Внимательно поглядав не Митьку, Волшебник сказал:
— Ты, я вижу, начал понимать.
— Наверное, — сказал Митька. — Только я не могу понять, что же я понял.
— Это понятно. Просто не находишь слов. Ты понял, КАК совершается волшебство. Ты понял, что надо просто ПОВЕРИТЬ, и все. Так?
— Точно! — сказал Митька и засмеялся. — Именно! Я всегда это знал.
— Именно, — повторил Волшебник. — Ты всегда это знал. Просто ты не верил. А теперь — поверил.
Митька блаженно кивал головой. У него была эйфория.
— А всякими заклинаниями и волшебными предметами НИКОГДА не увлекайся. Чтобы не подпасть под власть сказки.
— А зачем они вообще нужны? — спросил Митька. В эту минуту самому ему ничего не нужно было.
— А просто, чтобы поверить. Я побрызгал ковер очарованной водой, чтобы ты поверил. Я мог бы с таким же успехом побрызгать и обычной водой, мог бы и вообще не брызгать. Ты же все равно пока не смог САМ полететь.
— Ну, а как же поверить, кто же поверит, что можно летать на ОБЫЧНОМ ковре?!
— Да это все обычные ковры, уверяю тебя. Пошли, полетаем вон на том ковре, или вон на той ковровой дорожке. Пошли, пошли!..
Митька уселся на потертую ковровую дорожку.
— Попробуй все-таки сам. Может быть, получится?
Митька сел на пыльный, затоптанный ковер, и подумал: все же Волшебник рядом; наверное, он незаметно помогает. Он велел ковру лететь, и у него получилось.
Дома, конечно, Митька перепробовал все ковры и половики, но пока ничего не получалось. Не хватало присутствия Волшебника. Он засыпал с блаженной улыбкой, думая о завтрашнем дне.
Странно, но Митька ничего не стал рассказывать Юрке. Знакомство с Волшебником будто провело между ними невидимую черту. Пытаясь разобраться в своих чувствах, Митька понял: он, Митька, застрявший в чужой сказке, наконец начал возвращаться к себе домой. Волшебник был для Митьки родным, и Митька хотел жить в его реальности. А Юрка был местный, и с ним придется расстаться. Когда Митька осознал это, ему вдруг стало так тоскливо, что он даже тихо всплакнул. А может, можно будет взять Юрку с собой?
Митька попытался объяснить свои ощущения Волшебнику.
— А ты думаешь, он захочет уйти отсюда?
— Не знаю, — сказал Митька серьезно. Его удивило, что Волшебник с ходу согласился с версией, что Митька — уходит. Сам-то Митька высказал это как метафору, чтобы как-то передать свои чувства. Он спросил осторожно:
— А что, я правда уйду?
— В каком-то смысле, непременно уйдешь. Мир вокруг тебя изменится. Те, кто прежде были близкими, отдалятся. Появятся новые люди. То, что тебя связывает с Юркой, может стать тебе просто неинтересным.
Это Митьку устраивало. Сурово… но этого-то он и хотел.
Потом они с Волшебником перебирали разные волшебные предметы. Так захотел Митька.
— Я тебя понимаю, — сказал Волшебник. — Поверить в шапку-невидимку гораздо легче, чем поверить в себя.
Митька шмыгнул носом и развел руками.
— Просто в этом мире, в той реальности, в какой ты живешь, для настоящего чуда необходимо присутствие какого-то волшебного предмета. Правильно?
— Ну да. Или Ваше присутствие.
Волшебник засмеялся.
— Это то же самое. Я для тебя — волшебный предмет.
— Ну, все-таки не предмет… — запротестовал Митька.
— Именно — не предмет. Но для тебя я — волшебный предмет.
— Вы для меня — Божий дар, — сказал Митька серьезно.
Волшебник тоже стал серьезным.
— Вот послушай, — сказал он. — Я объясню тебе, чем черная магия отличается от белой.
Чем отличается черная от белой — это было важно для Митьки. Черная магия осуждалась обществом и преследовалась по закону. А вот к белой отношение было разное. Может ли православный человек быть ДОБРЫМ волшебником — тут встречались разные мнения.
По этому поводу у Митьки был даже спор с отцом Федором. Отец Федор был папиным духовником. Он был иеромонахом и очень строгим ригористом. Мама за глаза называла его «зилотом». Как Митька понял, это было не ругательство, но и так… не очень лестное определение.
Митька с ним однажды разговаривал о волшебстве.
— Всякая магия — дело демонов. И черная, и белая, — сказал он Митьке по поводу Митькиной мечты.
— А какая тогда разница? — не поверил Митька. — Есть же и белая, и черная. Есть же разница.
— Черный маг знает, что творит. А белый не знает, что творит. Но они делают одно общее дело: служат злым духам.
— А почему тогда воюют между собой?
— Они воюют, а бесы радуются.
Митька сильно смутился и весь вечер размышлял над словами отца Федора. Но так и не понял, что злого в белой магии, ведь добрые волшебники побеждают злых.
А буквально на следующий день он услышал в храме слова Христа из Евангелия: "Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет, и дом, разделившийся сам в себе, падет. Если и сатана разделился сам в себе, то как устоит царство его? а вы говорите, что Я силою веельзевула изгоняю бесов." Это читал сам же отец Федор. Митька специально после службы подошел к нему, надеясь, что тот разъяснит противоречие. Если сатана сам с собой не воюет, то откуда разделение в волшебном мире на черных и белых? Но отец Федор, видно, не заметил противоречия, а может, просто сохранил невозмутимость.
љ- Я объясню тебе, чем черная магия отличается от белой, — сказал Волшебник. — К сожалению, это мало кто понимает. Обычно это так представляют, что черный маг — это такой любитель всевозможных пороков и злодейств. Он любит деньги и славу, похищает девиц и кушает маленьких детей, стремится к власти над миром и ненавидит благородных добрых волшебников, которые бескорыстно творят добро людям и животным, любят музыку, цветочки и расколдовывают злые чары. Так?
— Так, — засмеялся Митька.
— Так вот. Это неправда. Или, точнее, не вся правда.
Митька сел поудобнее. Ему нравилось слушать Волшебника. Митька не совсем понимал его мысли, но это, очевидно, было и необязательно.