Монах покачал головой.
— Трудно будет. Попросишь, попросишь, да и бросишь.
— А если все равно не брошу?
— В принципе, если не бросишь, то получишь.
— Что угодно?
— Что угодно. "Просите — и дастся вам."
— Абсолютно что угодно?!
— Абсолютно. Бог же.
— Если только не брошу?
— Если получится просить и просить без конца — это знак. Значит, Бог собирается тебе это дать.
— Так можно не только «помилуй» просить? В смысле — повторять и повторять без конца.
— Конечно. Что угодно, в принципе. Просто «помилуй» — важнее всего. «Помилуй» все в себе заключает. Но если что правда надо… проси, проси — и непременно получишь. Или отступишься, или получишь.
— Ну, вот кто-то заболел. Я просил-просил, а он помер. Или что-нибудь еще… необратимое. И что?
— Проси, чтоб воскрес. У Бога все обратимо. Все поправимо.
— И что — воскреснет?! — не поверил Митька.
— Просите — и дастся вам, — твердо повторил Монах.
— Что угодно?
— Что угодно. Если не перестанешь просить, то получишь. Что угодно.
— Так это всемогущество получается? — не поверил Митька. Он уже и забыл думать о всемогуществе.
— Конечно, всемогущество. Я не понимаю — ты же читал Евангелие. Там же — черным по белому и много раз — разными словами Сам Господь говорит об этом. И Апостолы то же повторяют. Это невозможно не заметить в Евангелии. Ты что, не читал?
— Читал… Просто как-то… не верится. А если веры нет — то и не будет же. По вере же дается, разве нет?
— Просите, и дастся вам. Проси, что тебе нужно, и обязательно получишь. Будешь просить — и Бог даст веру. Только не бросай просить.
— М-м!.. — сказал Митька с таким выражением, будто распробовал что-то вкусное. — Это хорошо. Это мне нравится. Тогда получается, что Вы с ним про одно и то же говорите?
— Я не знаю, что он тебе говорит.
— Он говорит "найди свою меру" в молитве. Хватит молиться непрестанно.
— Тут — врет, — сказал Монах уверенно. — Чего ее искать? Апостол говорит: "Непрестанно молитесь…" Вот тебе и мера.
љ
Митька полюбил Мишку. Сашу он глубоко уважал за серьезность и немыслимое сочетание крутизны с мягкостью и деликатностью. А Мишку просто полюбил. В обыденной жизни, не сопряженной с опасностью, Мишка оказался пушистым как котенок. Хотелось взять его на колени и погладить по голове. Теперь словосочетание "ангел смерти" стало Митьке понятнее. Когда не надо никого калечить и убивать — Мишка был просто ангелом — кротким, необидчивым, доверчивым. И совершенно наивным в вопросах житейских.
Оказалось, что Мишка никакой омерты знать не знает и знать не желает.
— Чепуха! — заявил он. — Почему это я обязан от кого-то что-то скрывать? И не подумаю!
До разговора с Антоном, Митька был бы шокирован таким заявлением, но теперь душа "ангела смерти" лежала пред Митькой как на ладони.
— Хорошо тебе, — сказал Митька. — Ты в школу не ходишь. А если бы ходил, пришлось бы тебе воевать против всей школы.
— Вот еще, — сказал Мишка. — Я бы сбежал.
— А если бы папа отдал тебя в школу?
— Не отдал бы.
— Почему?
— Потому что это — предательство.
— Ну, а если?…
Мишка нахмурился и не ответил. Биться против всей школы ему не казалось делом простым. Тем более рассуждать о предательстве. Со школой он не сочетался в принципе, как, скажем, тигренок. Тигренок в школе — это добром кончится не может. Конечно, он кого-то поцарапает и покусает. Но уж точно — замучат, затравят.
Впрочем, если рассуждать всерьез, Митьке было нетрудно представить, что в случае чего Саня сделался бы «крышей» для своего брата. На роль «крыши» он подходил как нельзя лучше. Скорее всего, Сашке в школе бы и драться не пришлось… почти. И Мишка мог бы по его прикрытием игнорировать любые законы. Если бы только сам Сашка не стал сторонником «омерты». Что-то подсказывало Митьке, что Саня-то как раз мог бы стать даже и ревнителем омерты. А чего ему? Папочка научил его как играть в игры — и выигрывать.
Вот если бы Саню тоже отдали в школу еще в раннем детстве — еще вопрос, чему бы он там научился. Но Джекки Чана из него точно бы не вышло. И крышей для Мишки он бы при всем желании быть не смог. И пришлось бы Мишке играть в общие игры. Никто еще от этого не ушел.
И тогда из Мишки бы не вышел никакой ангел, потому что ангелы не играют в игры. Мишка был обучен и натаскан ни в коем случае не играть ни в какие игры. Он смотрел на мир смертельно серьезно. Любую игру он гасил в зародыше, тут же выводя за рамки правил. Это-то и делало его таким опасным — для врагов.
Однажды Саня подшучивал над братцем в присутствии Мишки.
— Если бы его поставили на ринг, он бы…
— Сбежал, — подсказал Митька.
Мишка улыбнулся и кивнул. Сбегать он любил и умел, и в упор не видел тут ничего зазорного. Пока нет ПРИКАЗА наступать — избегай опасности. Так учил Антон. Сбежал — оставил врага с носом. Пусть бьется со своей тенью. Для Мишки это была как бы победа.
— А если бы его запереть в комнате с противником? — спросил Митька.
— Скинет перчатки и схватит табуретку, — сказал Саня не задумывась.
— А если нет табуретки? Вообще ничего нет. Пустая комната, — настаивал Митька.