— А если я все равно буду стараться молиться все время?
— Тогда я не знаю, что у нас с тобой получится. До каких пор можно молитву сочетать с волшебством. Но рано или поздно приходится выбирать. Я, как видишь, выбрал. Придется выбирать и тебе. Но если ты выберешь молитву, волшебника из тебя не получится.
— А я нашел у Вас противоречие, — заявил Митька.
— Интересно. Какое?
— Вы говорите, что Бог не хочет давать конституции. Как тот Король. Может, но не хочет, помните? И в то же время вы говорите, что каждая наша молитва — это немножечко конституция. Если Бог ее исполнит, у нас тогда больше счастья. Меньше нужды в Боге. А тогда получается, Бог совсем не хочет исполнять наши молитвы. Никогда. Ерунда получается.
— Ерунда, — согласился Волшебник.
— Ну, и как быть? Где ошибка?
— Нет ошибки. Просто ты меня не понял. Вспомни. Ты меня спрашивал, почему приходится трудится над молитвой, почему Бог не исполняет сразу все, чего ни попросишь. Противоречие это разрешается трудом. Трудностью.
— А какая разница — сразу или не сразу. Если конституция.
— Если исполнить сразу, то выйдет конституция.
— А если не сразу?
— Тогда не будет конституции. Конституция Богу неугодна. Вспомни сказочку.
— Не будет?
— Не будет. А хочется. Поэтому трудно быть искренним с Богом. Сплошь и рядом понимаешь, что ты как блудный сын просишь у Господа: дай мне мою часть, и дальше я буду счастлив, и Ты мне будешь уже не нужен… не так уж нужен. Не так, как раньше.
Митька подумал.
— Да, это неудобно. Ну, вот и противоречие. Ведь когда мы получаем — нам уже не так нужно. Это же закон. Для того и просим. Зачем просить, если лучше не станет?
— Ну, да. Вот поэтому Он не сразу дает. Вначале Он просто отходит… не совсем, а на сколько-то. Не дает конституцию, а немного отходит. Как король, помнишь? Молиться становится труднее. Но если ты не бросишь молитву, Он вернется, и даст просимое.
— А почему не сразу-то? Не понимаю.
— Если сразу — выйдет ограничение. Конституция.
— Какая разница? Не понимаю, какая разница — сразу или не сразу.
— Пока ты трудишься над молитвой, что-то меняется. В тебе, вокруг тебя. Суть в том, что для Бога нет невозможного. Даже если по нашему рассуждению невозможно… даже если мы себе представить не можем — Он все равно может.
— Что может?
— Может дать все, что ты просишь — и все-таки это не будет конституцией. Может совместить несовместимое.
— Не понял. Опять не понял. Вы ж говорите — всегда немного конституция.
— Это дать тебе то, что хочешь. Сразу. А пока ты трудишься над молитвой, ситуация меняется. Ты меняешься. Да и смысл твоей молитвы меняется. И если не бросишь молиться — получишь.
— А сразу — никак?
— Только если ты точно угадал Его собственное намерение. Если хочешь как раз того, что тебе нужно на самом деле.
— А тогда — не конституция?
— Нет. Он же не хочет конституции.
— Жалко, у меня ума не хватает, — сказал Митька. — Я ведь все равно ничего не понял. Почему же не дать нам сразу то, что мы просим. Если правда молитву Сам Бог нам дает. Зачем долго просить одно и то же?
— Чтобы изменить мир. И себя.
— А может, проще дать — и все.
— Не проще. Тогда ты получишь — и Бог уже не нужен. Не так уж нужен.
— А это никак?
— Никак. Тут ограничение. Он может — но не хочет.
— Значит, полное счастье все-таки невозможно? Чтобы человек все, что надо, получил, и был совсем-совсем доволен.
— Невозможно. Но Богу-то, Богу все возможно, даже и невозможное. На это я и рассчитываю.
Митька покачал головой.
— Ужасно трудная штука — молитва. Сплошные парадоксы. Антиномии.
— Поэтому я тебе и говорю — перебирайся ко мне, — сказал Волшебник шутливо. — У меня все проще.
Митькин папа последнее время как-то устранился от воспитания сына. Молча наблюдал за происходящим, не вмешиваясь. Хотя Митьке чудилось, что наблюдает он доброжелательно, даже одобрительно, но и вступаться за Митьку перед Мамой он почему-то — не вступался.
Зато Мама уступать Митьку никому не собиралась. Она восстала на борьбу с силами духовной тьмы, которые, как ей казалось, обольстили ее сына.
Митьке было жалко Маму. Она так его любила. Но почему, почему она решила, что все время молиться — для Митьки вредно? Да ясно, почему. После черного мага, милиции и стаи волков любая мама начнет переживать и упрямиться. Митька это понимал. Какая мама хочет, чтобы сын воевал? А молитва — это война. Когда дела у сыновей доходят до войны, мамы перестают рассуждать логически.
Мама решила добиться от Митьки, чтобы он бросил ходить к Монаху. Не приказать — на это требовалось бы папино содействие — а убедить.
— Ну, он сам-то, этот монах, читал Евангелие? "Ударили по правой щеке, подставь левую," — читал? "Не противься злому," — читал?
Митька развел руками. Ясно, читал. О чем речь?
— Ну, так как же он одобряет этого Антона? Как можно жить при храме — и учить убивать?!
Митька опять развел руками. Он и сам этого не понимал.
— Митька! — сказала Мама с угрозой. — Ты читал Маккавейские книги?