Вокруг меня крики и вздохи. Стулья скрипят по полу. Кто-то двигается, но я не останавливаюсь. Мои руки сжаты вокруг ее горла, и я сдавливаю его как можно сильнее.
— Что насчет тебя, Ригэн? — тяжело дыша спрашиваю я. — Расскажи мне свою чертову историю.
Ее лицо медленно синеет. Я продолжаю сжимать, даже когда замечаю страх в ее глазах. Я сильнее вдавливаю пальцы в ее кожу.
— Скажи мне, от чего бежишь, — приказываю я.
Я отпущу ее. Клянусь. Я просто хочу показать ей, что она зашла слишком далеко. Но чьи-то руки ложатся мне на плечи.
— Виктория! — кричит у меня за спиной Синклэр.
Откуда он взялся?
— Отпусти ее.
Он пытается отцепить меня от нее, но сейчас в моих руках сила двадцати мужчин.
— Скажи мне! — я кричу на нее. Ригэн слабо хлопает по моим рукам. Ее ноги дергаются подо мной.
Синклэр предпринимает еще две попытки, прежде чем ему, наконец-то, удается оттащить меня. Он сжимает мои запястья за спиной, словно я преступница.
Сердце бешено стучит в грудной клетке. Я не могу восстановить дыхание, и знаете, что? Мне это нравится.
— Ты ничего обо мне не знаешь, глупая сука! — кричу я.
С помощью двух медсестер, Ригэн садится. Медленно ее лицо приобретает обычный цвет. Она торжествующе всасывает воздух и снова начинает бесконтрольно смеяться.
— Браво! Виктория, ты ожила!
— Ты чертова психопатка.
Кажется, мои слова задели ее. Я улыбаюсь и уже открываю рот, чтобы продолжить свою речь. У меня тысячи фраз, которые просто ждали подходящего момента, чтобы вырваться наружу. Кто знал, что во мне столько злости?
Я вырываюсь из хватки Синклэра. Две медсестры отводят меня подальше от Ригэн. Я брыкалась ногами, стараясь бороться с ними. Синклэр смотрит на меня с болью в глазах, и я знаю, что это из-за меня. Я причинила ему боль. Я начинаю паниковать. Он видел меня в бешенстве. Он никогда не вернется. Я останусь одна, а ведь я только начала осознавать, что у меня были «мы».
— Синклэр, — говорю я.
Он ничего не произносит.
— Синклэр, прости.
Медсестры тащат меня по коридору в направлении женского отделения.
— Синклэр, прости! — кричу я.
Дверь открывается, и я изо всех сил стараюсь вырваться из хватки медсестер. Но они крепко держат меня. Дверь закрывается, и лицо Синклэра исчезает.
Я хромаю, а медсестры тащат меня в палату. Они кладут меня на кровать, я смотрю в потолок. Чувствую онемение.
Прежде чем дверь закрывается, одна из медсестер предварительно задает вопрос:
— Принести Эвелин?
Я поворачиваю голову.
Во мне должна быть отчаянная потребность увидеть своего ребенка, но ее нет. Я представляю, как держу ее на руках и всякий раз, когда смотрю на нее, внутри пусто. Что если она была там во время драки? Смогла бы я защитить ее со своим помутившимся от злости рассудком? Хочется сказать да. Но что-то не дает мне этого произнести. Я никогда не испытывала такой сильной и острой злобы, которая превратила меня в абсолютно другого человека.
Может, я правильно поступила, отдав ее медсестрам. Хоть единственный просвет в этом тяжком испытании.
— Нет.
Дверь закрывается, и я сворачиваюсь в клубок.
Чувствую, как все тело трещит по швам.
ГЛАВА 24
Мне все еще хочется причинить кому-нибудь боль. Вечером, медсестры приносят Эвелин в палату.
Она без остановки плачет. Я подхожу к ее кроватке. И смотрю на нее.
Плохая мать, плохая мать, плохая мать…
Я затыкаю уши, отчаянно желая заглушить голос Ригэн. Решаю принять лекарства, которые дадут медсестры.
Я сделаю что угодно.
Я начинаю ходить по палате, тщательно считая шаги. Моя палата маленькая. Успеваю пройти ее за 24 шага. В комнате отдыха я всех напугала. Знаю. Вспышки гнева случаются часто, но не со мной. Если бы кто-то другой смог встать на мое место и почувствовать тот страх, который бежит по моим венам, он бы понял меня.
— Зачем ты это сделала? — раздается голос у меня за спиной.
Я оборачиваюсь и вижу Уэса, сидящего в кресле-качалке. Пока он качается туда-сюда, оно зловеще скрипит. Этого мне еще не хватало. Я все еще чувствую себя, словно нахожусь в комнате отдыха, под воздействием слов Ригэн. Я близка к тому, чтобы потерять разум окончательно, и Уэс может стать последней каплей.
Я не могу сбежать от него. Не важно куда я пойду или что буду делать, он всегда будет присматривать за мной. Всегда.
— О Боже, — стону я, и зарываюсь лицом в ладони. — Оставь меня одну, — шепчу я снова и снова, и снова.
— Боюсь, что это невозможно.
Я поднимаю голову.
— Как ты попал сюда?
Уэс перестает раскачиваться и встает в полный рост. Он не улыбается.
— А ты как думаешь?