Дуги открывает дверь в белую комнату. Я никогда не испытывала такого ослепляющего страха. Он такой сильный, что удваивает мою боль.
Я молю в последний раз.
— Не делайте этого. Не делайте.
Мой голос понижается, и даже для моих собственных ушей я звучу как ребенок, умоляющий своего родителя бить его.
— Пожалуйста, не делайте этого.
Элис подбадривает его, говорит, что я не контролирую себя. Он бросает на меня извиняющийся взгляд, прежде чем воткнуть мне в вену иглу.
Лекарства не действуют мгновенно. Но тьма чертовски близко. Я уже чувствую, как мое тело становится невесомым. Знаю, что мне следует пошевелить ногами и попытаться сопротивляться, но не в состоянии думать.
Я чувствую себя легкой, как перышко. Мысленно вижу себя парящей в небе, медленно дрейфующей над Землей. Воздух танцует на моей коже. Я смотрю на белый потолок. Улыбаюсь и закрываю глаза.
Последнее, что я слышу:
— Фэйрфакс не место для ребенка…
ГЛАВА 38
Я хороший человек.
Я знаю это.
Я не заслуживаю быть здесь.
Сколько времени прошло: несколько минут? Часов? Дней? Я не знаю. И это самое страшное. В комнате, где отсутствует любой шум, время замирает. Слышно лишь дыхание. И твоя сущность гниет изнутри, поджидая момент, когда можно будет обернуть твои слова против тебя и наблюдать за твоими страданиями.
В белой комнате ты становишься своим самым худшим врагом.
Едва проснувшись, я осматриваю себя. Мои спортивные штаны исчезли, сменившись больничным халатом. На моем правом запястье голубой браслет. И зеленый. Не знаю, что они значат и зачем они вообще нужны. На них написано:
Донован, Виктория
19-05-2015
#5213627
В этом нет никакого смысла. Зачем они нацепили это на меня? Я знаю свое имя.
Это безумие.
Но может это сделано специально. Может они знают, что я теряю себя и забуду свое имя. Может они помогают мне.
А может и нет.
Может они планируют что-то грандиозное. Дать мне такое сильнодействующее лекарство, что моя память будет стерта начисто, и я не буду знать, кто я, что сделала или кого любила.
А может они просто хотят лишить меня рассудка.
От одной этой мысли я начинаю колотить в дверь, крича, чтобы меня выпустили. Теперь у меня болят руки. Там будут синяки. В горле пересохло.
Все четыре стены в белых квадратах. Я пересчитывала их множество раз. Число никогда не сходится. Потолок белый и пол тоже. Нет никакой мебели. Только одеяло в углу и маленькая плоская подушка. Их принесли в последнюю очередь, чтобы сделать комнату поуютнее.
Я стою в углу комнаты, прислонившись спиной к стене, как можно дальше от двери. Я знаю, что я здесь одна, но чувствую на себе взгляды, следящие за каждым моим движением.
Никто не заходит, чтобы проверить меня. Они хотят, чтобы я сгнила здесь? Хотелось бы думать, что это не так, но в голову закрадываются сомнения.
Где-то вдали я слышу слабый детский плач. Мое сердце бешено колотится. Я отчетливо представляю себе Эвелин, лежащую в своей колыбельке. Она напугана, и меня нет рядом, чтобы утешить ее.
От одной мысли об этом меня тошнит. Если бы она была сейчас со мной, я бы считала удары ее сердца. И тогда я бы понимала, что жива. Хотелось бы знать, что у меня есть такой шанс на выживание.
Плохая мать…плохая мать…плохая мать…
Я не знаю, что делает мой мозг — он воскрешает темные моменты прошлого. Как бы ни старалась игнорировать эти слова, я не могу, потому что действия из настоящего подкрепляют их. Я плохая мать. Я отпустила ее. Я недостаточно сильно боролась с докторами и медсестрами.
Есть так много вещей, которые я не сделала.
Меня начинает трясти так сильно, что стучат зубы.
Кажется, что ничего не может сравниться с безумием и страхом, заполнившим мою душу, но глубоко внутри мрачный голос твердит, что я ошибаюсь.
— Почему ты не можешь просто быть послушной?
Я кричу и смотрю в глаза Уэсу. Он стоит справа от меня, опустившись на пол так, что его колени касаются моей руки. Пытаюсь вырваться, но я в ловушке.
Он убирает волосы с моего лица и заправляет их мне за ухо.
— Я же сказал тебе прекратить, не так ли? Все это время я пытался защитить тебя от этого.
Я поднимаю ноги к подбородку и утыкаюсь лбом в колени. Его здесь нет…его здесь нет….его здесь нет.
Это просто мое воображение. Вот что происходит, когда страх берет над тобой верх.
Но он здесь. Он настоящий.
— Они забрали ее, — стону я, — они забрали мою дочь.
— Это исключительно твоя вина.
Голос Уэса, до этого звучавший нежно и мило, становится грубым и жестоким.
— У меня была запланирована прекрасная жизнь для нас. Ты ведь это понимаешь, правда?
Может быть, если закрою глаза, если поговорю с ним, он просто исчезнет.