Охота на Золушку - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 2

Ночь в Париже

1

Прямо под окнами особняка тускло мерцала Сена, зажатая каменным корсетом набережных. От дома ее отделяла лишь узкая лента автотрассы в кайме пешеходных дорожек. Из-под черного зева моста выплыл белый прогулочный теплоход, на котором суетились нарядно одетые туристы. Должно быть, там играла музыка, так как по палубе, на крошечном пяточке между столиками, кружились пары, наталкиваясь друг на друга. Однако все звуки внешнего мира — музыку, автомобильные гудки и гул моторов, шум города — поглощали тройные рамы, снабженные к тому же специальным высокочастотным генератором, выполняющим роль фильтра. «Должно быть, аренда такой квартирки в самом центре Парижа обходится не дешево», — язвительно подумал мужчина у окна. А всей пользы от нее — две-три встречи в месяц, не больше. Более частые посещения посторонними элитного дома могут вызвать у жильцов ненужные подозрения. Впрочем, консьерж наверняка состоит на довольствии у контрразведки.

Мужчина, рассматривавший баржи и теплоходы на реке, являлся одним из руководителей парижской криминальной полиции. На явочную квартиру его пригласили коллеги из ДСТ, службы безопасности территорий французской контрразведки. С таким же успехом они могли бы побеседовать в официальном офисе одной из служб, но охотники за шпионами настояли на рандеву на нейтральной территории. «Чтобы не привлекать ненужного внимания к контактам двух ведомств», как объяснили контрразведчики. «Чтобы оправдать расходы на аренду роскошной квартиры», как понял полицейский.

Хозяин квартиры, по крайней мере, номинальный, сидя за роскошным бюро времен последнего Людовика, изучал досье, принесенное коллегой с набережной Орфевр. Там располагалась Полис Жюдисер — уголовная полиция. Еще раз посмотрев на фотографии, подшитые к досье, контрразведчик поднял голову:

— Я вижу, вы давно точите зуб на этого русского. Так почему он до сих пор на свободе или не выслан из страны?

Полицейский отвлекся от созерцания набережной и развернулся к собеседнику:

— Этот вопрос я могу адресовать и вам. Засадить мерзавца за решетку не так-то легко. У нас нет даже формального повода для его ареста, не говоря уже о фактах, способных убедить присяжных. Гусаров сам не марается, — он лишь отдает приказы, которые исполняют рядовые члены его организации. Но еще никто не согласился дать против Гусарова показания. Что же касается высылки… Попробуйте выслать человека, у которого в друзьях не только послы стран СНГ, но и некоторые наши парламентарии.

Контрразведчик закрыл папку и провел по ней рукой, будто поглаживая:

— Возможно, мы поможем вам избавиться от этого парня, — произнес он вкрадчиво.

— Правда? — ухмыльнулся полицейский. — Так, как это показывают в боевиках?

— Ну зачем же? — рассмеялся контрразведчик. — Вы ведь знаете, наша обычная практика кардинально отличается от того, что проделывает на экране Бельмондо. Мы просто передадим вам материалы, которые позволят арестовать Гусарова за контрабанду.

Контрразведчик встал с кресла и прошел в угол комнаты к сейфу, спрятанному за картиной.

— Нас напрасно обвиняют в бездействии, — он набирал шифр. — Девиз французской разведки: информация без действия — ничто. Но из-за специфики работы мы не слишком рекламируем собственные успехи. Чаще приходится уступать лавры другим. Поэтому, желательно, чтобы вы не раскрывали источник получения материалов на Гусарова.

Теперь настал черед полицейского садиться за стол и читать досье. С каждой строкой становилось все более ясно, что на сей раз Гусарову не отвертеться. Полицейский не стал спрашивать об источнике — собеседник все равно не ответил бы. Но по некоторым деталям было видно, что документы поступили из России. Поэтому он лишь поинтересовался:

— Что вы хотите за эту любезность?

— Лишь одно: арест Гусарова должен быть произведен сегодня. Кроме этого мерзавца, должны быть арестованы подонки помельче, входящие в организацию Гусарова. Вот их досье, с указанием адресов. Советую вам поспешить — клиента могут предупредить и он скроется. Тогда весь многомесячный труд пропадет даром.

Контрразведчик умолчал о том, что настоящей причиной ареста Гусарова стала его причастность к подготовке покушения на одного из русских финансовых магнатов, ожидаемого в Париже на днях. Потому и торопила контрразведка полицию с арестом, чтобы вместе с Гусаровым задержать одного из подручных убийцы. К сожалению, те, кто передал досье, не сообщил имени киллера. Утверждали, что сами этого не знают. Известно только прозвище — Охотник. Зато русские оказались весьма осведомленными в других вопросах. В обмен на любезность они предложили весьма любопытные сведения о французской корпорации «Матра». Согласно этой информации, в исследовательском отделе этой оружейной компании работает агент Багдада. Русские передали досье на иракского офицера, курирующего агента-француза в «Матре». В свое время этот офицер получил образование во Франции, затем проходил подготовку в СССР. Как и русские, французы имели собственный взгляд на иракскую проблему, несколько отличающийся от позиции Запада в целом. Но даже при относительной «мягкости» к Багдаду судьбу офицера-разведчика можно было считать решенной. Через куратора нетрудно выйти и на шпиона. Возможно, агента предадут суду, а, возможно, и разведчик, и агент бесследно исчезнут. Таким образом, французы оказывались в тройном выигрыше: избавлялись от преступника Гусарова, предотвращали убийство на своей территории и получали наводку на шпиона. Русские тоже не оставались в накладе. Сдавая иракца, «на халяву» получающего современные западные технологии, они наверняка думали о выгодах собственных оборонных предприятий, заинтересованных в экспорте вооружений.

* * *

Приглашение мужа съездить в Париж стало для Татьяны Бачуриной приятной неожиданностью. Она много раз посещала этот город проездом, несколько раз подолгу жила в нем, но готова была отправиться в столицу мира в любой момент, только предложи. Татьяна с детства была влюблена в Париж, о котором много слышала от бабушки, но видеть могла лишь в сюжетах «Клуба путешественников». Впервые же попала в город своей мечты лишь после замужества.

Петр Алексеевич был на четверть века старше жены, но оставался еще мужчиной хоть куда. А главное — славился поистине непомерным богатством, которое из года в год росло. Таня в приданое, кроме молодости, принесла «голубую кровь» — она носила титул графини. Петр Алексеевич настоял, чтобы жена сохранила девичью фамилию, и при каждом удобном случае напоминал окружающим о графском происхождении Татьяны Николаевны Бачуриной. Не так давно, чтобы еще раз напомнить о родословной супруги, Великий восстановил, в Ровске памятник ее прапрадеду, занимавшему в начале века должность ровского генерал-губернатора.

В принципе, этот брак можно было назвать счастливым. И дело было вовсе не в том, что Петр Алексеевич осыпал супругу подарками и знаками внимания. Драгоценности, яхты — все это стоило сумасшедших денег, но куда важней для Тани было, как преподносились подарки. На Рождество Великий устроил бал в честь графини Бачуриной. Да ни где-нибудь, а в Париже! Могла ли об этом мечтать Таня, родившаяся и выросшая в коммунальной квартире и считавшая свое благородное происхождение каким-то экзотическим пережитком прошлого? Все напоминало сказку.

Разместившись в гостинице и едва отдохнув после перелета, Великий принялся готовиться к предстоящим переговорам, а Бачурина собралась на прогулку по городу.

— Боже мой! Опять шляться по всем этим бульварам и «полям», на которых даже чахлой травинки не найдешь. Ведь все уже видано-перевидано, — бурчал супруг. С его точки зрения, такие прогулки являлись бесцельным препровождением времени.

Из-за важной деловой встречи Петр Алексеевич не мог сопровождать супругу, чему, впрочем, втайне радовался.

— Возьми, по крайней мере, машину, — настаивал он.

— Если понадобится, я всегда смогу воспользоваться такси.

Великий махнул рукой: делай, как знаешь.

— Возьми с собой хотя бы Андрея Дмитриевича.

Андрей Гайнанов был одним из немногих сотрудников Великого, с обществом которого Бачурина могла мириться. Она даже находила приятность в общении с Гайнановым, с которым можно было обсудить картины экспрессионистов или театральную премьеру. До недавнего времени Андрей Дмитриевич занимал должность референта Великого, но вот уже месяц как исполнял обязанности заместителя директора корпорации.

* * *

В зале, обставленном в стиле времен Империи, собрались семеро мужчин. Разговор носил непринужденный характер. Как говорится, «за рюмкой чая». Поскольку в беседе затрагивались щекотливые темы, слуг в комнату не допустили, наполнять бокалы и тарелки приходилось самим. В воздухе витал аромат дорогого табака. Собеседники часто сталкивались по делам в Москве, общаясь чаще по телефону, но собраться вместе и обсудить накопившиеся проблемы почему-то предпочли в Париже.

Обсуждали жизненно важные вопросы. Разговор вышел весьма эмоциональный, собравшиеся в зале знали друг друга как облупленных и им не было нужды надевать личину респектабельности. Оттого не стеснялись в выражениях. Со стен на вторгшихся чужаков, надменно поджав губы, взирали портреты французских вельмож прошлого, — сплошь Бурбоны и Бульоны. Дюки и принцы недоуменно вслушивались в непонятные чужеземные идиомы. Будь тут наполеоновский маршал Ней, он бы пояснил значение сих азиатских междометий. Их маршал слышал от озверевших от крови и орудийного гула русских гренадеров под Бородино, и от пахнущих сивухой и чесноком партизан, пытавшихся заарканить маршала на зимней Смоленской дороге. Но не допущен маршал в сонм родовитых Шатильонов-Шампиньонов. Худороден для них герцог Эльхингенский, князь Московский; выскочка, как и эти новые русские.

Но кто знает, придет время, и портреты присутствующих — как основателей династий новой знати — будут взирать на потомков со стен фамильных особняков и замков. Из владельцев богатств третьей степени, по квалификации графа Монте Кристо, они перейдут в более высокий разряд и перестанут зависеть от игры случая или чужой воли. А может, чьи-то родословные древа украсят геральдические щиты с гербами. Ведь и Ротшильды не всегда были баронами. Пока же их капиталам не доставало лоска наследственного богатства.

— Как долго ты пробудешь в Париже? — наклонился к Великому его сосед, председатель Союза промышленников Самойлов.

— Еще день, от силы два. Есть кой-какие дела. Да и Татьяну обещал сводить в театр.

— Татьяна Николаевна в Париже? А где вы остановились? Как обычно, в «Бристоле»?

— Нет, в отеле «Ритц». Таня настояла. Мне, собственно, все равно, в каком отеле останавливаться. Заезжай к нам вечером, будем рады.

— К сожалению, вечером я улетаю. Жаль, что не увижу твою супругу. Передавай ей привет. И позвони, когда прилетишь в Москву. Есть разговор.

— Э… О чем секретничаете? — вмешался в разговор известный бизнесмен, частый герой информационных программ и извечный персонаж «Кукол».

— Да, вот договариваемся о встрече в Москве.

— И что? Э… Для этого надо было лететь в Париж?

— В принципе, все, что мы обсуждали, можно было решить и дома, — согласился Великий.

— Ну нет, не говорите. Дома все, о чем мы договаривались, э…, тут же записали бы чекисты.

— А здесь — люди Царедворцева. — Самойлов кивнул в дальний угол стола, где восседал величественный старик.

— А при чем тут Академик? — встрепенулся любопытствующий бизнесмен.

— Отель, в котором мы сейчас находимся, принадлежит через подставные фирмы Царедворцеву.

— Ай-яй-яй… Что вы говорите? Значит, вы думаете, что все, э…, о чем мы здесь беседовали, могло быть записано?

— Не исключено. Впрочем, заинтересованные стороны все равно узнают, о чем мы говорили. Хотя люди Царедворцева постараются сделать так, чтобы это произошло не слишком скоро. — Самойлов обернулся к Великому: — А ты что нахмурился, Петр Алексеевич?

— У меня встреча назначена. Думаю, раз мы все уже обсудили, не пора ли откланяться?

На самом деле Петр Алексеевич размышлял о том, как связаться с партнером по переговорам и под каким предлогом перенести встречу в другое место. Предстоявшие переговоры были не из тех, о которых следовало знать его нынешним собеседникам. А он-то думал, что в этом отеле будет в относительной безопасности от «подслушки»!

* * *

Как и подозревал Великий, короткой прогулки у Бачуриной не получилось. С бульвара Сен-Жермен она потащила своего спутника на Сен-Мишель, наполненный бесконечным потоком машин. Затем перекусили в ресторанчике, известном тем, что когда-то здесь обедал один из гениев мировой литературы. В двух шагах расположились «Ротонда», «Дом», Купол», где вкушали пищу другие великие. Бог весть, что нашли прославленные писатели в этих заведениях французского общепита, но по сравнению со временами классиков, цены выросли, а качество кухни ухудшилось. Что не замедлил отметить Гайнанов.

