ГЛАВА 15
Ноябрь 2015
Доктор Кэллоуэй записывает все, что я вспоминаю. Ее рука быстро двигается по бумаге. Я говорю быстро и знаю, что ей трудно поспеть за мной, но боюсь, если не скажу все прямо сейчас, то потом никогда этого не сделаю. Она ни разу не перебила меня. Когда я заканчиваю, она кладет ручку и смотрит на меня.
— Так значит между тобой и Уэсом все усложнилось?
Вот оно. Я так и знала, что у нас будет разговор доктора и пациента. С любым другим врачом, я бы попыталась сменить тему разговора. Но к ней я чувствую снисходительность и поэтому отвечаю.
— Похоже на то.
Дрожащими руками приглаживаю волосы Эвелин на затылке. Это успокаивает меня.
— Две вспышки ярости, возникшие из ниоткуда…думаю, любой бы разнервничался.
Я смотрю в пол, пытаясь унять поток воспоминаний, обрушившихся на меня.
— Я была напугана.
Доктор молчит.
Я закрываю глаза.
— В этом просто не было смысла. Я не понимала, что происходит. Мне казалось, что я…
Я резко замолкаю. Потому что, если признаюсь, что чувствовала, как схожу с ума, это будет использовано против меня.
Я встаю.
— Я могу идти?
Кажется, что доктор Кэллоуэй ни капли не удивлена моей просьбой. Она пожимает плечами.
— Как хочешь.
— Хочу.
И я быстро устремляюсь к двери. Когда практически оказываюсь за дверью, доктор Кэллоуэй окликает меня. Я оборачиваюсь, хотя мне этого совсем не хочется.
Кэллоуэй улыбается мне.
— Это нормально чувствовать страх.
Для нее это нормально, потому что она не пытается восстановить свое прошлое. Не ей приходится переживать его заново. За моей спиной захлопывается дверь. Эвелин начинает капризничать. Вертит головой из стороны в сторону. Я спешу в свою комнату, полностью игнорируя Элис. Через секунду я уже в своей палате, хватаю бутылочку со стола. Обычно, когда я даю ее Эвелин, она успокаивается и снова становится тем милым ангелом, которого я так люблю. Но сегодня она отвергает бутылочку, словно там яд. Я меняю ей подгузник. Пеленаю ее. Даю пустышку. Нежно укачиваю ее.
Ничего не помогает.
Мое терпение начинает таять на глазах. Ее плач так сильно раздражает мои барабанные перепонки, что кажется, что они вот-вот взорвутся. Я не могу ни на чем сфокусироваться. Я едва могу дышать.
— Прекрати плакать! — кричу я.
Из-за моего крика она начинает плакать еще сильнее. Это не ее вина. Она ни в чем не виновата. Я делаю глубокий вдох, кладу свою дочь в люльку и убегаю в ванную. Если бы на двери был замок, то я заперлась бы там. Мне хочется побыть одной. Хотя бы на минуту. Всего лишь минуту, когда мне не придется переживать из-за медсестер, стучащих в дверь.
Всего лишь минуту, чтобы обо всем подумать.
Я хватаюсь руками за раковину. Наклоняюсь над ней. Включаю воду и наблюдаю за тем, как прозрачную жидкость засасывает в слив. Делаю глубокий вдох, прежде чем зачерпнуть воду руками и ополоснуть лицо. На ощупь ищу полотенце, которое всегда висит слева и вытираюсь. Когда смотрю в зеркало, то вижу себя, но все не так как раньше. На мне те вещи, в которых я была, когда только въехала в дом. Мои глаза, обычно пустые, теперь заполнены страхом.
Я смотрю на молодую Викторию.
Она такая красивая, что, когда улыбается мне, я облокачиваюсь на раковину, чтобы хоть как-то устоять.
Она знает, что ее сказка, не такая, какой она ее себе представляла, но все равно продолжает надеяться. Я вижу это по глазам. Молодая Виктория верила в любовь. Она не знала, что станет одной из тех душ, которые остаются за бортом.
Она не знала.
Я наклоняюсь и касаюсь очертания Виктории в зеркале. Мое сердце разрывается на части.
— Что с нами стало? — шепчу я ей.
Она наклоняется, и мне хочется попросить ее забрать меня в свою жизнь.
Но она этого не делает.
Я моргаю, и ее изображение исчезает, и теперь я снова смотрю на себя настоящую.
Раздается очень громкий стук в дверь. Я оборачиваюсь и вижу, как медсестра заглядывает внутрь. Слава Богу, это не Элис.
— Просто проверяю вас.
Я не готова выйти из ванной. Не готова смотреть на свою дочь. Вот бы можно было прятаться тут весь день.
— Я собиралась быстро принять душ, — бормочу я.
Медсестра кивает.
— Хорошо.
— Можно бритву? Нужно побрить ноги.
Я женщина за двадцать, и прошу разрешения, чтобы воспользоваться бритвой. Если не считать моего прошлого, это самая грустная вещь, которую мне приходилось слышать.
Она колеблется, прикидывая, склонна ли я к суициду.
— Я не собираюсь убивать себя, — поспешно добавляю я.
Наконец, она кивает.