Она подбрасывает еще одно зерно, но в этот раз оно попадает в Эмбер, девушку, сидящую перед нами. Она анорексичка, которая находится тут столько же, сколько и я. Она худее прежнего, и пока у нее нет ни единого шанса, чтобы выбраться отсюда.
— Некультурно только в том случае, если человек уже совсем древний, — не сдается Ригэн. — Ну так сколько тебе?
— Двадцать семь. А тебе?
— Восемьдесят пять, — невозмутимо отвечает она, — я как «Загадочная история Бенджамина Баттона». (примеч. ред. — Загадочная история Бенджамина Баттона — история о мужчине, который родился в возрасте 80-ти лет, а затем… начал молодеть.)
Это заявление вызывает у меня улыбку.
— Мне двадцать три, — серьезно говорит она.
Ее ответ шокирует меня. Ей не дашь больше восемнадцати. Может она создала такой образ. Бледная кожа буквально натянутая на маленькие кости. Или может дело в ее смехе. Уникальный звук, словно она украла у жизни все удовольствия и использует каждую последнюю каплю.
Без сомнений, Ригэн — сумасшедшая, но иногда мне хочется побыть такой же. Хотя бы на несколько секунд.
— Ребенку нравится фильм? — она подбрасывает очередное зернышко в воздух. В этот раз оно отскакивает от головы Эмбер. Ее худенькие плечи вздрагивают, и я знаю, что еще чуть-чуть и она вспылит.
Я осторожно смотрю на Ригэн.
— Хватит называть ее «ребенок». Ее зовут Эвелин.
Ригэн складывает ладони вместе, моля о пощаде.
— Мой косяк, мой косяк. Эвелин.
Я все еще не верю ей и немного крепче сжимаю Эвелин.
— Эвелин нравится фильм?
— Она ребенок. Она не понимает, что происходит.
— Ну, хоть в чем-то я полностью с тобой согласна, — подмечает она.
Она еще несколько раз подбрасывает попкорн и он пару раз действительно попадет в рот.
— У тебя здесь не так уж и много друзей, правда?
— Нет.
— Давай держаться вместе, дорогая Мамочка. Будем folie а deux Фэйрфакса.
— Что такое folie а deux?
Ригэн поворачивается и загадочно мне улыбается.
— Безумие на двоих.
Прежде чем я успеваю ответить, к нам поворачивается Эмбер и стреляет в Ригэн взглядом полным ненависти.
— Можете разговаривать потише?
— Конечно же, я могу не говорить так громко, но тогда какое в этом веселье?
Эмбер выхватывает у Ригэн попкорн, из-за чего одна из медсестер встает с места.
— Девочки, — предупреждает она.
— У нас все хорошо. Все хорошо, — говорит Ригэн и улыбается очаровательной улыбкой.
Медсестра садится на место, и впервые за весь вечер, Ригэн сидит тихо. Думаю, что так лучше для нее. Несмотря на всю ее ненависть к этому фильму, она не сводит взгляд с экрана. А я, черт подери, до сих пор не могу ни на чем сфокусироваться. Я продолжаю думать о сегодняшнем разговоре с матерью. Велев ей больше не приходить, я действительно надеялась, что она смилуется и скажет, что верит мне. Что она будет стоять за спиной, пока я медленно буду воспроизводить свое прошлое.
Я ожидала от нее слишком многого? Может быть. Но, может быть, я слишком мало думаю о себе. Мне невыносимо нести это бремя.
— Почему ты напугана? Ты самый храбрый человек, которого я знаю.
Открыв от изумления рот, я оборачиваюсь, ожидая увидеть позади себя Синклэра. Но его там нет.
Фильм продолжается. Эвелин крепко засыпает. Вскоре и я начинаю клевать носом, когда слышу голоса позади меня. Один женский, другой мужской. Через несколько секунд я сажусь прямо и оборачиваюсь. Я знаю этот голос. Он что-то пробудил во мне.
Сердце у меня стучит как барабан, когда я понимаю, что это Синклэр. Он стоит у входа, разговаривая с одной из медсестер. Он что-то быстро говорит. У Кэйт суровое выражение на лице, но она не перебивает его. Я попросила доктора Кэллоуэй, чтобы она вычеркнула его из запрещенного списка, но сделала ли она это? Боже, надеюсь, что да.
— На что ты смотришь? Ты меня уди…
Голос Ригэн затихает, когда и она оборачивается.
— О. Высокий, темный и опасный. Не нужно объяснять.
— Его зовут Синклэр.
Нет никакой необходимости произносить его имя, но мне нравится произносить его. Есть в этом нечто правильное.
Я перевожу взгляд на Ригэн.
— Ты видела его раньше?
Она кивает.
— Много раз.
Я пытаюсь скрыть ухмылку на лице, целуя Эвелин. Мысль о том, что за мной приглядывают, что кто-то хочет видеть меня, позволяет мне ощущать себя не такой одинокой. Дает мне надежду, что можно двигаться дальше. Но к этому чувству примешано еще что-то. Что-то, что мне незнакомо и я не могу объяснить.
В комнату входит Сьюзан и жестом подзывает меня к себе. Я встаю, внезапно ощущая неловкость. Ощущаю на себе множество взглядов, но сильнее всех взгляд Синклэра. Кажется, что еще чуть-чуть и моя кожа воспламенится.
— К тебе посетитель, — шепчет Сьюзан, — но давайте скорее. Часы посещения у нас до…
— До семи. Да, я знаю.