— Интересно, что могло понравиться в этом ресторане Хемингуэю?

— А он здесь и не бывал, — заметила Бачурина. — У него просто не было на это денег. — Хэм обычно пьянствовал в кафе «Селект». Кстати, недалеко отсюда, в Латинском квартале.

— Я туда не пойду, — твердо заявил Андрей Дмитриевич. — Слава Богу, мы не настолько бедны, как он.

Кофе вышли пить на улицу, где прямо на тротуаре были выставлены столики и кресла. Тотчас к ним подскочил уличный фотограф, ослепив вспышкой «Поляроида». Жестом фокусника — «Ву а-ля!», протянул улыбающейся женщине моментальное фото. Гайнанов поспешил отделаться от назойливого француза, сунув тому в руку банкноту, но, видно, здорово переплатил. Француз рассыпался в благодарностях, щелкнул на прощание одним из многочисленных фотоаппаратов, свисавших с тонкой шеи, и оставил на столике визитку своего ателье.

* * *

Охотника живо интересовала история Французской революции, и, оказавшись в Париже, он обрадовался возможности воочию увидеть декорации, на фоне которых разворачивалась кровавая драма.

У каждого человека есть свои слабости. Даже у наемных убийц. Охотник обожал искусство, литературу и живопись, а также историю. О Париже он знал больше, чем гид экскурсионного автобуса, в котором Охотник проехал по городу, едва выйдя из вокзала. Например, Охотник знал, что во времена Революции не было ни бульвара Сен-Мишель, по которому он сейчас шел, ни улицы Дантона справа от него. Здесь, у моста Сен-Мишель, сходились улицы Ласточки и Старой Бойни. А на месте нынешних широких проспектов сплошным массивом стояли дома горожан. Современный вид центр города стал приобретать несколько позже, в эпоху Империи Наполеона I, но дух старого Парижа все еще ощущался здесь, не смотря на перестройки последующих лет. И прогуливаясь по расцвеченным рекламой асфальтированным улицам, Охотник явственно видел неровные камни старинной брусчатки под ногами и даже ощущал сложную смесь запахов клоаки, жареных каштанов и бараньей похлебки — низменных атрибутов давно ушедших времен. Просто удивительно, что с таким живым воображением он избрал профессию профессионального ликвидатора, своего рода палача.

Любуясь достопримечательностями, Охотник, тем не менее, не терял бдительности и потому мгновенно отреагировал на направленный на него объектив, прикрывшись журналом. Со стороны все выглядело естественно: мужчина поправляет шляпу. В следующее мгновение он развернулся к фотографу спиной, намереваясь перейти улицу, однако успел заметить, что объектом внимания проклятого папараци стал не он сам, а молодая пара, сидящая за столиком кафе. Кавалер — эдакий лощеный щеголь. А вот дама могла заинтересовать. Хотя женщина и сидела к киллеру в пол-оборота и он почти не различал черты лица, но ее осанка и манера одеваться произвели на Охотника впечатление. Аристократка, вынужденная терпеть общество заграбаставших власть буржуа… Жаль, что не удастся понаблюдать. До встречи со связником оставалось меньше часа.

Охотник повернул на Монпарнас и некоторое время шагал по бульвару, ориентируясь на Эйфелеву башню. Затем резко сменил направление, потолкался у Дома Инвалидов, проверяясь на предмет слежки, и двинулся обратно к Лувру.

Однако на встречу со связником Охотник не явился. Не пришел он и к тайнику. Напрасно полицейские и сотрудники ДСТ ожидали киллера. В самый последний момент Охотник почувствовал смутную тревогу. И этого оказалось достаточно, чтобы он отказался от согласованного с нанимателем плана.

* * *

Отставив в сторону кофейную чашечку, Татьяна рассматривала свою снимок уличного фотографа. У нее были уже десятки фотографий, на которых она была запечатлена на фоне различных достопримечательностей французской столицы, во время разного рода мероприятий: балов, приемов. Особенно, особенно связанных с первой поездкой Бачуриной в Париж. Когда ей было все внове и хотелось запечатлеть каждый момент пребывания в этом замечательном городе. Однако с первого взгляда Татьяна поняла, что снимок, сделанный уличным фотографом, станет одним из самых любимых. Молодая женщина с крошечной кофейной чашечкой в руках на фоне оживленной улицы. Непосвященный человек вряд ли сумел бы даже определить: эта улица какого из европейских городов. Никаких характерных штрихов, никаких достопримечательностей. И тем не менее для Бачуриной из всех парижских фотографий эта стала наиболее «парижской».

А ведь, если подумать, нынешняя жизнь Татьяны и началась с чашки кофе, выпитой в летнем кафе. Только московском.

Вспомнилось давнее лето, когда о поездках в Париж Таня могла лишь мечтать. В памяти вдруг всплыло, как соседка по комуналке, придав голосу значительность, сообщила, что Тане несколько раз звонил обходительный молодой человек, представившийся помощником президента корпорации «Цесарь». Он оставил номер телефона, и очень просил звонить в любое удобное время. Таня удивилась. Она слышала о корпорации «Цесарь», как о солидной преуспевающей компании. Если это по поводу работы, — зачем такая настойчивость и предупредительность? «В любое удобное время»… Позвонив по указанному номеру, Таня услышала предложение выпить чашечку кофе. Мужчина, представившийся Андреем Гайнановым, был настойчив, но пи этом чрезвычайно обходителен. И вообще, все это выглядело скорей как приглашение на любовное свидание, чем на деловую встречу. Заинтригованная Татьяна тут же дала свое согласие. Что ни говори, а Андрей Дмитриевич умеет разговаривать с женщинами.

Много позже Бачурина узнала, что послужило причиной этого приглашения. В ходе подготовки к очередной предвыборной компании, Великий оказывал поддержку одному из кандидатов на место в парламенте. Одной из рекламных акций стала передача городу здания школы, в здании, в котором ранее размещалась одна из старейших гимназий Ровска. Кстати, основанная по инициативе, пра-пра-прадеда Бачуриной. Здание гимназии было выкуплено и отреставрировано на деньги Великого. Впрочем в прессе Петр Алексеевич не упоминался. Считалось, что заслуга в осуществлении этого благородного дела целиком и полностью принадлежит кандидату в депутаты. Координатором всего этого мероприятия был Гайнанов, которому пришла удачная мысль пригласить на церемонию открытия одного из потомков основателя гимназии. К слову, личности весьма известной в городе. Наследницей титула графов Бачуриных оказалась молодая девушка, проживающая в московской комуналке и пытающаяся сделать карьеру в модельном бизнесе. Но прежде чем пригласить Бачурину в Ровск, Гайнанов решил предварительно сводить ее в кафе и присмотреться к ее манерам. Чтобы потом не краснеть перед Великим за ошибочный выбор.

В общем, Таня была приглашена на необычную для нее роль «свадебного генерала». Большую часть времени, проведенного в Ровске она составляла компанию, будущему депутату, соседствуя с ним на разного рода мероприятиях. С Великим, после того как их представили друг другу, они не сказали друг другу и десятка слов. Тем большим было удивление Татьяны, когда через неделю после возвращения из Ровска, ей позвонил Петр Алексеевич и пригласил на ужин. Во время ужина магнат вел себя сдержано-корректно. Тем не менее вскоре последовало еще одно приглашение на ужин. Месяц спустя Великий сделал предложение. Совершенно неожиданно для Татьяны. И она, тоже неожиданно для себя, не ответила отказом.

Так что, у Гайнанова были все основания считать, что именно он стоял у истоков семейного счастья Великого и Бачуриной.

* * *

Вечером Великий и Бачурина собрались посетить театр. Выбор был богат: Гранд Опера, Шамс Элизе, Комеди Франсез, Олимпия… Одни названия чего стоят. Управляющий отелем рекомендовал не пропустить премьеру, в ожидании которой уже вторую неделю по Парижу гуляли разные слухи. Билеты, конечно, все распроданы. Но для таких уважаемых гостей… Супружеская пара последовала совету управляющего.

Улица перед театром была заполнена зеваками, полицейскими и какими-то мрачными личностями с тусклыми глазами, постоянно прислушивающимися к своему «внутреннему голосу», у каждого из уха торчал проводок телесного цвета, верный признак принадлежности к «секьюрити». Обилие полиции и агентов свидетельствовало о том, что на премьеру соберутся титулованные и именитые ценители искусства. Один за другим к подъезду подъезжали лимузины, из которых выходили фрачные мужчины и женщины в умопомрачительных декольтированных туалетах, шествовавшие по красному ковру к входу. По толпе за ограждением пролетал шепоток: премьер-министр… принц… лорд..! О! Президент! Ее королевское величество..! Заминка возникла лишь один раз, когда вместо лимузина подкатил какой-то армейский вездеход, на котором прибыл известный голливудский актер. Звезда долго позировала, стоя на подножке машины под вспышками фоторепортеров, так что очередному гостю пришлось некоторое время ожидать своей доли внимания. Выйти из лимузина чуть поодаль от подъезда и пройти в театр не по красной дорожке эта публика считала верхом неприличия. Церемония прибытия именитых зрителей сама по себе напоминала представление.

Великого и Бачурину никто не фотографировал. Лишь один незадачливый репортеришка пару раз клацнул затвором, по видимости, перепутав их с кем-то.

В зале Петр Алексеевич и Татьяна увидели нескольких московских знакомых, пару министров, жену вице-премьера. Но Великий не стал, по обыкновению, использовать встречу для установления контакта или обсуждения дел — лишь раскланялся с некоторыми присутствующими.

Петр Алексеевич предпочел бы провести время в иных развлечениях. Он не понимал ни дурацких пеших экскурсий по городу, ни всяких там опер с балетами. Но супружеская жизнь — та же работа. И если хочешь, чтобы все шло нормально — терпи. В конце концов, в Париж они приехали не на век. Завтра домой.

… По окончании спектакля, супруги отправились в отель. Хотя на этом сегодняшняя культурная программа еще не завершилась. Переодевшись в номере, они спустились в ресторан. Сегодня они ужинали со знаменитостью: одним из известнейших кутюрье мира мэтром Ивом Савоном. В сущности, это был деловой ужин. Бачурина намеревалась построить в Ровске линию по пошиву готовой одежды. И не просто ширпотреба, а модной одежды под фирменной маркой. Для Великого с его бизнесом это было просто детской игрой. Но, чтобы угодить жене, он обхаживал француза, добиваясь соглашения о передаче ровской швейной фабрике последних моделей кутюрье и права использовать имя Савона в качестве фабричной марки.

Ужин закончился, когда за окнами уже серел рассвет.

…Утром Великого поднял с постели звонок будильника. Приподнявшись на локте, Петр Алексеевич посмотрел на лицо жены, в черном ореоле разметавшихся по подушке волос. Скользнул взглядом вдоль соблазнительных изгибов тела. Этой ночью Татьяна проявила такую пылкость и изобретательность, какой даже многоопытный Великий не ожидал от нее. Ради этого стоило свозить женщину в Париж. Правда, возраст у него уже не тот. От недосыпания раскалывалась голова, и Великий не представлял, как переживет нынешний день.

Петр Алексеевич с сожалением покинул теплую постель. Татьяна не услышала, как звонит будильник, как поднялся муж. Она спала со счастливой улыбкой на устах.

В спальню Петр Алексеевич заглянул только через час, успев позавтракать и одеться для выхода из дома. Бачурина неподвижно сидела перед зеркалом, улыбаясь неизвестно чему. Косметический карандаш уткнулся ей в щеку, чуть выше уголка рта. Но Таня не замечала этого.

— Доброе утро, моя красавица!

Бачурина вздрогнула, и карандаш оставил на щеке черную отметину.

— Ради бога! Не говори под руку. Посмотри теперь, в каком виде тебе придется меня терпеть!

— Ничего страшного: не будут французы засматриваться. А ночью твоих художеств все равно не видно. К тому же в темноте, знаешь ли, сподручней на ощупь…

— Ты чудовище, — парировала Таня, восстанавливая нарушенную гармонию. — Тебе не нравится мой макияж?

— Нравится. Только не понимаю, зачем тратить столько времени на то, чтобы создать впечатление, будто ты не пользуешься косметикой?

— Я всегда была невысокого мнения об умственных способностях мужчин.

— А как насчет других способностей? — Петр Алексеевич обнял жену за плечи, уткнулся лицом в ее волосы.

— Ты о вчерашнем? — кротким голоском осведомилась Татьяна.

— Угу.

— Признаю: выше среднего.

— Язва!

В притворном возмущении Великий отпрянул от жены, но Таня удержала его руки у себя на плечах. Для этого ей не пришлось прилагать много усилий — она просто положила свои ладони на пальцы мужа.

— Тебе ничем не угодишь, — пробурчал Петр Алексеевич, да так обижено, что Татьяна не удержалась от смешка.

— Что смешного?

— Сейчас ты похож на школьника.

— А ты, как обычно — на принцессу.

