— Пока — не выдал. Но обещал, что — выдам, если понадобится.
— Зачем? — спросил Митька.
— Я вообще стараюсь содействовать властям. Но в данном случае я уверен, что это не понадобится. Теперь родители Веллера узнают правду и… заберут заявление. Вот увидишь.
— Почему?
— Он, видишь ли, не объяснил им, что он — разбойник. А теперь получается — получил по делом.
— А он поправится?
— Да ничего с ним не будет. Обычная травма. Не повезло. Или, наоборот, повезло. Бывает иногда, что один удар меняет судьбу человека.
И правда, с того времени Митька никогда не видел Веллера в одной компании с разбойниками. То ли мамочка Веллера приняла какие-то решительные меры, то ли просто — разбойники предали Веллера окончательному презрению за нарушение омерты.
— Уже ночь, — пожаловался Митька. — Ума не приложу, как мне теперь идти домой.
Волшебник подумал.
— Да, дружок. Попал ты в переплет. Давай-ка мы в порядке исключения применим с тобой активное вмешательство. Я думаю, в данном случае это оправдано.
— Давайте, — обрадовался Митька. Волшебник не так уж часто пускал в ход свое волшебство, а был он — великим мастером.
— Давай-ка, это будет сон… Начиная со слов "Интересно. Когда меня били, это никакую милицию не волновало"…
Митька почувствовал, что у него все путается в голове. Фигура Волшебника расплылась, и он забылся. А наутро, проснувшись дома в своей кровати, он не мог сообразить, что же было на самом деле, а что — приснилось. Милиция вроде была… А спор с Мамой?
Родители вели себя как будто ничего не случилось, и Митька решил не уточнять…
Активное вмешательство Митьке весьма понравилось. Он и не подозревал, что Волшебник может делать такие мощные фокусы.
Но вот странность — Митька чувствовал, что желание научиться волшебству у него неуклонно слабеет. Росло желание постигнуть тайну мастера Ли.
К тому же теперь, после завершения истории с разбойниками, он и себя чувствовал немножно победителем: ясно было, что все происшедшее в последние дни — это искушение, чтобы Митька бросил молитву. А он не бросил, а наоборот, вошел в азарт.
Последовали искушения.
Тот черный маг явился Митьке опять, на сей раз наяву. Мама была крайне напугана. Дело было так.
Подойдя к большому зеркалу, чтобы посмотреться перед выходом из дома, она увидела там вместо своего привлекательного женского образа — какого-то седого деда в черной мантии. Мама обмерла, а маг шагнул мимо нее сквозь зеркало прямо к Митьке.
— Есу! Цзыду! — заорал Митька что было сил почему-то по-китайски, и видение исчезло.
Мама плакала, обхватив голову руками, и ни за что не хотела утешиться.
Зато Митька был горд и чувствовал себя сильным… очень сильным. Он не понимал, откуда у него на языке взялись священные (и почему-то именно китайские) слова, но сам факт почему-то внушил ему самые светлые надежды.
Немного успокоившись, Мама потребовала объяснений, что это за заклинания.
Пришлось рассказать про мастера Ли.
— Это не заклинания. Это Иисус Христос по-китайски.
Но Маму это не успокоило. Она собралась и поехала в Волшебный Театр, на собеседование.
— Меня мучит совесть, что я втянул тебя в эту историю, — сказал Волшебник. — Ты хотел учиться волшебству, а я втянул тебя в войну с силами тьмы.
— Да не Вы. Почему — Вы?
— Ну, ты же догадываешься, что все, что с тобой сечас происходит — это результат молитвы. Тот самый — неожиданный.
— Ну, и хорошо.
— Хорошо то, что решилась твоя проблема с разбойниками. Это просто прекрасно. Плохо то, что ты втянулся в войну, вошел в азарт.
— Вошел, — признался Митька.
— Вот и плохо. Ты же хотел обрести мир без зла.
Митька промолчал. Хотел… да, хотел.
— И я этого же хотел, — сказал Волшебник. — Молитва все перевернула. И это не совсем хорошо.
— Да что Вы! По-моему, все просто замечательно.
— Твоя мама так не считает.
— Ну, и что?
— Я считаю себя не вправе делать что-либо вопреки воле твоих родителей.
Они замолчали. Такие разговоры Митька уже слышал. И знал, чем это кончается. У него навернулись слезы.
— Не огорчайся, — сказал Волшебник. — Я уже уговорил их: ты будешь моим учеником. Теперь уже вполне официально. У меня нет детей. Я напишу завещание на твое имя, и когда-нибудь весь этот театр будет твой. А что касается молитвы, ты уже добился той цели, которую я перед тобой ставил.
— И что, хватит молиться, что ли?
— Я сказал бы, что хватит, но боюсь согрешить. Может быть. Точно я сказать не могу. У каждого своя мера.
Волшебник помолчал.
— Понимаешь, ты уже поставил сказку на колени. Она уже готова раскрыть тебе все свои тайны. Продолжать все время молиться теперь — это, может быть, жестокость.
Митька чувствовал тут какую-то недосказанность. Ему не понравилось, что Волшебник пошел на поводу у Мамы и говорит не то, что раньше. Раньше говорил: молитва все перемелет! А теперь, понимаешь, он не вправе делать что-либо вопреки воле родителей. Неувязочка получается.
Волшебник, видимо, понял митькины чувства.