— Это произойдет не сейчас.
Она покачала головой.
— Ну, это очень расстраивает.
— Я не говорю, что этого нет у меня в планах. Я хочу семью. Но прямо сейчас, я хочу насладиться моим мужем. Я эгоистична и хочу пока побыть с ним одна, чтобы он был только мой.
Я улыбнулась.
— Могу ли я побыть эгоисткой хоть на мгновение?
Мама улыбнулась мне в ответ.
— Конечно, можешь. Конечно.
Погрузившись в молчание, мы просматривали фотографии, как вдруг мама снова заговорила.
— Я и забыла как это бывает в самом начале.
Я подняла голову.
— А?
Она наклонилась вперед и затушила бычок в пепельнице.
— Ой, ну знаешь… новая любовь. Жизнь новобрачных. Прекрасное время.
— Да, — согласилась я.
Во время нашего медового месяца, Уэс и я дали друг другу обещания. О том, каким будет наше будущее, и как мы будем стараться поступать правильно. Через несколько лет, мы купим землю и построим дом нашей мечты. Если мы поссоримся, то будем обсуждать наши проблемы и никогда не ляжем в кровать, не помирившись. У нас были планы и я была намерена осуществить их все.
Я оглянулась на мать и осознала, что все это время она что-то говорила.
— … И затем у тебя будет семья и дом, как тот, в котором ты выросла.
Она жестом обвела наш дом в ужасном английском деревенском стиле. Расти в этом доме, все равно что расти в лабиринте. Я постоянно находила новые места и тупики. Думаю, что появлением развитого воображения я обязана этому дому. У нас с братом огромная разница в возрасте, поэтому, когда мы не могли вместе играть, я придумывала воображаемых друзей. Они никогда не жаловались. И не злились. Для них все мои игры и идеи казались безупречными.
Эх, если бы воображаемые друзья могли остаться рядом и в более старшем возрасте. Может быть, тогда все казалось бы не таким жестоким.
Не знаю, почему мама по-прежнему живет здесь. Я уехала после колледжа, а мой брат съехал за три года до этого. Полагаю, что она осталась здесь из-за воспоминаний. Знаю, что того же она хотела бы и для меня, но я не настолько жестока, чтобы говорить ей, что у меня нет желания жить в таком большом доме, в котором вполне могу потеряться.
— О чем болтаете?
Я обернулась на голос Уэса. Он закрыл за собой дверь во внутренний дворик и улыбнулся мне. Его черная рубашка была дополнена такими же темными черными широкими брюками. Рукава были закатаны до локтей. Солнце слепило, отражаясь от часов на его левом запястье. Встав позади меня, он обнял меня за плечи. Моя голова уперлась в твердые мускулы его живота.
— О, ни о чем, — с легкостью ответила моя мать, — Просто говорю о том, как сильно тебе повезло с моей дочерью.
Уэс схватил стул и придвинулся поближе ко мне. Он одарил меня ухмылкой. Той, которая покорила меня и не хочет отпускать.
— Я счастливчик, это уж точно.
ГЛАВА 6
Декабрь 2012
У женщины были серьезные ушибы.
Губы были разбиты.
Флуоресцентные лампы не сильно улучшали картину, они подчеркивали каждый изъян. Она прижала правую руку к груди, не давая мне или доктору Пеллетьеру взглянуть на нее. Я была уверена, что у нее растяжение связок.
Доктор Пеллетьер — пожилой ворчливый мужчина. Но, если бы вы видели его манеру поведения, то поняли бы, что он заботливый человек. На протяжении последнего года я постоянно с ним работала. Когда бы ни была его смена, я знала, что время с ним пролетит незаметно.
Он в шестой раз спросил, как женщина получила травму. Хотя он каждый раз задавал вопрос по-разному, ее ответ всегда звучал одинаково: упала с лестницы. Поскользнулась на воде, которую разлили дети. Просто несчастный случай.
Я слышала так много оправданий синякам и сломанным костям, что пора писать книгу. По мрачному виду доктора Пеллетьера, я поняла, что он чувствует то же самое. Его глаза ничего не выражали, но плечи слегка опустились.
Доктор Пеллетьер велел ей отдыхать и вышел из палаты. Я осталась внутри и, дождавшись пока закроется дверь, улыбнулась ей утешительной улыбкой.
Женщину звали Алекс.
Вряд ли она старше меня более чем на несколько недель. Но жизнь не была добра к ней. Кожа у нее была желтоватого оттенка, пустые глаза, тусклые волосы чуть ниже плеч. Если бы было можно, я бы заперла ее в этой палате, пока она, наконец, не согласилась бы уйти от него ради всего святого.
Всегда есть этот «он».
Я должна была бы уже привыкнуть к таким ситуациям, как у нее, но не могу. Видеть это всегда так же больно, как и в первый раз. В основном я пыталась помочь таким женщинам, исправить нанесенный ущерб, но знала, что рано или поздно они все равно вернутся в руки насилия. Это было ужасное чувство.
— Не нужно оставаться с ним, — тихо сказала я.
Алекс даже не подняла голову. Словно она не была согласна с этим высказыванием.
— Ты можешь пойти в приют. Позвонить по горячей линии. Существует так много видов поддержки.
Она вздохнула.
— Это не так просто, — ее голос был едва различим. Мне пришлось наклониться к ней поближе. — У меня трое детей. Я не могу просто уйти.
На стойке стояла полочка с различными брошюрами: как бросить курить, избавиться от депрессии, что делать, если ты беременна, и брошюра о домашнем насилии.
— Нет, ты можешь, — рьяно возразила я.
Алекс фыркнула и слезла с кушетки. Положила больничный лист в сумочку, даже не взглянув на него. Проще было бы выбросить его в помойку рядом с выходом.
Может быть, она еще вернется сюда.
Возможно, нет.