— Вчера Савон спросил, почему я не воспользовалась правами на титул княгини Волонцевич? По его мнению, «принцесса» звучит намного лучше, чем «графиня».

— И что ты ответила? — Великий уселся в кресло позади жены.

— Что графиней зовусь из скромности. И знаешь — он мне поверил. Для него эти титулы действительно что-то значат.

— Тебе тоже стоит более серьезно относиться к ним.

— Куда уж серьезней…

— Если ты на самом деле думаешь превратить свой Дом моды в серьезный бизнес, титул может стать дополнительным шансом в достижении успеха. Ну, а если «Контес» и дальше будет оставаться для тебя развлечением…

Татьяна взглянула в зеркало, где за ее спиной отражался муж. Савон говорил то же самое.

Француз пришел в возбуждение, узнав, что польский род князей Волонцевич, к которому принадлежала мать Бачуриной, ведет начало от сеньоров французского городка Валонсье, известного своими кружевами. Савон тут же принялся просчитывать, как это можно было бы использовать в рекламной компании будущего совместного Дома мод.

А еще, узнав, что у них с Великим нет детей, Савон заметил, что Татьяне следует родить ребенка, — это наполнит жизнь женщины смыслом. Или более серьезно подумать над своей карьерой. Бачурина смеясь ответила, что уже делает карьеру. Администратора Дома моды. Не признаваться же, что она страстно желает ребенка, но за время брака ей ни разу не удалось забеременеть. Вспоминать об этом при муже не стоило, — отсутствие детей в браке с Бачуриной Великий воспринимал едва ли не болезненней, чем Татьяна. Он даже пошел на обследование в клинике. Врачи не обнаружили у пациента никаких отклонений. Да и о каких отклонениях могла идти речь, если у Петра имелась дочь от первой жены? С Бачуриной тоже все оказалось в порядке. Но факт оставался фактом. Супругам предложили искусственное оплодотворение. Посовещавшись, они решили не спешить с этим и попробовать произвести потомство естественным путем.

Однако сегодня Татьяна подумала: не пора ли пересмотреть свое решение? Пока Великий не решил опробовать свою способность к деторождению на стороне.

— Ты куда-то собрался? — осведомилась Бачурина, оглянувшись на мужа.

— У меня деловая встреча.

— А ты не забыл, что мы сегодня улетаем?

— Помню, дорогая, помню, — Петр Алексеевич поцеловал жену в затылок и уже от двери сообщил:

— По дороге в Москву приземлимся в Базеле. На три-четыре часа.

Таня пожала плечами: Базель, так Базель.

В час, когда Петр Алексеевич с супругой поднимались по театральной лестнице, Охотник вылетел из аэропорта Орли в Москву. Его целью был Великий. Но ликвидировать банкира ценой собственной свободы, а то и жизни, киллер не собирался. Завтра у Петра Алексеевича деловой обед в одном из арбатских ресторанов. Там Охотник и решил поджидать свою жертву.

2

* * *

О прибытии этого самолета не объявили в зале ожидания, и на электронных табло не появилось соответствующее сообщение. Рейс был произведен вне расписания и совершался не обычным магистральным лайнером. Самолет, приземлившийся на одном из столичных аэродромов, принадлежал частному лицу, а именно Петру Великому. Небольшой двухмоторный реактивный «Гольфстрим G-III» рассчитан для перевозки всего нескольких пассажиров, но зато с максимальным комфортом. Создатели «G-III» позаботились об удобных креслах, способных превращаться в кровати, оборудовали бар современными кухонными агрегатами, позволяющими приготовить полноценный обед для самого требовательного гурмана. Не забыли и о развлечениях: на переборке салона установили телевизор, каждое кресло было снабжено наушниками. Кроме того, «Гольфстрим» имел на борту все необходимое для работы: компьютеры, средства связи и даже шифровальную технику. Вдобавок, высокая скорость и значительная дальность полета. Такая птичка способна совершить беспосадочный перелет на пару тысяч километров, а при соответствующей комплектации — и межконтинентальные рейсы. Кстати, «Гольфстрим» Великого имел не только необходимое оборудование и соответственно подготовленный экипаж, но, что не менее важно, сертификаты, позволяющие производить международные полеты.

Машины такого класса очень популярны среди бизнесменов Запада. А к нам мода на них пришла совсем недавно. В России же одним из первых, кто стал использовать подобные небольшие машины вместо арендованных отечественных лайнеров, стал Петр Алексеевич. Самолет, напоминающий уменьшенную копию знаменитого сверхзвукового «Конкорда», оформили как собственность швейцарской фирмы, контролируемой Великим. И вот уже год, как небольшой, но удобный «G-III» использовался для деловых поездок по стране и за рубеж. Петру Алексеевичу приходилось разрываться между Ровском, где были сосредоточены основные его интересы, и Москвой, в которой приходилось решать едва ли не все возникающие проблемы. К тому же он часто совершал поездки за границу. Великий считал «Гольфстрим» весьма удачной, хотя и очень дорогой покупкой.

Приземлившийся самолет вырулил на отведенное для него место стоянки, чуть в стороне от пассажирского терминала, где Великого ожидали несколько «Мерседесов» и черная «Волга» с мигалкой и надписью на борту. Когда реактивные двигатели смолкли, в борту открылась дверь, плавно опустившись вниз и превратившись в трап со ступеньками. Первым из самолета вышел телохранитель и огляделся.

К самому трапу подъехал один из стоящих поодаль «Мерседесов» и только тогда, в сопровождении командира воздушного корабля, в дверях появился Петр Алексеевич. Спустившись на бетон, он протянул руку, помогая супруге.

Прилетевших встречал руководитель службы безопасности концерна «Цесарь» Юрий Гришин. В прошлом сотрудник Второго главка КГБ, он до сих пор употреблял по отношению к начальству слово «инстанция», а свое подразделение называл «Службой». Мужчины обменялись рукопожатием.

Перемолвившись с Великим несколькими фразами, Гришин махнул водителю «Волги», на которой Бачурину и Гайнанова должны были подвезти к рейсовому самолету на Ровск. В этот раз Татьяна Николаевна не осталась вместе с мужем в Москве, а в сопровождении Андрея Дмитриевича возвращалась в родной город, где ее ожидали неотложные дела.

Несколько минут спустя Як-42 с Бачуриной на борту вырулил на взлетную полосу и поднялся в воздух, чтобы взять курс на Ровск. Самолет принадлежал коммерческой авиакомпании, с владельцем которой у Великого были приятельские отношения, и потому ради графини вылет «Яка» из Москвы был задержан на двадцать минут по «техническим причинам».

Проводив лайнер взглядом, Великий уселся в «Мерседес», который тотчас сорвался с места. Следом за лимузином потянулись машины сопровождения.

Устроившись на заднем сидении, Великий небрежно листал ежедневную информационную сводку, составленную его секретариатом. Каждый день, независимо от места пребывания, он начинал с ознакомления с этим бюллетенем. По мере чтения Петр Алексеевич все больше хмурился, а, дойдя до последней страницы, с силой захлопнул папку.

— Все это чепуха, — банкир постучал по досье пальцем. — Что-то ушло, что-то пришло. Где-то потеряли, а где-то приобрели. Но мне не нравятся осложнения, которые у нас появились в Ровске. Что еще за проверки? Они что, не знают, кому принадлежат проверяемые фирмы? Чья это инициатива? Мостового? Губернатор нашел себе новых друзей? — Великий всем корпусом повернулся к сидящему рядом начальнику службы безопасности концерна.

— Воду мутит наш ровский градоначальник, Ходосеев, — доложил Гришин.

— С чего это он вдруг так осмелел?

— Выясняем. Но без мощной поддержки он вряд ли рискнул бы на такой рискованный шаг.

— Мне это ясно и без твоих аналитиков. Имя назови.

— Думаю, что какую-то помощь мэр получает от Паши. Но не совсем в этом уверен. После неудавшегося покушения на вас Паша исчез и на его след мы пока не вышли. Предполагаем, что сейчас он находится в Баку или Махачкале. Удалось выяснить, что не так давно на побережье Каспия, через подставных лиц, для Паши был куплен дом с большим участком земли. По этой ниточке мы и пытаемся на него выйти.

— Паша смелый и решительный мерзавец. Но в одиночку ему «Цесарь» не проглотить. Даже ликвидировав меня. Ищите союзника. Кто-то из конкурентов хочет поживиться за счет нашей корпорации. Я хочу знать — кто этот конкурент.

— Главное — обезвредить Пашу, — не согласился с шефом Гришин. — Пока тот нового киллера не нанял.

— Что с мерами безопасности, о которых мы говорили перед отлетом в Париж?

— Особняк в Ровске оборудован новыми системами охраны. То же самое касается дома и офиса в Москве.

— Ты пригласил к нам на службу своего приятеля?

— Тормиса? Он сейчас в Ровске. Оформили как технического консультанта.

— Расскажи о нем подробней.

С личным делом нового сотрудника магнат ознакомился самым внимательным образом. Но его интересовало, какими именно словами и с какими интонациями Гришин будет говорить о своем товарище.

— Мы долго работали в одном подразделении, потом его перевели в шестнадцатое управление.

— Что это за управление? ПГУ, второй главк, девятка — это я знаю. А «шестнадцатка»?

— Шестнадцатое управление занималось радиоперехватом и электронной разведкой.

— И насколько он хорош?

— Доктор наук.

— Надеюсь, не политологии?

— Он технарь, — напомнил Гришин. — Специалист по электронике. Да к тому же с опытом разведывательной и контрразведывательной оперативной работы.

— Наверное, обойдется недешево.

— Ян окупит затраты.

— Попроси приятеля, чтобы позаботился и об офисе Татьяны Николаевны.

— Будет исполнено.

— Хорошо, что Таня не осталась в Москве…

— А что такое? — вскинулся Гришин.

— Днем у меня встреча с Модестом Семеновичем.

— Я помню о предстоящих переговорах с Гуковским…

— После обсуждения вопросов Модест, по своей привычке, может потащить меня на «мероприятие». Сам знаешь, как это у него бывает — сауна, девочки, спиртное… И вообще: когда ни встретишься с Модестом, обязательно приходится выпить как минимум полбутылки. И то, если повезет. Сам он вливает в себя горючее, как танкер. Да еще следит, чтобы сотрапезник не отставал.

— Одного не понимаю: как он при своем беспробудном пьянстве ухитряется сохранить кресло?

— Чему тут удивляться? — Петр Алексеевич тяжело вздохнул. — Во-первых, мало кто знает о его загулах — тот еще конспиратор. А во-вторых, в большинстве случаев Модест не столько пьет сам, сколько спаивает собеседника. То же самое — в отношении девочек. Такое ощущение, будто ему доставляет удовольствие получить очередное доказательство человеческой слабости.

— Если только он не собирает подобным образом компромат.

— Мне начхать, даже если в «МК» напечатают мою голую жопу. Я не министр и не генеральный прокурор, в отставку не отправишь.

— Семейные неприятности?..

— Татьяна догадывается о моих прошлых интрижках. Конечно, лишних сложностей не хотелось бы… Да и речь не о том. Против девочек я ничего против не имею. Пусть даже снимают на видео. А вот выпивка… Знаешь известную присказку: кто не рискует, тот не пьет шампанское. А я со своей аллергией на алкоголь — рискую, когда пью. Вот кто террорист, так это Модест.

— Так откажитесь.

— Нельзя. От Модеста сейчас многое зависит. Без его слова кредитов нам не видать. Так что придется после сауны лекарства глотать. Ну, хотя бы не придется от Тани нотации выслушивать. Уже плюс.

* * *

У корпорации «Цесарь», как у допотопного динозавра, имелось два мозговых центра, с помощью которых осуществлялось управление этим монстром. Кроме штаб-квартиры в Ровске, корпорация имела московское представительство. Последнее, в силу своего столичного расположения, претендовало даже на роль головного офиса всего гигантского предприятия. Россия не Америка, где автомобильные короли обосновались в Чикаго, а компьютерные — поближе к Силиконовой долине. Здесь издревле все решалось в столице-матушке. И потому ловкие парни со связями в правительстве значили для «Цесаря» ничуть не меньше, а может, и больше, чем многоопытные производственники и тертые коммерсанты, осевшие в Ровске. Некоторая разница в направлении деятельности сотрудников этих офисов отразилась даже на стилях зданий, в которых они расположились. В Москве — элегантная зеркальная конструкция, дань современной архитектуре. В провинции — монументальное здание в сталинском державном стиле, немного подновленное евроремонтом.

Однако и в одном, и в другом офисах имелись комнаты, идентичные до последней детали: для них все, начиная с мебели и кончая деловыми мелочами, закупалось в двух комплектах. Раньше не только неодушевленные предметы, но и люди, составляющие ближнее окружение банкира, большей частью оставалось при шефе неотлучно. Водитель, телохранители, референты, одна из двух секретарш, сидящих в приемной — все они вслед за боссом разрывались между Москвой и Ровском. Однажды решив, что в привычной обстановке, в кругу знакомых лиц, ему работается значительно продуктивней, Великий распорядился в московском офисе соорудить точную копию своего ровского кабинета.

