— Шутки глупые, — сказал Антон серьезно. — Но в каждой шутке есть только доля шутки. Вспомни Библию. Помнишь Ангела, который поразил войско Сенахиррима?
— Не помню.
Антон взял Библию с полки, полистал и прочел:
— И случилось в ту ночь: пошел Ангел Господень и поразил в стане Ассирийском 185 тысяч. И встали поутру, и вот все тела мертвые.
Антон закрыл Библию.
— Вот так. Не двоих-троих. А 185 тысяч живых людей в одну ночь. Он был добрый или злой?
— Наверное, добрый. Раз Господень. Но вообще — круто.
— Бог дал жизнь. Имеет право отнять?
— Имеет.
— Ну, вот. Ангел смерти — не обязательно злой. Просто он послан, чтобы убить.
— И что, Мишка послан, чтобы убить?
— Не знаю, — ответил Антон, подумав. — Может быть, и нет. Но пока — очень похоже. Знаешь ли, с ним все время случаются такие истории.
— А может, он забияка? — предположил Митька.
— Да нет, какой забияка. Ему все время приходится иметь дело с теми, кто его старше, сильнее, как правило враг не один, а сразу двое-трое. Он словно притягивает к себе опасность.
— И — убивает?!
— Слава Богу, никого еще не убил. Вот чему я его и учу — осторожности. Жестокость должна быть умеренной. Соответствовать обстановке.
— Жестокость?… — переспросил Митька. — А Вы считаете, вообще без жестокости нельзя?…
— Если противник превосходит тебя силой, числом, оружием или уменьем — как правило, нельзя, — отрезал Антон.
Митька заболел. Заболел дядей Антоном. Волшебник, молитва — все как-то отодвинулось на задний план.
Дядя Антон оказался на редкость интересным человеком. В детстве он занимался единоборствами, несколько раз становился чемпионом чего-то там. Потом стал военным, не то десантником, не то разведчиком, и долго воевал в горах. Потом был тяжело ранен, чудом остался жив и стал жить при храме.
Детей своих он воспитывал сам. В школу они не ходили, точнее, ходили только чтобы сдавать экзамены.
Кроме того, он писал книги. Воспоминания о войне, потом рассказы о детстве, потом какую-то историческую повесть о Манчжурии. Митька почитал его книжку о войне и ужаснулся — такая она была несказочная. Странными, тревожными были и рассказы о детстве. Зато стали понятнее слова насчет жестокости. И Мишкины странности стали понятнее — он, похоже, пошел в папочку.
А вот Сашка совсем был не в папочку. Он оказался человеком общительным и мягким, и никакие истории с ним никогда не происходили. Иногда Митьке казалось, что он завидует Мишке, жизнь которго была щедрой на нешуточные приключения. А дядя Антон будто нарочно подогревал эту зависть, подшучивая над старшим сыном.
— Мишка у нас — воин, а ты — артист.
Артистом он называл Сашку за зрелищную манеру боя.
— Стоит ему почувствовать у противника слабинку, и он тут же начинает затягивать дело, играть. Издеваться.
— А в настоящем бою это ведь нехорошо?
— Естественно! К настоящему бою это отношения не имеет. Потому и говорю — артист.
Митьку взволновала идея настоящего боя. Он пытался понять, что это такое, и чем это отличается от знакомых ему школьных потасовок, уличных драк и восточных боевиков.
Одним словом, Митька увлекся дядей Антоном как раньше Волшебником. Он хотел научиться драться. Теперь это казалось важнее, чем волшебство. Молитва тоже как-то отшла на второй план. Митька не бросил повторять слова молитвы, но как-то внутренне охладел к этому делу. Молиться ни о чем не думая он совсем забросил.
— А чему именно ты хочешь научиться? — спросил дядя Антон.
— Драться.
— А тебе еще кто-то угрожает, кроме этих… Анбала и Веллера? — спросил Антон деловито, очевидно, намереваясь ликвидировать заодно и всех остальных Митькиных недругов.
— Да нет. Пока — нет. Но в жизни всякое бывает, — сказал Митька, вспомнив Папу.
— То есть, тебя заботят будущие враги. Которых пока нет, но — появятся.
— Ну, да.
— Хорошо. А что значит для тебя — драться?
Митька подумал.
— Чтобы меня не могли побить.
— Значит, для тебя бой — это самооборона, так?
Митька пожал плечами.
— Естественно. А как еще? Нападать что ли на кого-то?
— Нет, зачем. Оборона, так оборона.
Антон мгновение поразмыслил и предложил:
— Научись быстро бегать.
Митька скривился.
— Куда я побегу, — сказал он кисло.
— Некуда бежать? Тогда вооружись.
— Чем?!