительностью своего положения, он накинул монашеское оплечье кэса поверх просторных шёлковых одежд с длинными рукавами, повесил на западной стене изображение Амиды-Нёрай, возложил на стол полный список "Лотосовой сутры" и, раскрывши один из свитков, возгласил нараспев: "Славься сутра "Лотоса Таинственного Закона".
Ёсицунэ взбежал на веранду, рывком растворил раздвижную дверь и вошел без всяких церемоний. Мастер сказал:
- Прошу поближе ко мне, располагайтесь. "Уж не задумал ли он чего?" подумал Ёсицунэ и
уселся вплотную к Мастеру. А Мастер произнес такие
слова:
- Дело у меня к вам совсем простое. Мне известно, что вы пребываете у меня в доме с прошлой весны, но я, признаться, принимал вас за какого-то побродяжку. И совершенно незаслуженной честью является для меня, что вы оказались отпрыском превосходительного конюшего левой стороны. Слышал я, будто вы связали себя брачной клятвой с моею дочерью, дочерью ничтожного священнослужителя. Вряд ли это правда, но, ежели это так, позвольте обратиться к вам с просьбой. Живет в Китасиракаве один негодяй по имени Танкай. Не знаю уж, по какой там причине, но преследует он меня своей ненавистью, и как бы хотелось мне, чтобы вы меня от него избавили! Сделать же это можно так. Вечером он, наверное, отправится в храм Тэндзин, что на Пятом проспекте. Ежели вы тоже пойдете туда на ночную молитву, вы его там зареже- те и принесете сюда его голову, а уж я буду неустанно поминать вас всю свою жизнь.
"Хотел бы я знать, что у него на уме",- подумал Есицунэ и сказал:
- Повинуюсь. Я, конечно, человек невеликих достоинств,- но постараюсь, сделать все, что в моих силах. Затем он добавил:
- Что может помешать? К примеру, если он искусный камнеметчнк. Или если при нем будут телохранители. Но я сделаю так. Сначала схожу в храм, а на обратном пути спрячусь под деревом или в тени какого-либо дома и стану ждать. Он пройдет мимо, ни о чем не подозревая. Тогда я заору и брошусь на него сзади, и он побежит без памяти, словно лист, гонимый ураганом. И тут уж срубить ему голову и насадить её на конец меча будет столь же просто, как ветру вздуть клубы пыли!
Так разглагольствовал Есицунэ, дав языку полную волю, а Мастер думал: "Что бы ты ни замыслил, дружок, тебя опередят, а потому живым тебе оттуда не вернуться". И еще он думал, каким дурнем выставляет себя этот юнец.
- Счастливо оставаться,- сказал ему Есицунэ и вышел.
Он хотел было сразу же направиться к храму, но столь глубоко любила его дочь Мастера, что он сначала зашел в её покои.
- Сейчас иду в храм Тэндзин,- сказал он ей.
- Зачем? - спросила она.
- Мастер попросил меня зарезать некоего негодяя по имени Танкай.
Едва услыхав это, девица отчаянно расплакалась.
- Горе, горе! - проговорила она.- Знаю я намерения отца моего, настал сегодня ваш последний день! Долго я мучилась сомнениями. Если рассказать вам обо всем, то тем самым я нарушу дочерний долг. Но если бы я вздумала утаить, то преступила бы все клятвы, которыми связала себя с вами, а злая обида за нарушение супружеской клятвы преследует и после ухода в иной мир. И вот что я решила: связь с родителями существует лишь в этой жизни, а связь с супругом длится и в предбудущей. Кто вынесет хотя бы миг разлуки с милым, тот вынесет все что угодно, хорошее и плохое, но только это не для меня!
И, отбросив все мысли об отце, она сказала возлюбленному:
- Беги, беги отсюда, все равно куда! Вчера около полудня отец призвал к себе этого Танкая, угощал его вином, и они вели странные речи. Отец говорил: "Он совсем незрелый юнец", а Танкай сказал: "Моему мечу хватит и одного удара". Теперь-то я понимаю, что разговор шел о тебе! Быть может, ты сомневаешься в побуждениях моих, но ведь сказано, что преданный министр двум государям не служит, верная жена мужа не меняет, вот я тебе все и рассказала.
И она продолжала без удержу плакать, прижимая рукав к лицу.
Выслушав её. Есицунэ сказал:
- Я с самого начала не доверял Мастеру. Что ж, легко заблудиться на незнакомой дороге, но теперь я знаю дорогу, и негодяю не так просто будет зарезать меня. Увидимся позже.
С этими словами он покинул её. шёл поздний вечер двадцать седьмого числа двенадцатого месяца, и Есицунэ поверх нижнего холщового кимоно надел верхнюю одежду с синим печатным узором в виде цветов и птиц и просторные шаровары из плотного тканого шёлка, а поверх панциря - кафтан из пятицветной парчи, тоже с узором из цветов и птиц. И был у него на поясе меч. Когда он, попрощавшись, вышел, подруга его в тоске, что видит возлюбленного, быть может, в последний раз, упала у двери и, натянув одежды на голову, предалась безутешным рыданиям.
Перед храмом Есицунэ опустился на колени и произнес тихое моление:
- О всемилосердный Тэрдзин! Здесь священная земля, где все живое приобщается великой милости. Здесь обратившиеся к мощи и добродетели богов и будд обретают безмерное счастье и богатство, здесь молящиеся достигают исполнения тысячи тысяч желаний. Здесь твой священный алтарь. Именем твоим наречено место сие. Желаю, жажду: дай мне без промаха поразить Танкая!
Так помолившись, он поднялся и отошел к югу на сорок - пятьдесят шагов. Там росло большое дерево.
В стволе он увидел огромное дупло. Да в нем могли бы укрыться сразу несколько человек! "Подходящее место,- подумал Есицунэ.- Здесь я подожду и отсюда выйду рубиться". И он стал ждать с обнаженным мечом наготове. И вот появился Танкай.
Он шёл в сопровождении пяти или шести дюжих молодцов в панцирях и, поскольку был знаменитым вожаком беззаконных камнеметчиков, внешностью и нарядом своим совершенно отличался от всех прочих людей. На нем были исчерна-синие одежды, поверх которых облегал его плетеный кожаный панцирь, изукрашенный белыми, желтыми и синими волнистыми полосами - узором под названием "узлы и удавки"; у пояса имел он огромный меч, украшенный красным золотом, и кинжал длиной в сяку и три суна, задвинутый в восьмигранные ножны персикового цвета с белым лепестковым узором, и еще нес он, словно трость, огромную алебарду. Что же до внешности, то хоть и был он монахом, но голову не брил никогда, и она густо обросла волосами, поверх которых был напялен боевой колпак; верхушка колпака была заломлена, жесткие пряди торчали из-под него во все стороны и загибались к небесам. Словом, статью своей Танкай являл борца сумо, а видом решительно смахивал на черта.
Согнувшись в дупле, вперил в него свой взор Есицунэ и тотчас же заметил, что шея Танкая ничем не прикрыта и рубить по ней будет удобно. Танкай же, не подозревая, что его ждут и выбирают миг для разящего удара, повернулся к храму и произнес такое моление:
- О всемилосердный Тэндзин! Желаю, жажду: продай в мои руки прославленного доблестью мужа!