Однако даже миллиардов Великого не хватало, чтобы стереть главное различие между пребыванием в столице и провинции. Если в Ровске Петр Алексеевич ощущал себя едва ли не хозяином города, то в Москве ему очень часто приходилось выступать в роли просителя. Увы, с не со всяким министром Великий не мог держаться на дружеской ноге, как с ровским губернатором. Масштаб не тот. Но Петр Алексеевич верил, что придет время, когда и он будет усаживать в министерские кресла угодных людей. И о том, что это время не за горами, свидетельствовало приглашение в Париж, где собрались на совещание самые богатые люди СНГ. В ближайшие дни Великий намеревался заложить очередной камень в фундамент растущего могущества «Цесаря». Ради этого Петр Алексеевич встречался в Париже не только с банкирами-соотечественниками, но и с иностранными финансовыми воротилами, подтвердившими свою готовность предоставить корпорации значительный заем на льготных условиях. Кусок, который намеревался проглотить ровский миллиардер, был самым большим из тех, с которыми ему доводилось иметь дело. Потому и не удивился, что на него началась охота. Предвидел это.

В московском офисе никто не удивился раннему появлению шефа. Более того, в кабинетах уже вовсю кипела работа. Петр Алексеевич был «соловьем» и его аппарату приходилось подстраиваться под шефа и не спать из ночи в ночь, подготавливаясь к началу рабочего дня. В приемной банкира ожидали руководители филиалов, служб и отделов, прибывшие для доклада. После совещания с руководителями московского представительства начался прием посетителей, который продлился вплоть до полудня.

* * *

В будни и праздники Новый Арбат всегда загружен многолюдной и многоликой толпой. А потому вести наблюдение в этом районе кажется делом простым. Тем более, когда у вас для этого достаточно агентов и все, что от вас требуется, — это сообщить, когда объект появится у ресторана «Прага», где у него назначена встреча. И все же, несмотря на соблазн, вести объект посчитали неразумным. Во-первых, охрана объекта имела достаточную оперативную подготовку, чтобы выявить слежку. Во-вторых, эффективное наблюдение требует интенсивных радиопереговоров, а ближайшие подступы к Кремлю — не то место, где стоит заниматься подобными вещами. Органы сразу же засекут оживленные переговоры, и вряд ли им придется по вкусу, что кто-то посторонний тусуется в их заповеднике. Поэтому для простого задания — наблюдения за рестораном «Прага» — была задействована целая группа агентов-детективов, фланировавших по арбатским улицам между Смоленской и Арбатской. Их число было достаточным, чтобы сменять друг друга, не мозоля глаза публике.

* * *

После ухода последнего посетителя Великий взглянул на часы. До встречи с Гуковским оставалось больше часа. Петр Алексеевич достал записную книжку с намерением обзвонить нескольких правительственных чиновников и договориться о встречах. Часто, чтобы добиться приема у нужного лица, банкиру приходилось долго обхаживать окружение сановника. Например, чтобы выйти на того же Модеста, пришлось подмазать немало людишек.

Едва только Великий вспомнил своего высокопоставленного собутыльника, как секретарь доложила о новом посетителе — Модесте Семеновиче Гуковском. Петр Алексеевич даже переспросил, не поверив своим ушам:

— Кто просит принять?

С Модестом они встречались уже несколько раз и, после нескольких совместных попоек, тот держался с Великим запанибрата. Но еще ни разу не посещал офис Петра Алексеевича. Да и не ожидал тот такого посещения, договорившись с Гуковским сегодня пообедать в «Праге». Банкир взглянул на часы, желая убедиться, что ничего не перепутал.

Встречая нежданного гостя, Петр Алексеевич встал с кресла и шагнул ему навстречу.

— К тебе не прорваться. Заставляешь дожидаться в приемной, — проходя в кабинет, заявил Гуковский.

— Модест Семенович, кто же мог ожидать, что вы приедете!

— Ладно, я не в обиде. Тем более, что секретарша у тебя смазливая. Ох, Петя! Какими девочками себя окружил! В постели-то небось хороша? Признавайся!

— Я люблю окружать себя красивыми женщинами, но это совсем не значит, что я их всех волоку в постель.

— И напрасно. Слушай, давай исправим это. Пригласим в кабинет и… Кстати, как ее зовут?

— Люся порядочная девушка. Ее родители, мои большие друзья, специально устроили дочь на это место, чтобы я приглядывал за ней. Слышали бы они ваше предложение.

— Да ладно тебе! Как же ты снимаешь напряжение? Бывает же, что вдруг приспичит?! А если нужно ублажить ценного посетителя?

— У меня имеется для это особа, обладающая как соответствующей внешностью, так и необходимыми навыками, — заверил Великий.

— Всего одна? — разочарованно протянул Модест Семенович. — Впрочем, и одна сойдет. Пригласи-ка ее сюда. Пусть по быстренькому обработает старичка. А может, мы ее на пару, а? Давай, Петя! Я тебе даже предоставлю право выбора: хочешь — спереди, хочешь — с тыла. Хотя ты помоложе. Поэтому пусть девочка меня приласкает, а ты ее в это время… А!?

Великий знал, что у Модеста имеется пунктик насчет группового секса. Но сегодня его реплики только раздражали, хотя Петр Алексеевич и старался не показать вида.

— Мы ведь собирались в «Прагу», — напомнил он. — Но если желаете, я прикажу вызвать девушку. Для вас. В комнате отдыха вам будет удобно. Там вы найдете все необходимое.

— Ты меня не понял, Петя. Трахнуть проститутку в будуаре, специально оборудованном для свиданий, — это пресно. Нет пикантности. Для остроты ощущений требуется, чтобы при совершении самого греховного акта присутствовало еще что-то запретное. Вот если бы мы отфаловали твою секретутку, а после этого она, не подмывшись, продолжала принимать посетителей — вот это да.

Великий не сумел совладать с эмоциями и брезгливо поморщился. Скорее даже мысленно, чем мускулами лица. Но Гуковский заметил мимолетную тень на лице банкира и довольно улыбнулся.

— Ладно, вызывай свою девку, — милостиво согласился похотливый старикашка. — Давай ее сюда, в кабинет. Пусть сыграет на флейте — и я поеду. Собственно, я приехал лишь за тем, чтобы сообщить тебе, что разговаривал с… Сам знаешь, с кем, — Гуковский вскинул глаза кверху. — Они обещали рассмотреть твое предложение. Но в ближайшие дни, к сожалению, встретиться с ними ты не сможешь.

— Но нельзя же тянуть до бесконечности!

— Когда говорю, что встреча откладывается, то это не значит, что твое предложение отвергнуто. Максимум через неделю тебе передадут специальное решение правительства.

— Это было бы кстати.

— Можешь быть уверен. Кстати, ты ведь уже тянулся рукой к телефону… Или передумал приглашать девицу? Небось, пожадничал для приятеля. Ладно, ладно, я пошутил. Обойдусь и без женской ласки. А по поводу обеда… Сегодня ничего не выйдет. Как-нибудь в следующий раз. А что это за мордашка? — неожиданно для хозяина кабинета Модест Семенович подскочил с кресла и, схватив со стола фотопортрет Татьяны Бачуриной, принялся его рассматривать. — Кто это? Жена? Молоденькая. Познакомь как-нибудь.

Петр Алексеевич промычал в ответ нечто невразумительное, ожидая, что Модест сейчас выдаст очередную похабщину. Но тот поставил фотографию на прежнее место, попрощался и поспешил удалиться. К несказанному облегчению Великого.

Однако прежде чем покинуть кабинет, Гуковский наклонился к банкиру и тихо проговорил: «Ты еще не поднялся высоко, Петя, а кое-кто уже начинает завидовать», — и выскочил за дверь, оставив Великого в замешательстве.

Банкир проанализировал свои чувства. Неожиданный визит должен бы радовать. Тем более, что Модест принес отрадные вести. Но откуда эта тревога? Что означает это странное предупреждение? Намек на Пашу? И почему Гуковский отказался от обеда в «Праге?»

К тревоге примешивалось совсем уж непонятное раздражение. Раньше бесцеремонное и откровенно хамское поведение сановника не вызывало у циничного банкира никаких отрицательных реакций. Еще и недели не прошло с того момента, как Петр Алексеевич пьянствовал на даче Гуковского в компании проституток и при этом ржал, как мерин, от каждой сальной шутки хозяина. Почему же сегодня ему трудно давалось общение с Модестом?

Как бы там ни было, Великий не желал, чтобы его жена знакомилась с Гуковским. Хотя еще совсем недавно строил планы попасть с ней на один из кремлевских приемов, где рассчитывал быть представленным вице-премьеру Котелкову. Всем известно, что Котелков большой поклонник женской красоты, и не отвернулся бы равнодушно от Великого, увидев рядом с ним такую даму. А представлять их должен был Модест. Теперь от этих планов придется отказаться. И не только из-за просьбы Гуковского держать контакты между корпорацией «Цесарь» и правительством в секрете.

Петр Алексеевич, нахмурившись, сидел за столом и смотрел перед собой, анализируя недавний разговор… Резкий звонок заставил его вздрогнуть — ожил телефон, номер которого был известен лишь узкому кругу высших должностных лиц корпорации. Звонил Михаил Петрович Казарин, один из директоров «Цесаря». Не скрывая тревоги, Казарин сообщил, что в Ровске происходит нечто странное. Вдруг, внезапно, ни с того ни с сего, заговорили о закрытии и переносе на другое место оптового рынка, принадлежащего «Цесарю». Еще совсем недавно стоял вопрос о расширении торговых площадей, и у городских властей не было никаких возражений. А теперь мэр Ровска Ходосеев вдруг заявил, что рынок отрицательно влияет на санитарную обстановку, мешает движению транспорта. Торговцев терроризируют налоговики, пожарники и санитарные врачи. Все попытки урезонить мэра ничего не дали. Ходосеев держится уверенно, будто ощущает за собой сильную поддержку. Казарину донесли, что со дня на день планируется серия проверок в дочерних предприятиях «Цесаря». Михаил Петрович паниковал и настаивал на срочном возвращении Великого в Ровск. Едва Великий окончил неприятный разговор, как секретарь доложила о приходе Гришина.

— Что-нибудь случилось? — Петр Алексеевич сразу заметил обеспокоенность на лице начальника службы безопасности.

— Я заметил за собой хвост, — сообщил Гришин.

Не требовалось объяснять, что если за начальником охраны кем-то установлено наблюдение, — это не к добру. Петр Алексеевич нажал кнопку селекторной связи и отдал секретарю распоряжение, в течение следующего получаса никого не принимать.

— Хвост? И кто же за тобой следил?

— Не знаю. Я попытался связаться со своими людьми и в свою очередь сесть на хвост топтунам. Но преследователи что-то заподозрили и внезапно исчезли.

— Что это может означать?

— Кто-то собирает информацию о ваших передвижениях и системе охраны.

— Знаешь, что происходит в Ровске?

— Ходосеев интригует. Я вам докладывал.

— Сегодня обнаружились новые признаки наступления на «Цесарь».

Великий пересказал содержание разговора с Казариным.

— Очень вероятно, что ровские неприятности никак не связаны с сегодняшней слежкой, — выслушав шефа, произнес Гришин. — Однако, как говорят мои бывшие коллеги, лучше перебдеть, чем недобдеть.

— Кстати, вот что еще странно… Приезжал Модест…

— Модест Семенович? Сюда? — от удивления Гришин даже перебил шефа, чего никогда себе не позволял.

— Сюда, сюда, — подтвердил банкир. — И это не самое странное. Он тоже на что-то намекал, но не захотел пояснить. Отказался обедать со мной… Что ты об этом думаешь?

— Все это неспроста. Следует усилить меры безопасности.

— Куда уж дальше, — вздохнул Великий.

После ухода Гришина банкир потянулся к телефону:

— Артур, это Великий. Обед в «Праге» отменяется. Был Гуковский, да, лично заехал, и извинился, что не сможет встретиться с нами. Придется отменить заказ. С удовольствием пообедал бы с тобой, но придется лететь в Ровск, улаживать некоторые дела. Я помню о нашей договоренности. Успею обернуться за сутки.

Петр Алексеевич поставил на место фотопортрет жены, который Гуковский сдвинул с привычного места. Усевшись в кресле поудобней, он стал рассматривать снимок.

Телефон вновь ожил. На этот раз звонила Татьяна. Легка на помине.

3

* * *

Известный всему городу особняк на Богоявленской, бывшей улице Атеистов, без преувеличений можно было назвать дворцом. Собственно, он и являлся таковым — и по внешнему виду, и по внутреннему убранству. Как же иначе? Ведь особняк служит жилищем не абы кому, а самому Петру Великому.

