— А серьезно — не бывает сильных и слабых стилей борьбы. Бывают разные обстоятельства. Бывают разные бойцы. Хороший разведчик, конечно, побъет плохого каратиста. А хороший каратист — плохого разведчика. Но это на татами. А в жизни — кому повезет. Шанс есть у каждого. Все в руках Божиих.
— Хороший разведчик, плохой каратист… А если одинаковые? И если шансы одинаковые?
Антон покачал головой.
— Митька, не разочаровывай меня! Мы же об этом только что говорили. В реальном бою шансы не бывают равными. А где действует благодать — такого вообще не бывает. И быть не может. Бог не устраивает соревнований!
— А если я Вас разочарую, Вы не станете со мной разговаривать?
Антон на мгновение потерял дар речи.
Вечером Митька поехал на дачу. Перед сном получилось помолиться внимательно и долго.
Наутро он поймал себя на том, что повторяет слова молитвы. Первый раз это получилось у него само собой, без усилия. Это понравилось Митьке, и он стал продолжать. Отвязав пса, он пошел по грибы, шепча слова молитвы. "А может, это еще не моя мера," — смутно думалось ему.
Молился Митька довольно долго. Это было хорошо, только грибов он не нашел. А потом его отвлек от моливы Пес. С утра он опять сцепился с Тузиком — это, что ли, подействовало… Обычно сдержанно-молчаливый, тут он вдруг начал болтать, объясняя свою философию.
— Мне что не нравится в вашей вере, — сказал Пес. — У вас Бог всемогущий, но Он позволяет совершаться разным злодеяниям. Все видит, а позволяет. По-моему, это нелепо. Вот я, например, — пес. Я лежу у песочницы, где играет малыш. Тут подходит здоровенный разбойник, и начинает обижать малыша. Я стану рвать разбойника, даже если я слабее его. Хоть я и не всемогущий…
Митька попытался Псу объяснить философию Волшебника, про приключения, и сам не заметил, как из своего знакомого светлого леса забрел в Дремучий Лес. Сначала все было так же, а потом постепенно потемнело. И вдруг стали сумерки. Сказка сделалась страшной. Митька полез в карман и вдруг с ужасом обнаружил, что волшебной шапочки нет на месте.
На Митьку напали волки. Сразу целая стая во главе с вожаком, у которого одно выражение морды наводило леденящий ужас. Это был хладнокровный палач.
Верный пес позорно сбежал. Отвлек врага на несколько секунд, и удрал что есть духу. А что он мог сделать против стаи? Он же не всемогущий.
Зато Митька успел забраться на дерево. Волки молча расселись под деревом, а Вожак прилег невдалеке, положив голову на лапы и глядя исподлобья.
— Удрал твой позорник, — мрачно сказал вернувшийся из погони за псом нервный зверь, которого Митька мысленно обозвал Шестеркой.
Это был не волк, а какой-то крупный пес, весьма болтливый. Наверное, сбежал из дому. Интересно, почему волки его не сожрали?
— Ничего. Я подожду. Ради любимого хозяина. Буду сидеть тут как верный пес. Скоро взойдет полумесяц, звездочки. Тогда мы с тобой повеселимся. Не бойся, быстро ты не умрешь.
Слушая лязгающую болтовню Шестерки, Митька застыл, вцепившись в ствол березки. Он вдруг жутко замерз, руки стали прямо ледяные. Шестерка продолжал нервничать внизу, остальные волки разбрелись и, по примеру Вожака, молча легли кто где невдалеке. Они не спешили и спокойно ждали, как ждет повар, когда блюдо созреет для трапезы.
"Главный секрет молитвы состоит в том, что ее НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕЛЬЗЯ ОСТАВЛЯТЬ," — вдруг прозвучали в воздухе слова Монаха. Митька вдруг заметил, что он давно уже не молится. Молитва казалась делом неуместным и даже лишним. "Господи, Иисусе, Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго!", — произнес Митька с великим трудом, будто ворочая камни. Это звучало странно.
- љ Ах, ты православный, хозяин жизни? Молитвенничек ты мой. Давай, читай. Зови своего Хозяина, может, Он про тебя вспомнит.
— Господи, Иисусе, Христе… Господи, Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя… — дрожащим голосом лепетал Митька.
— Слезай, мясо, я тебя сам помилую.
Он вдруг понял, что это конец. Совсем конец. Вот так он и приходит — совсем конец. Митька вруг понял, что, не послушавшись совета Волшебника, он остался без защиты. Теперь сказка восстала на него и будет мстить за свой позор и унижение. Непочтение к родителям — знак беды для тела. Зачем Митька не послушался Маму?!