Это может показаться удивительным, но Петр Алексеевич Великий, мультимиллионер и меценат, имя которого гремело по всей стране, жил не в столице и не в какой-нибудь Швейцарии, как можно было предположить, а в провинциальном Ровске, сохраняя верность земле, где когда-то родился. В одном из интервью он как-то признался, что не переезжает в Москву, Париж или другую мировую столицу, дабы не затеряться среди прочих воротил бизнеса, привыкших кучковаться в мегаполисах, где удобней проворачивать крупные дела. Банкир, которого подчиненные и приятели за богатство, властность и звучное имя прозвали Царем, заявлял в упомянутом интервью: «Ощущать себя в полной мере Петром Великим я могу только в Ровске».

Так или иначе, но Петр Алексеевич являлся живой достопримечательностью Ровска. Сколотив за какой-то десяток лет полумиллиардное состояние, и контролируя вдесятеро большие активы через банк «Цесарь» и дочерние предприятия, Великий вел широкий образ жизни, подолгу живя в родном городе и лишь время от времени наезжая в столицу. Если в Москве Великий работал, даже когда сидел на банкетах или ходил с бокалом шампанского на приемах, то в Ровске он позволял себе отдыхать душой, то и дело устраивая праздники с застольем для всех желающих, маскарады с фейерверками, скачки. Не забывая за народными гуляниями и о родном городе, Великий тратил на его нужды значительные суммы, соизмеримые с теми, что расходовались мэрией, возглавляемой городским головой Ходосеевым, давним врагом и соперником Петра Алексеевича.

Великий слыл не только меценатом. Он был известен также как жесткий делец, не останавливающийся ни перед чем ради достижения своих целей. Ходили упорные слухи о том, что на совести Петра Алексеевича жизни нескольких конкурентов, не проявивших в делах с магнатом требуемой сговорчивости. А что вы хотите? Как еще человеку заработать свои сотни миллионов зеленых? Да и, к тому же, это были всего лишь слухи. Ну умер человек. При чем тут Петр Алексеевич? Он что — Бог? Он просто удачливый и богатый человек. Человек, которому очень повезло в этой жизни: и со здоровьем в порядке, и дом — полная чаша, и жена — красавица.

О жене Великого в Ровске знали не меньше, чем о Самом. Едва ли не каждый ровчанин знал, что зовут ее Татьяна Бачурина, она из старинного дворянского рода, графиня, если можно говорить о каких-то титулах после семидесяти лет советской власти. Но графское достоинство Татьяны Николаевны в Ровске никем, даже самыми большими скептиками, не подвергалось сомнению. Бачурины имели местные корни и в прошлом немало сделали для города. До наших времен сохранились здания, так или иначе связанные с Бачуриными: первая мужская гимназия, театр, здание дворянского собрания. В том числе и родовое гнездо Бачуриных. Дом, расположенный в самом центре города, на Графской улице, был недавно куплен и отреставрирован Великим. Ныне в нем разместился Дом моды «Контес», руководимый Татьяной Николаевной.

Сегодня в особняке на Богоявленской царило большое оживление, скорее даже суета. Ожидали возвращения из-за границ Бачуриной. Хозяйка дома должна была прибыть с минуты на минуту. А пока многочисленная прислуга наводила в комнатах последний марафет. Горничные сновали из зала в зал, поправляя шторы, в который раз смахивая с мебели несуществующую пыль.

Из-за бестолковых метаний прислуги трудно было уследить за каждым находящимся в доме. Поэтому охрана не заметила, как в комнату рядом с домашним кабинетом Великого проник посторонний. Из кармана человек достал миниатюрную электродрель, сверло которой было едва толще волосинки, и за считанные мгновения проделал в стене отверстие. Затем пинцетом из капсулы извлек нечто напоминающее кусочек тонкой проволоки и, прищурившись, установил ее в крохотную дыру. Это было самой трудной частью операции. После установки микрофона дырочка была залеплена пористым веществом цвета обоев. Мазок — и на стене не осталось ни следа.

* * *

Чтобы унять головную боль, Босс умыл лицо холодной водой. Седой, стоявший за спиной шефа, протянул полотенце.

— С чем пожаловал? — поинтересовался Босс, вытираясь. — Пришел похвастаться своими парижскими успехами? В чем там дело? Против кого затевалась пакость?

— Охота велась на Петра Великого.

— И кто охотники?

— Паша и еще кто-то. Скорей всего кто-то из друзей и союзников Великого.

— Кто конкретно, не знаешь? Есть предположения?

— Архитектор.

— Старый друг и старый враг. Объединились, значит. Царь осведомлен об опасности?

— Возможно, догадывается. Его шеф безопасности Гришин уж наверняка питает подозрения. И не только подозрения. Недавно он выявил агента Паши среди своих сотрудников.

— А исполнитель кто? — поинтересовался шеф, имеющий привычку загонять подчиненных в тупик «наивными» вопросами.

— Для осуществления акции нанят опытный специалист. Известно его прозвище — Охотник, — ровным голосом продолжил Седой, хотя его смущала сегодняшняя манера Босса вести разговор. — Именно он пытался подобраться к Великому в Париже.

— Я вижу — не преуспел. Значит, киллер не так уж и хорош.

— Не стоит его недооценивать. Будь он чуть похуже, уже сидел бы у французов в кутузке. Согласно вашему указанию, на Гусарова, привлеченного к организации покушения, были наведены французские спецслужбы. Они арестовали связника, который должен был оставить в тайнике для Охотника информацию и взрывчатку. Французы устроили в этом месте засаду, но Охотник у тайника не появился. Думаю, он уже в России.

— И как ты объяснишь: чем не угодил Великий Паше и Архитектору? — спросил Босс.

— Успех всегда вызывает зависть, — ответил Седой.

— Если мы отведем от Великого опасность, он будет нам обязан, — размышлял вслух Босс, при этом краем глаза наблюдая за подчиненным.

— Есть одно «но», — Седой наконец приблизился к вопросу, ради которого и явился на доклад к шефу. — Я принес вам для ознакомления досье.

— Что-то такое, чего я не знаю?

Поскольку Седой не отреагировал на его слова, Босс раскрыл папку и принялся за чтение. И почти сразу нахмурился: благополучная корпорация «Цесарь» оказалась в трудном положении. Это был кризис роста, явление неприятное, но почти неизбежное. К сожалению, Великий выбрал не самый лучший выход из создавшегося положения. Когда Босс принялся за ту часть досье, в котором сообщалось о предпринятых банкиром действиях, он нахмурился еще больше. Мрачное выражение не покинуло лица старика вплоть до окончания чтения всего десятистраничного досье.

— Это все, что известно о предстоящей сделке? — поинтересовался Босс.

— В ближайшие дни состоится встреча между Великим и Бернштейном. Они должны были начать переговоры еще в Париже, параллельно с «круглым столом», но что-то спугнуло или Великого, или Бернштейна. Они встретились, но серьезный разговор перенесли на будущее. И, по-видимому, в Швейцарию.

Бернштейн, несколько лет назад получивший американское гражданство, успешно действовал в сфере кредитов, контролируя через свой нью-йоркский банк несколько финансовых структур в странах СНГ. Этот банкир был известен Боссу своими тесными связями с некоторыми крупными корпорациями США и Европы, привлекавшими Бернштейна в качестве специалиста по России.

Сложная ситуация. Настоящий гордиев узел, разрубить который означало открыть дорогу новым проблемам.

— Мы можем как-то помешать соглашению?

Седой лишь пожал плечами.

— Хороший мужик Великий, но не понимает, что творит, — посетовал Босс и поморщился, то ли для демонстрации своего неудовольствия, то ли не в силах больше терпеть боль.

— Благими намерениями вымощена дорога в ад, — согласился Седой, предугадывая просьбу шефа и доставая из аптечки обезболивающее.

— Эта туфта давно перестала мне помогать, — отверг лекарство Босс. — А более сильные средства применять не хочется. Наркотик он и есть наркотик. Один обман. Лучше потерпеть. Человек ко всему привыкает.

Седой спрятал медикаменты обратно в аптечку и заметил как бы между прочим:

— Если бы Охотник преуспел, у нас сейчас не было проблемы с Великим…

— А он, Охотник, мог преуспеть?

— Нам не известно, кто конкретно скрывается под этим псевдонимом. Но, судя по косвенным данным, как исполнитель он на уровне. А вот заказчики… При всем желании Паша и Архитектор не в состоянии обеспечить необходимую техническую и информационную поддержку. Гусаров мог вполне проколоться и без нашего содействия. Использовать его было глупо со стороны Паши.

— А мы смогли бы? — коротко бросил Босс.

Седой ответил не сразу. Тон, которым был задан вопрос, не обманул его. И потому он тщательно подбирал для слова ответа:

— Ликвидация Великого решила бы возникшую с ним проблему.

— Лишь только в том случае, — уточнил Босс, — если произойдет это до подписания соглашения о создании консорциума с американцами. А если после — янки попросту проглотят «Цесарь» с потрохами. А нам это вовсе ни к чему.

— Так, может, поторопить киллера? — Седой ухмыльнулся и тут же осекся под взглядом Босса. Старик не понимал подобных шуток.

— «Нет человека, нет проблемы» — это, конечно, красиво сказано, но не правильно. Знаешь, что по этому поводу сказал бывший сотрудник ЦРУ Джек Мори? «Я не нахожу в убийстве ничего неправильного с моральной точки зрения. Проблема состоит в том, что вы никогда не можете быть уверенны, что новый человек будет лучше прежнего: вот в чем сложность». Чему вас только в Андроповском институте учили? Я цивильная штафирка и то кое-что соображаю в подобных делах. А вам, профессионалам…

Седой, в недавнем прошлом кадровый разведчик и при этом кандидат экономических наук, оставил замечание старика без комментариев. В прошлом Босс возглавлял Институт США и Канады, где изучил Главного Противника столь дотошно, что ему могли позавидовать даже коллеги из Ясенево. Кроме того, на протяжении жизни он неоднократно принимал участие в различных дипломатических миссиях, зачастую секретного свойства. Уж кто-кто, а он профаном в делах разведки не был.

— В случае смерти Петра Алексеевича, — продолжал Босс, — в «Цесаре» не останется ни одной фигуры, способной сохранить корпорацию и тем более отстоять ее перед натиском янки. Так что не следует спешить с крайними мерами. Попробую договориться по-доброму.

Седой имел на этот счет собственное мнение, но спорить со стариком не стал. Он знал, что Великого не оставят в покое, и киллер продолжит свою охоту уже в Москве. Но ничего Боссу не сказал. Седой считал, что проблемы следует решать по мере их возникновения. Сейчас самой большой проблемой являлись контакты Великого с американцами. И если Охотник берется разрешить эту проблему вместо Седого, зачем ему мешать?

— Как я понимаю, в окружении Великого есть и твои агенты, — после некоторого молчания произнес Босс и спросил: — Усиление мер безопасности этим Гришиным не приведет к их раскрытию?

— Не исключено. Но мы не можем заморозить их работу.

— Это и ежу понятно. Наоборот, в данной ситуации следует активизировать агентов. Я лишь боюсь, что раскрытые агенты выведут службу безопасности Царя на наш след.

— На этот счет можете быть покойны.

— И насчет того, чтобы поторопить исполнителя… Для этого следует хотя бы знать его имя. Ты так не считаешь?

* * *

Осень в этом году выдалась на удивление теплая. Обычно короткое «бабье лето» затянулось. Давно уж пора бы начаться листопаду, а деревья все продолжали красоваться в летнем убранстве. И лишь при внимательном взгляде становились заметны редкие пожелтевшие листки, стыдливо прячущиеся среди зелени как напоминание о приближающейся осени. Город, полный цветов и солнца, — таким было первое впечатление Тани, вернувшейся в Ровск после двух недель отсутствия.

В аэропорту Бачурину ожидала целая свита. Огромный «Линкольн» с флажками корпорации «Цесарь» на капоте подогнали к самому трапу. Впрочем, подобное внимание к своей особе давно перестало смущать или удивлять Бачурину, став привычной частью жизни, как драгоценности и туалеты от лучших мастеров или отдых в Ницце. От обычной церемонии встречи, сегодняшняя отличалась лишь большим числом подтянутых молодых людей среди встречающих.

Прибыв на Богоявленскую, «Линкольн» и машины сопровождения не остановились, как обычно, у парадного подъезда, а свернули во двор, к боковому входу. Часть машин блокировала обе стороны улицы, хотя, как это было известно Бачуриной, в соседних домах служба безопасности концерна имела пункты наблюдения. К своей безопасности Великий относился серьезно.

Телохранитель, сидевший на переднем сидении «Линкольна», выскочил из машины, едва та остановилась, помог выбраться Бачуриной. (Гайнанов, сопровождавший Татьяну Николаевну, обошелся без посторонней помощи.) Швейцар в расшитой золотом фуражке и ливрее с галунами поспешил распахнуть перед хозяйкой дверь.

В вестибюле Бачурину встретила привычная прохлада и мягкие переливы мрамора. Однако кроме дворецкого Павла, она увидела еще двоих молодых людей. Их джинсы и кожаные куртки выглядели чужеродными среди всех этих начищенных бронзовых светильников и витых колон, подпирающих свод. «Кожаные» скользнули настороженными взглядами по Бачуриной, придирчиво «ощупали» Гайнанова, будто видели его в первый раз и подозревали зама Великого в злонамеренности.

Дворецкий Павел произнес приличествующие случаю слова и, ступая, как павловский солдат, пошел впереди, указывая дорогу.

Когда-то вестибюль украшали огромные зеркала и совершенно не уместный в этом месте камин. Бачуриной стоило огромного труда убедить мужа убрать и то, и другое. А заодно уменьшить количество картин и антикварных предметов в следующей за вестибюлем комнате, где вдоль стен извивалась лестница, ведущая на верхние этажи. У основания лестницы застыли фигуры латников с алебардами в руках. Рядом небольшая старинная пушка. Напротив — рыцарь в полном облачении на черном, как смоль, коне. Конь и латники выглядели живыми, хотя и были отлиты из пластика. Суперсовременный материал, из которого были сделаны манекены, только подчеркивал подлинность средневековых доспехов и оружия, так же, как и сбруя на коне. На стенах много оружия: двуручные мечи, секиры, мушкеты, доспехи. Здесь же картины на батальные и рыцарские темы. Бачуриной не нравилось это крыло огромного здания. Пространство казалось перенасыщенным произведениями искусств. Даже просто скользя по стенам привычным взглядом, человек уставал от наплыва впечатлений, не осознавая этого. Анфилада залов, переполненных экспонатами, больше напоминала музей, чем жилище. Первое время Таня частенько ходила сюда, подолгу останавливаясь перед картинами и любуясь работой старинных мастеров. Но ежедневно ходить мимо выставки шедевров — это уж слишком. Даже прекрасное должно отвечать принципу «всего в меру».

— Почему мы не воспользовались центральным входом? — недовольно поинтересовалась Бачурина.

— Распоряжение Петра Алексеевича, — кратко ответил Павел, замедляя шаг и развернувшись всем корпусом к хозяйке.

— И с чем оно связано?

— Рекомендация службы безопасности.

— У Гришина обострилась мания преследования?

Павел не ответил хозяйке, а лишь склонился в поклоне, что можно было воспринимать как угодно. При этом он сохранил деревянное выражение лица и не прервал размеренного движения по зеркальному паркету.

— Всему этому великолепию место в картинной галерее, — вздохнула Бачурина, проходя через очередную комнату, чьи стены сплошь были увешаны картинами.

— Петр Алексеевич хочет в будущем открыть эти залы для посещения, — заметил ранее молчавший Гайнанов. — Благо тут отдельный вход.

— Великому не дает покоя слава Третьякова, — с иронией произнесла Бачурина, которую иногда раздражало тщеславие мужа.

Пройдя в свои комнаты, Татьяна Николаевна заметила, что некоторые предметы обстановки стоят не на привычных местах.

— Пришлось произвести некоторые работы, — пояснил дворецкий.

— А что с окнами? — спросила Бачурина, заметив что стекла не столь прозрачны, как обычно, и имеют непривычный оттенок.

— Их покрыли специальной пленкой, придающей стеклам дополнительную прочность. Кроме того, она обладает зеркальными свойствами.

— Это инициатива Гришина? — поинтересовалась Бачурина.

— Я получил распоряжение от Петра Алексеевича. Еще до вашего отъезда.

Таня слушала объяснения и думала: до чего же мужчины любят играть в солдатики. К чему все эти предосторожности, если окна комнат выходят во двор, где не может быть посторонних?

— Какие еще распоряжения отдал Петр Алексеевич?

— Об усилении мер безопасности.

— Это я уже заметила, — поджала губы Бачурина.

Павел помедлил, но все же решился, заранее зная, что его слова вызовут недовольство хозяйки:

— Петр Алексеевич распорядился подобрать для вас постоянного сопровождающего.

— Кого?

— Телохранителя. Он ожидает в гостиной. Если разрешите, я представлю его вам. Так же, как и специалиста… э…, отвечающего за техническую сторону вашей охраны.

Выслушав дворецкого, Бачурина нахмурилась, но не стала спорить и произнесла:

— Хорошо, попросите их сюда.

Приглашенные не заставили себя ждать, будто ожидали этого вызова.

— Максим Кузнецов, ваш сопровождающий. Ян Эдуардович, технический консультант, — представил Павел вошедших.

Максим сразу понравился Бачуриной. Молодой симпатичный парень, добродушный и жизнерадостный. Внешний вид Кузнецова совсем не соответствовал образу телохранителя, созданному Кевином Костнером.

О втором человеке Татьяна не смогла составить однозначного мнения. Худой, светлоглазый и светловолосый, как все прибалты, среднего роста. Ни внешним видом, ни манерой поведения этот человек не выделялся. Бесцветный, невзрачный, никакой — вот и все что могла сказать о нем Бачурина. Хотя, возможно, он являлся большим специалистом в своем деле.

— Рада нашему знакомству, — Татьяна одарила новых знакомых очаровательной улыбкой. — Но мне хотелось бы привести себя в порядок после долгой дороги.

— Если я понадоблюсь, нажмите кнопку вызова, — Макс продемонстрировал, что и у него с улыбкой все в порядке.

Ян Эдуардович молча поклонился и удалился с кислой миной.

Оставшись одна, Бачурина подошла к телефону и набрала номер московского офиса мужа:

— Петя, что это значит?

— Ты о чем, Танюша? — удивился Великий.

— О телохранителях и… перестановках в доме.

— Как тебе твоя гвардия? — живо откликнулся Петр Алексеевич.

Подумав, Бачурина ответила:

— Макс, похоже, неплохой парень. А вот второй…

— Ян Эдуардович? Он тебе не понравился?

— Напоминает рыбу. И выражение лица такое же. Рыбье.

Великий хохотнул:

— Гришин предупреждал меня. Он говорит, что у Тормиса это обычная мина. Но Ян Эдуардович первоклассный специалист. Между прочим, доктор наук. И тебе не придется слишком часто общаться с ним. Тормис установит у тебя в кабинете свои штучки и на этом ваше сотрудничество завершится.

— К чему эти предосторожности? — спросила Татьяна. — Или ты действительно оказался вовлеченным в мафиозную войну, как вчера напечатала «Пари-матч».

— Мафиозную войну? Интересно, что в Париже могут знать такого, чего не знаем мы в Ровске?

— Так французы правы? — настаивала Бачурина.

— Насчет чего?

— Мафиозных войн.

— Ни в коей мере. Ты ведь знаешь — я сейчас совершенно ни с кем не конфликтую. В политику не лезу, жирных кусков у коллег не отхватываю.

— Тогда зачем дополнительная охрана?

Великий помолчал, обдумывая ответ, а затем признался:

— Я ощущаю какое-то непонятное давление. И, посоветовавшись с Гришиным, решил подстраховаться. Это только мера предосторожности.

— Я могу покидать дом? — поинтересовалась Таня то ли в шутку, то ли всерьез. — Или буду вынуждена сидеть взаперти в этой крепости?

— Упаси Господи держать жену под замком! — воскликнул Петр Алексеевич. — Но! — последовала пауза. — Тебе придется соблюдать некоторые правила.

— Что за правила?

— Тебе их объяснят. А куда ты собираешься выезжать?

— Само собой — на работу.

— С работой — никаких проблем. Только не задерживайся в «Контес». Договорились?

— Договорились.

— Ты у меня прелесть. Да, чуть не забыл… Откуда тебе известно о публикации в «Пари-матч»?

— Позвонил Жорж Пуадаль.

— Кто?

— Помощник Савона.

— Французского модельера? И что он хотел?

— Пуадаль позвонил мне, когда я летела в Ровск, и переслал по факсу копию статьи. Мне ее передали прямо на аэродроме.

— Ага! Тогда и ты перешли мне статейку по факсу, — попросил Великий, а затем, вспомнив, добавил: — Черт, она на французском… Ладно, попрошу перевести. Надо разобраться: откуда французы взяли эту чушь о мафиозных войнах. Ну да Бог с ними. Что ты намерена делать сегодня?

— Немного отдохну с дороги и отправлюсь в «Контес».

— Прихвати с собой Тормиса. Пусть он еще раз все хорошенько осмотрит в твоем офисе. И допоздна там не засиживайся. А то я знаю тебя.

Прощаясь, Великий хотел сказать жене, что он прилетает в Ровск, но передумал: будет сюрприз.

* * *

В «Контес» Татьяна Николаевна собралась лишь после обеда. В этой поездке ее сопровождали Макс Кузнецов и Тормис. Последний — чтобы еще раз проверить систему охраны офиса Бачуриной.

Яну Эдуардовичу не слишком пришлось по душе срочное поручение. Вместо того, чтобы позволить Тормису превратить дом на Богоявленской в неприступную крепость, Яна вынуждают заниматься безопасностью жены Великого. На ревизию системы охраны фирмы «Контес» и имеющихся там технических средств контроля много времени не уйдет, от силы полдня. Но, возможно, именно этих часов впоследствии может не хватить для предотвращения серьезных бед. Кроме того, Яна раздражало, что его, специалиста высочайшего класса, заставляют заниматься какими-то пустяками. Проверить офис «Контес» смог бы любой из подчиненных Гришина.

Тормис покосился на сидящую рядом женщину. Молода, красива. Сколько ей лет — двадцать четыре, двадцать пять? По внешнему виду не угадать: выглядит, как девочка, а держится, как видавшая виды, уверенная в себе женщина. Аристократка… Неужели она действительно знатного рода? Несомненно одно: Бачурина младше своего мужа лет на тридцать, а то и тридцать пять. Можно понять, что испытывает еще бодрый и полный сил, но уже стареющий магнат, к этой излучающей красоту и молодость женщине. Конечно же, Петр Алексеевич старается окружить ее вниманием, беспокоится о ее безопасности. Бачурина — одно из слабых звеньев в броне вокруг Великого. Она делает его уязвимым. И это Тормису не нравилось. Лучше бы ей воздержаться от возвращения в Ровск. А раз уж вернулась, — могла бы несколько дней посидеть дома. Занялась бы рукоделием, что ли… Хотя с такими ручками? Пальчики холеные, ногти полированные, да и сама вся такая ухоженная. Куда такой браться за иголку или спицы? Наверное, никогда и у плиты не стояла.

Таня заметила, как Тормис украдкой изучает ее. И, судя по его выражению лица, мнение о Бачуриной сложилось далеко не лестное. Ну и пусть — детей с ним не крестить. Татьяна отвернулась и стала смотреть в окно, на дома, мимо которых проносилась машина. Макс, сидевший рядом с водителем, поднял трубку телефона, подававшего негромкие сигналы, обменялся со звонившим несколькими фразами. Затем обернулся к Тормису:

— На месте все чисто.

Ян ограничился коротким кивком.

— Танюша, какая радость, что ты вернулась! — навстречу Бачуриной по лестнице сбежал странный субъект в фантастическом наряде, состоящем из белоснежного фрака с золотыми пуговицами, черной шелковой рубашки с пышными кружевами на манжетах и вороте, и алых шароварах.

Взглянув на франта, Таня подумала, что этот пестрый наряд наверняка вызовет у Тормиса идиосинкразию. Рядом с расфранченным пижоном Ян выглядел особенно блеклым и невзрачным.

— Здравствуй, Сережа, — Бачурина подставила щеку для поцелуя. Встречающий был главным модельером фирмы «Контес» и, кроме того, претендовал на роль близкого друга графини. Звали его Серж Ларис.

Будучи человеком творческим и к тому же большим оригиналом, он никогда не называл Бачурину иначе, как Танюша. Чем вызывал огромнейшее неудовольствие Великого. Еще больше раздражало Петра Алексеевича то, что Серж придерживался нетрадиционной сексуальной ориентации. Ну, да ладно, пусть бы придерживался. Но зачем так явно подчеркивать это бесстыдными туалетами и беспутным поведением? Сегодня, впрочем, Ларис был одет, по собственным меркам, вполне консервативно.

— Посвежела, отдохнула, очень хорошо выглядишь. Мои тебе комплементы, — Серж ухватил Бачурину под руку и повлек ее наверх. — Пойдем, тебя ожидают все наши. Заждались. Тс-с-с! И мне ничего не говори! Все сообщишь наверху! А то не простят.

Ларис демонстративно игнорировал Макса и Яна. Причина скоро разъяснилась.

— Твой несносный муж, пользуясь твоим отсутствием, делает попытки установить в «Контес» какой-то казарменный порядок, — жаловался по пути Серж. — Ввел пропускную систему. Ты видела, что у нас в холле теперь стоит вахтер? Будто это не Дом моды, а секретный объект. Какие-то типы пристают к сотрудникам с расспросами, мешают работать. Впрочем, что я плачусь? Вижу, и к тебе приставили конвоиров.