— Продолжать молиться теперь — это, может быть, жестокость, — прозвучали в Митькиных ушах слова Волшебника.
"Продолжать молиться теперь — это, может быть, жестокость… это, может быть, жестокость… жестокость…" — как эхо повторял Митька.
— Давай, давай, хозяин. Пой мне свою предсмертную песенку. Давай, давай, разозли меня хорошенько. Скоро, скоро выйдет полумесяц. Но ты будешь еще долго-долго жить… — лязгал Шестерка.
Митька вдруг понял, что это сама сказка, издеваясь, называет его хозяином — несостоявшего волшебника, укротителя сказки. Что-то толкнуло его снова проговорить слова молитвы.
Тогда волки начали бесноваться внизу, прыгая на дерево. Он явно не могли достать Митьку, но с каждым волчьим прыжком Митька невольно тянулся вверх, потому что сердце его проваливалось вниз, навстречу волчьим клыкам. Чтобы не потерять сердце, приходилось трудиться, и скоро Митька почувствовал, что он смертельно устал и скоро упадет. Сумерки между тем кончались. Навалилась тьма, в облаках проглянул рогатый месяц. Молиться казалось теперь не просто бесполезно, а даже и вредно, будто молитва могла лишь удвоить предстоящие муки. Митька понял, что настал момент отмщения, и руки его сами собой начали разжиматься. И тут он неожиданно для себя от всего сердца закричал в мрачное небо: "Мама!" Не он, Митька, крикнул, а им что-то крикнуло. Из глубины души крикнуло митькино детство.
И Волки куда-то пропали. А Митька вруг увидал, как мимо его дерева проходит Иван со странной фамилией Емелин, который в сказках именовался Иванушкой-дурачком. Митька видел однажды в волшебном сне, как он колет дрова посреди голой тундры. Сегодня руках у него была корзинка с грибами. Иван на секунду остановился, улыбнулся Митьке ободрительно, да и пошел себе дальше.
Митька проворно пошел за ним, боясь отстать. И скоро вышел на знакомую поляну.
Навстречу бежала Мама; на ней лица не было. Наверное, Пес успел сообщить ей, что Митьку жрут волки, и она бросилась спасать сына — с лопатой в руках против стаи волков.
— Митька! — сказала Мама, — если ты меня любишь, немедленно бросай свои опыты!
Митька обалдело кивал.љ
Митька бросил молиться. Он был всерьез напуган, и плохо соображал. Одно вертелось в голове: молитва не помогла, а Мама помогла. И сказка помогла, в лице Ивана Емелина. Митька спешил к Волшебнику — раскаяться в упрямстве и учиться волшебству. Побывав в шкуре малыша из песочницы, он серьезно поколебался в вере. Митька время от времени начинал шарить по карманам, надеясь все-таки найти пропавший чепчик, пытаясь вспомнить, куда же он мог деть его.
И тут пришлось вмешаться в дело мне самому, Сказочнику, писателю, который придумал всю эту историю. Естественным путем сюжет уже не желал идти в нужном направлении. Для сюжета мне нужно, чтобы Митька во что бы то ни стало продолжал молиться. Но есть же предел прочности мальчишеской психики!љ И какой взрослый в таком положении имеет моральное право дать совет продолжать? Только я сам, сказочник, настоящий хозяин сказки. Я решил явиться Митьке лично.
Я встретил Митьку у входа в Волшебный театр.
— Постой. Сначала сходи к Монаху, а потом уже сюда.
Митька ошарашенно глядел на меня. Я был для него всего лишь сосед по лестничной клетке. Здрасте-здрасте, и все.
— А Вы кто? — спросил Митька.
— Я — сказочник. Я тебя придумал, и Папу, и Маму, и Волшебника. И всех.
Митька молчал.
Я подал ему волшебную шапочку.
— Возьми. Это твое.
Брови у Митьки полезли вверх.
— А откуда у Вас?
— Ты обронил в лесу. Вспомни.
И Митька вдруг с полной ясностью вспомнил. Вот он лезет в карман за спичками. Не найдя коробок на обычном месте, лезет во внутренний карман, куда перед этим положил шапочку. В этот момент он видит большой белый гриб. Он выдергивает руку из кармана…
— Придумай, что я должен сделать, чтобы ты поверил, что я — Сказочник.
Митька подумал.