— Это временное явление. Всего на несколько дней, — попыталась Бачурина успокоить легкоранимого, модельера.

— Нет ничего более постоянного, чем временные меры. Мы уже это проходили. Передай, пожалуйста, своему мужу, что в шарагах можно сконструировать и атомную бомбу, и ракету. Только настоящее искусство за заборами с колючей проволокой творить еще никому не удавалось. Было бы проще, если бы Дважды Великий решил, наконец, кем он желает себя видеть — меценатом или деспотом.

— Ты несправедлив к Петру Алексеевичу, — заступилась за мужа Бачурина.

— Несправедлив? Пожалуй, — охотно согласился Ларис. — Возможно, твой муженек еще хуже, чем я о нем думаю. Тебе лучше знать.

— Если бы я не знала тебя, то могла бы подумать, что ты ревнуешь. Иначе твою антипатию к Петру Алексеевичу не объяснить.

— Татьяна Николаевна, — вмешался в разговор Тормис, — если вы не против, я оставлю вас и осмотрю дом.

— Пожалуйста, Ян Эдуардович. Вам нужен провожатый?

— Нет. Я знаком с планом здания.

«Даже так, — удивилась Бачурина. — Когда же ты успел?»

* * *

Великий собрался ехать на аэродром, когда в приемной столкнулся с Гришиным.

— Есть разговор? — высказал догадку Петр Алексеевич. — Пойдем в кабинет.

Усевшись в огромнейшее кожаное кресло, напоминающее трон, Великий достал сигару и принялся раскуривать ее, ожидая, что поведает главный телохранитель. Настроение после обеда было превосходное. И хотя Петр Алексеевич ожидал, что услышит нечто неприятное, даже это не могло нарушить его благодушия. Гришин уселся в кресло напротив, поправил складки на брюках:

— Мы вычислили связника, через которого неизвестный союзник Паши поддерживал контакты с Ходосеевым.

Великий оставил попытки раскурить сигару и уставился на Гришина. Выдержав паузу, шеф службы безопасности назвал имя. Так и не зажженная сигара полетела в пепельницу:

— Мерзавец!

Лицо Великого налилось кровью, пальцы сжались, будто смыкаясь на шее врага. Подавшись всем корпусом вперед, Петр Алексеевич издал нечто, напоминающее рык. Названный связник, депутат парламента, был одним из тех, кто недавно гостил в доме Великого. Тем не менее, Петр Алексеевич сразу поверил помощнику. Знал, что столь тот не бросит серьезное обвинение просто так, без веских оснований. Однако это имя банкир ожидал услышать меньше всего. Хотя бы потому, что не представлял, как предатель может найти общий язык с Пашой.

Через мгновение Великий сумел совладать с собой. Расслабившись, откинулся в кресле, долго молча барабанил пальцами по столу, сердито сопел. Затем, уже более спокойно, спросил:

— Как вы на него вышли?

— Мы проверили тех, с кем Ходосеев встречался или вел разговоры по телефону.

— Таких я могу назвать несколько десятков, если не сотен. Начиная с себя самого, — пробурчал банкир. — Ты уверен, что депутат настраивал Ходосеева против меня? Может, это был обычный обмен любезностями?

— Записи самих разговоров у нас нет, — признался Гришин. — Но содержание их известно.

— Каким образом?

— От самого Ходосеева. Нам удалось найти подход к одному из его доверенных лиц.

— Вот сволочуга! — реплика Великого относилась не к мэру, а к двуличному депутату. — А еще набивался в друзья.

— По поводу друзей, — Гришин сделал паузу. — Хочу обратить ваше внимание на Юсупа Джафарова. Нам стало известно о его встречах с Боксером.

Юсуп Джафаров был предпринимателем средней руки, чьи капиталы имели темное происхождение. Великий вел с ним несколько совместных дел. Иногда не вполне законных. Джафаров не был уголовным авторитетом, но имел связи в криминальном мире. От него можно было ожидать неприятностей. Тем более, Юсуп был земляком Паши… Что касается Боксера, то этот предводитель одной из ровских криминальных группировок давно, еще с «кооперативных» времен, враждовал с Великим. Конечно, ни Юсуп, ни Боксер сами по себе не могли тягаться с «Цесарем». Но их неожиданная «дружба», так же, как и «наезды» Ходосеева, явно координировались из одного центра.

Петр Алексеевич потянулся за новой сигарой. Отрезал кончик золотой гильотинкой, установленной на столе, долго держал зеленовато-коричневую сигару над огнем, раскуривая. Наконец выпустил первую струю дыма.

— Все складывается. Депутат — передаточное звено между мэром и «Другом», — так банкир называл своего неизвестного врага, скорей всего даже числящегося союзником Великого. — А Джафаров связник между Пашой и ровскими уголовниками. Наступление сразу на всех уровнях. Снизу на нас давит Паша, одновременно подготавливая мое физическое устранение. А в высших сферах тайно пакостничает этот мерзавец. Он же снабжает Пашу информацией и финансирует их совместное «предприятие».

— Кто предупрежден, тот вооружен.

— Древним легко было выдумывать изречения, — устало проговорил Великий. — Что будем делать?

— Вы по-прежнему намерены лететь в Ровск?

— Обязательно. Там наша вотчина, и именно оттуда следует наводить порядок. В первую очередь в собственной штаб-квартире. Там немало колеблющихся, готовых перебежать к более сильному. И надо взяться за Ходосеева. Надоел уже.

— Есть у нас задумка, как поприжать мэра. Кстати, Тормис предложил, изучив его досье.

— С охранными системами дома он уже закончил? В свете того, что ты мне рассказал, придется принять некоторые дополнительные меры предосторожности. Но чтобы не спугнуть наших «друзей», все приготовления следует сохранить в тайне.

— Мне Тормис понадобится в Москве, — заметил Гришин.

— Хорошо. Поступай, как знаешь. После возвращения из Швейцарии займемся моими московскими «друзьями». Надеюсь, ты назовешь мне имя «Главного Друга». Того, кто направляет руку Паши. У тебя все? Или хочешь еще чем-то обрадовать?

Гришин решил не говорить Петру Алексеевичу о том, что даже среди его личных телохранителей обнаружился предатель, сообщающий своим новым хозяевам обо всех передвижениях шефа.

— Да так, всякие мелочи, — ответил шеф службы безопасности.

* * *

В демонстрационном зале действительно собрались все сотрудники Дома моды. Едва Таня показалась в дверях, как помещение огласилось приветственными возгласами. Бабахнули хлопушки, осыпав вошедших конфетти. Таня и сама расцвела улыбкой и, видя что на нее устремлены два десятка пар ожидающих глаз, крикнула:

— Савон согласился! Зимой едем во Флоренцию!

Зал взорвался криками восторга и аплодисментами. Сотрудники «Контес» окружили Татьяну Николаевну, оттеснив Макса, не знающего, как держаться в данной ситуации. На Бачурину обрушился шквал вопросов о Париже, о моде, о Савоне. Отпускали графине комплименты, делились ровскими новостями… Энтузиазм и радость по поводу приезда хозяйки фирмы были непритворными: Бачурину действительно любили.

— А сейчас — наш сюрприз! — провозгласил Ларис.

Кольцо вокруг Бачуриной тут же расступилось. Серж принял позу конферансье, объявляющего номер, вытянул вверх руку и провозгласил:

— Итак, приготовьтесь, господа! Как говаривал незабвенный Фагот: эйн, цвей, дрей!

Одновременно с последним словом помещение с предусмотрительно завешенными окнами погрузилось во мрак. В наступившей тишине где-то сбоку послышался звук падающего предмета и чьи-то негромкие ругательства.

Заиграла музыка. На подиуме возникло светлое пятно, в котором можно было угадать вращающееся на специальной подставке роскошное бальное платье. Внезапно вспыхнули люстры под потолком, на миг ослепив собравшихся. Оглянувшись, Бачурина увидела, что это Макс нащупал выключатель и поспешил врубить освещение. Чуть поодаль, у стены, валялся опрокинутый столик, оказавшийся на пути телохранителя.

Убедившись, что с хозяйкой все в порядке, Максим с облегчением вздохнул. Сюрпризы, подобные нынешнему, могли довести его до инфаркта.

— Молодой человек, вы специально вырядились в коричневую курточку? — раздался голос Сержа. — Как намек на то, что собираетесь испортить нам праздник?

«Ну вот, — подумала Бачурина, — теперь возник конфликт между Сержем и Максом. Так сказать, между возвышенным и прозой жизни».

— Что за платье! — восторженно воскликнула Таня, стараясь отвлечь присутствующих от инцидента. — Просто чудо! Это будет украшением нашей коллекции на предстоящей демонстрации! Лучшего подарка вы мне не могли преподнести.

Похвала моментально заставила Лариса забыть об инциденте и он, опять приняв театральную позу, провозгласил:

— Это ваше платье, сударыня!

— Мое?

— Мы надеемся, что ты наденешь его на демонстрации во Флоренции, — пояснил Серж.

Все, что смогла выдавить из себя польщенная Бачурина, это банальное «спасибо». Она поднялась на подиум, провела ладонью по ткани рукава. Такого великолепного платья, она действительно никогда не видела.

— Примерь, пожалуйста, — попросил Ларис. — Хотелось бы увидеть, как оно смотрится на тебе.

— Ты мне льстишь, Сережа. Правильней было сказать: как я выгляжу в нем.

4

* * *

Бачурина переоделась в бальное платье. Полюбовалась на себя в зеркалах. В этом одеянии она была не просто красива, а неотразима. Пожалуй, стоит приложить немного усилий и даже Ларис не устоит перед ней. Что уж говорить о мужиках нормальной сексуальной ориентации. Вот сейчас ты и проверишь свои женские чары, — решила Бачурина.

Перед тем, как покинуть комнату, Таня поправила прическу. Здесь к месту был бы бриллиантовый гарнитур из колье, диадемы и серег, который подарил ей Петр Алексеевич и который Бачурина до сих пор не одевала, отдавая предпочтение любимому жемчужному ожерелью. Что ж, мягкое сияние жемчуга не сможет испортить композицию бального туалета. Но на демонстрацию она оденет бриллианты.

Когда Бачурина появилась на подиуме, в зале на мгновение повисла тишина, затем пронеслась волна негромких возгласов восхищения. Татьяна прошлась, сделала поворот, позволяя полюбоваться собой. Возможно, ее движениям не хватало отточенности знаменитых моделей, но вряд ли кто-нибудь сейчас смог бы заметить подобные мелочи. Вокруг были только восхищенные лица, мужские и женские. Даже Ларис поддался общему настроению, взбежал по ступенькам и расцеловал Бачурину в обе щеки.

О!!! — загудел одобрительно зал. Причем мужчины — с явной завистью к Сержу.

Тормис с отрешенным видом наблюдал за происходящим, хотя ощущал растущее раздражение. Во всем чувствовалась нарочитость. Ян не сомневался, что сотрудники относятся к Бачуриной с симпатией. Пожалуй, даже обожают ее. Но это обожание было чуточку чрезмерным, несло в себе оттенок искусственности. Будто участники играли навязанную им роль окружения царствующей особы. Театральность ощущалась во всем. В том, как перед Бачуриной спешили распахнуть двери, подать ей руку, выполнить малейшее ее желание. Но это Тормиса не касается. Вот что его действительно должно беспокоить, так это то, что и сотрудники службы охраны в присутствии Татьяны Николаевны не работали, а демонстрировали свое рвение. Возможно, виной тому желание Великого, чтобы все относились к его жене как к особе королевской крови. В будущем это может принести и Бачуриной, и самому Великому неприятности.

Даже Макс, которого Гришин характеризовал как молодого, но вполне профессионального работника, забыл о своих обязанностях, во все глаза уставившись на подиум.

— Следует смотреть не на Бачурину, а вокруг нее, — тихо произнес Ян, так, чтобы его услышал лишь телохранитель.

— Виноват, — Макс мгновенно собрался, и Тормис с удовлетворением заметил, как с лица парня исчезло мечтательное выражение.

«Интересно, крутились бы все вокруг девчонки, если бы не деньги ее мужа?» — подумал Ян, всматриваясь в окружающих. На Бачуриной, которая кружилась на подиуме, взгляд Яна задержался несколько дольше, чем требовалось.

«Все же в ней что-то есть. И дело не только в деньгах Великого или молодости Бачуриной», — неожиданно для себя подумал Тормис. — «Вот только Петр Алексеевич разбаловал жену. Приучил к поклонению. Намучаюсь я с ней».

Тем временем кто-то принес шампанское, побежали за фужерами. К Тормису и Максу подошла девушка с подносом, на котором стояли бокалы с искрящимся напитком.

— Пожалуйста, — улыбаясь, предложила красотка.

Улыбка предназначалась главным образом Максу.

— Спасибо за внимание, но мы вынуждены отказаться, — ответил за двоих Ян.

— Капля шампанского не может повредить таким мужчинам, — настаивала девушка, обстреливая Максима лучистыми глазами.

Тормис вновь отказался.

— Если откажетесь, вы обидите не только Настю, — вмешался подошедший Серж Ларис, — но и всех нас. Выпейте хотя бы минеральной воды. Воду, надеюсь, на службе вам разрешается пить? Анастасия, разноси шампанское другим, а я принесу минералку и поищу пустые бокалы.

Проходя мимо Бачуриной, стоящей в окружении нескольких сотрудниц Дома, Ларис не удержался от ехидства:

— А твои конвоиры прямо стоики какие-то. Не пьют ничего, кроме воды. Вот приходится идти за «боржоми». Хотя блеклому, наверное, следовало бы предложить пурген. Смотри, какой он кислый. Наверняка страдает запором.

Женщины вокруг Тани прыснули от смеха.

Тормис догадался, что смеются над ним. Его отношения с Бачуриной и ее окружением как-то не складывались. Ну и черт с ними, с этими отношениями. Он всего лишь технический консультант и совсем не обязан подстраиваться под взбалмошную девчонку и ее дружков.

* * *

Личный самолет Великого стоял в аэропорту на отдельной стоянке и круглосуточно охранялся людьми из службы безопасности корпорации и вохровцами. Впрочем, последние тоже фактически являлись подчиненными Гришина и лишь числились на авиапредприятии. Опасаясь диверсии, охранники не допускали к летательному аппарату никого, кроме проверенной бригады техников.

На летное поле выехал микроавтобус. Из него вышли члены экипажа, одетые в синие летные куртки и фуражки с золотым шитьем. Вместе с летчиками и техниками приехали несколько мужчин в штатском — кто в джинсах и свитерах, кто в плащах, кто в строгих костюмах. Эта разношерстная команда принялась осматривать вместе с техниками самолет. Часть поднялась в салон.

С верхнего этажа гостиницы, стоящей на привокзальной площади, за предполетной подготовкой наблюдал человек. Он хотел лично убедиться, что Великий вылетел из Москвы. Мощный бинокль позволял видеть не только то, что происходит на площади, но и летное поле. В том числе и стоянку «Гольфстрима».

На тумбочке пискнул пейджер. Человек повернулся в сторону проспекта.

Вот в конце улицы появились два «Мерседеса». Автомобили свернули в один из боковых проездов и через несколько минут появились уже на летном поле. Никто не досматривал пассажиров этих машин, никто не заставлял Великого и его спутников проходить паспортный контроль.

Человек смотрел, как из «Мерседеса», подкатившего к «Гольфстриму», появился Великий. Вслед за банкиром в самолет поднялся Гришин. Несколько мужчин занесли в салон багаж.

«Гольфстрим» покатил по рулежке, замер на старте. Диспетчер дал «добро» на взлет сразу же, как пилот запросил разрешение. Лайнер разбежался по полосе и легко взмыл в небо.

Человек подождал у окна несколько минут. На тот случай, если лайнер вдруг по какой-то причине развернется и совершит посадку. В жизни всякое бывает.

Лимузины и микроавтобус давно уже уехали с летного поля. Охрана побрела в дежурку.

Человек вышел из номера, спустился вниз и сел в оставленный на стоянке «жигуленок».

* * *

Оказалось, что шампанское — только начало. В соседнем с демонстрационным залом помещении в честь приезда Бачуриной были накрыты столы. Во главе на постаменте высилось резное кресло с высокой спинкой, увенчанной короной.

— Для вас, принцесса, — поклонился Ларис, плавным артистическим жестом указывая на трон.

— Это уже лишнее, Сережа, — запротестовала Таня.

— Подхалимажа и лести в отношении начальства и красивых женщин никогда не бывает много, Танюша, — заверил модельер, сохраняя самую серьезную мину.

— Твой подхалимаж я должна воспринимать как женщина или как начальник? — улыбнулась Бачурина. — И раз уж ты напомнил мне, кто в Доме хозяин, принимаю командирское решение: в этом великолепном платье я за стол не сяду. Его надо беречь. Вы заканчивайте приготовления, а я пока переоденусь.

В коридоре Макс о чем-то оживленно разговаривал по сотовому телефону. Он стоял спиной к двери и даже не обратил внимания на Бачурину. Тем более, в зал и из зала постоянно сновали сотрудницы Дома Мод.

Тормиса вовсе нигде не было видно. Видно, занялся своими датчиками и проводкой. И уродится же подобный сухарь!

«Какие разные люди меня окружают» — думала Татьяна по пути в костюмерную. С одной стороны Ларис, натура творческая и тонкая, чье стремление эпатировать публику вызвано не столько эксцентричностью, сколько желанием скрыть неуверенность перед лицом окружающего грубого мира. А с другой стороны, такие типы как Тормис, бесчувственные и циничные, будто специально созданные для выполнения грязной работы, ремесленники тайных дел. И между двумя этими крайностями — Гайнанов, образованный и культурный, чье воспитание, однако, вполне позволяет заниматься бизнесом. Таня не слишком вдавалась в детали поручений, выполняемых Андреем Дмитриевичем для Великого. Бачурина предпочитала видеть в референте приятного собеседника, с которым можно поговорить о театре, живописи, литературных новинках.

Какое счастье, что, руководя Домом моды «Контес», она не занимается бизнесом в его чистом виде. И может позволить себе жить в окружении интеллигентных и творческих людей, не обращая внимания на грубую сторону жизни.

* * *

— Все в порядке? — поинтересовался Гришин у старшего группы, осматривавшей самолет.

— Проверено, мин нет! — отрапортовал подчиненный.

— Шутник. Кстати, тебе и самому лететь на этом самолете.

— Все в норме, — уже серьезно заверил оперативник, заметив, что начальство сегодня не настроено шутить.

Великий, поднявшись в самолет впереди Гришина, уселся в кресло и углубился в чтение деловых бумаг.

В салоне занимали свои места сопровождающие. И среди них выявленный Гришиным предатель. Юрий Григорьевич испытывал желание обернуться и взглянуть на молодца, но побоялся выдать себя взглядом.

Разбежавшись, самолет оторвался от земли и через какой-то десяток минут поднялся под облака. В иллюминаторах замелькали белесые клочья туч и вскоре засияло в голубом небе по-летнему яркое солнце.

Великий зашторил занавеску, но наглый зайчик продолжал прыгать по слепяще-белым листкам документов. Петр Алексеевич пересел по другую сторону стола, в кресло напротив.

Самолет сильно качнуло. Великий прижал рукой бумаги, заскользившие по поверхности стола, поднял голову и обнаружил, что сидит лицом к остальным пассажирам. Все обеспокоено смотрели в иллюминаторы правого борта. Толька сейчас Петр Алексеевич обратил внимание на то, что сразу же заметили другие: правый мотор молчал. Левый двигатель стал работать с большей нагрузкой. Самолет выровнялся, затем стал делать плавный разворот, одновременно снижаясь.

Из кабины в хвост торопливо прошел бортмеханик. Но не успел он скрыться за занавеской, как раздался грохот. Самолет сильно тряхнуло. В наступившей затем тишине, кажущейся после рева реактивных двигателей звенящей, было слышно, как свистит рассекаемый аэропланом воздух. Корпус падающего самолета стало трясти.

Как ни странно, но Петр Алексеевич не испугался. Он продолжал верить, что летчикам удастся запустить заглохший мотор. А вот реакция Гришина оказалась совершенно неожиданной. Юрий Григорьевич развернулся в кресле и ненавидящим взглядом уставился в одного из телохранителей. Молодой парень также повел себя странно. Он побледнел, что, впрочем, в данной ситуации было естественно, отстегнул спасательный пояс, поднялся с кресла и, не отрывая взгляда от начальника, попытался сделать несколько шагов по проходу. Самолет качнуло, парень не удержался и рухнул между рядов. Но Великий успел ясно, как в замедленной съемке, увидеть, как потухли глаза телохранителя и зрачки заволокло зеленоватой дымкой. Петр Алексеевич мог поклясться в этом, хотя от парня его отделяло не меньше трех метров. И еще он был уверен, что на пол парень упал мертвым.

Смысл этой немой сцены остался непонятен для зрителей, да ни у кого и не было сейчас желания размышлять над странности поведения отдельных индивидуумов…

Обостренный слух Петра Алексеевича уловил доносящиеся из кабины пилотов громкие голоса. Кто-то отмечал угол планирования, вслух повторяя градусы. «Левый крен в одну пятую прямого угла и продолжает увеличиваться».

Тело умершего заскользило по наклонному полу к кабине пилота. Кто-то придержал его ногой. Хотя, наверное, это уже не имело смысла.

Великий понял, что надежд на спасение практически нет. В памяти всплыло прочитанное когда-то, что падающий человек умирает от страха, не долетая до земли. Сам Великий сохранял сознание вплоть до последнего мгновения.

* * *

К столу Татьяна явилась в костюме, который подарил ей Ив Савон в Париже. Туалет «от Савона» вызвал восторг у женской половины «Контес» и ревнивую зависть Лариса.

Вечер прошел весело и непринужденно. Было много шампанского, смеха и шуток. Бачуриной нравились люди, которые ее окружали, нравилось то, чем они занимались в «Контес». Эта жизнь для нее и другой ей не нужно. Впрочем, никто и не заставляет Татьяну менять образа жизни. Ну, разве что совсем немного ограничил свободу муж, приставив телохранителей. Но Таня надеялась, что это не надолго. С присутствием Макса она еще готова мириться, но общество Тормиса действовало угнетающе. Хорошо хоть сейчас он не мозолит глаза.

Кузнецов сидел в конце стола, время от времени наполняя бокал «пепси» или «фантой» и стоически выдерживая приставания и насмешки двух девиц, которых натравил на телохранителя Ларис. Время от времени Макс смотрел на часы и хмурился. Великий дал ему строгие указание привезти Татьяну Николаевну на Богоявленскую еще засветло. Назначенный срок давно прошел, а Бачурина не собиралась возвращаться домой. Тормис, тот сумел бы воздействовать на графиню. Но Яну Эдуардовичу внезапно стало плохо, и его отвезли на квартиру, куда вызвали врача.

Наконец Таня сжалилась над телохранителем и поднялась из-за стола. Ларис вызвался проводить хозяйку «Контес».

— Я еще загляну к себе в кабинет, — предупредила Бачурина и обернулась к сопровождавшему ее Максу: — Что-то я не вижу вашего угрюмого товарища.

— Он приболел. Небольшое расстройство, — при этих словах Кузнецов недобро покосился на Лариса.

Татьяна кивнула в ответ и не стала вдаваться в подробности. Кузнецов остался в приемной, и Бачурина прошла в кабинет лишь в сопровождении Лариса.

— Сережа, знаю твое чувство юмора… Ты ничего не подсыпал Яну в бокал?

— Человеку с такой миной небольшое расстройство желудка пойдет только на пользу, — смеясь ответил Серж, но заметив лицо Татьяны, тут же согнал улыбку: — Клянусь — я тут ни при чем.

Поднимая правую руку в жесте, символизирующем принятие присяги, левую Ларис спрятал за спину, скрестив пальцы. Он думал всего лишь подшутить над чрезмерно серьезным охранником. Поэтому чувствовал некоторую вину за то, что шутка обернулась болезнью человека. Но никто ведь не умер, правда?

Чувствуя себя виноватым, модельер поспешил ретироваться, заверив Бачурину, что выйдет провожать ее к машине.

Оставшись одна, Таня сняла с плечиков бальное платье, прижала его к груди, будто примеривая, и принялась кружиться в вальсе, мурлыча мелодию без слов.

* * *

На конспиративной базе, где был организован пункт радиоперехвата, человек, наблюдавший в бинокль взлет «Гольфстрима», ознакомился с записью переговоров, которые вели пилоты.

Летчики боролись до конца. Они пытались спланировать по пологой траектории и запустить заглохший мотор. Но для того, чтобы удержать аэроплан от сваливания, приходилось постепенно увеличивать угол планирования. Предпринимаемых мер оказалось недостаточно, и когда полетная скорость уменьшилась до критической, самолет обрушился в крутое пике. Пилоты пытались выровнять машину вплоть до столкновения с землей.

Человек выключил запись. Вот и все… Он посмотрел на часы. Пассажиры «Гольфстрима» были мертвы уже пятнадцать минут. И не потребовалось никаких «Стингеров» и часовых бомб. Любая комиссия с уверенностью даст заключение, что катастрофа произошла в результате технической неполадки. И пусть хоть до Судного Дня проверяют и перепроверяют технический персонал, пытаясь найти виновных — действительных организаторов этой акции не обнаружат. Все сделано чисто и аккуратно. Комар носа не подточит. Для акции было использовано средство, изобретенное английскими специалистами еще во время второй мировой войны, а затем похищенное и усовершенствованное советскими спецслужбами. Средство представляло собой быстрорастворимую таблетку, которую следовало бросить перед заправкой самолета в топливо. Человек долго хранил у себя эту чудо-пилюлю, и сегодня она пригодилась как нельзя кстати.

• «
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• »