30581.fb2
Услышав это, бедная женщина приободрилась сердцем и сказала Перуонто:
— Брат мой, но зачем же нам тогда испускать дух в бочке? Почему бы тебе не сказать, чтобы эта лодка скорби превратилась в прекрасный корабль, на котором мы избавимся от беды и приплывем в счастливую гавань?
А Перуонто отвечает:
И Вастолла с готовностью наполнила ему рот. Как рыбачка на карнавале, нанизывая на крючок сушеные виноградины и смоквы, она выуживала из него свежие слова.
И как только Перуонто сказал то, что хотела Вастолла, бочка превратилась в корабль со всеми снастями, нужными для плавания, с капитаном и матросами. И каждый был при деле: кто тянет шкот, кто сматывает тросы, кто держит руку на штурвале, кто паруса направляет, кто на мачту лезет, кто кричит: «Ad orza!», кто кричит: «A poggia!»[81], кто в горн трубит, кто фитиль у пушки запаливает: один одно, другой другое делает.
Теперь Вастолла, сидя в корабле, плыла среди моря наслаждения, — а настал уже час, когда Луна захотела поиграть с Солнцем в «Ты ушел и пришел, а местечка не нашел», — и вот, говорит она Перуонто:
— Милый мой мальчик, а не сделаешь ли ты, чтобы наш корабль стал прекрасным дворцом? И тогда нам будет еще уютнее. Ведь знаешь, как люди говорят: «Море хвали, да держись земли».
На что Перуонто опять отвечает:
И она тут же все ему дала. Пережевывая ягоды, Перуонто сотворил и эту милость: сказал слово, и в тот же миг корабль пристал к берегу и обернулся великолепным дворцом, что снабжен был всем необходимым до последней мелочи и настолько полон мебели и всякой роскоши, что нечего больше и желать.
Вастолла, которая еще недавно не ценила свою жизнь и в три кавалло, теперь не поменялась бы местом и с первой госпожой в мире, видя себя окруженной безмерным изобилием и всевозможной обслугой, подобно королеве. И вот, желая поставить печать под списком своих благих приобретений, она попросила Перуонто получить новую милость: стать красивым и благовоспитанным, чтобы им было впору вместе наслаждаться всеми этими радостями; ибо хоть и говорит пословица, что «лучше муженек трубочист, чем дружок император», однако сейчас ей казалось самой большой удачей на свете, если бы он сменил внешность.
А Перуонто ей отвечает все с тем же припевом:
Вастолла сейчас же вытащила чудесное лекарство винограда, вкупе со слабительным из смокв, чтобы излечить словесный запор Перуонто; и, только промолвив слово, он превратился из чучела в красавчика-щеголя, из страшилища — в Нарцисса, из маски сатира — в ангельскую головку. Увидев это, Вастолла, не помня себя от радости и стиснув Перуонто в объятиях, словно прекрасный плод, выдавила сок величайшего наслаждения.
Тем временем король, который с самого дня казни был еле жив от горя, отправился на охоту, послушав придворных, ибо они уговаривали его хоть как-то развлечься. И вот вдалеке от города застигла его ночь; и увидев свет, что светил из окон того дворца, он послал слугу спросить, не примут ли его хозяева. И пришел ему от хозяев ответ, что у них во дворце он сможет не только опрокинуть стаканчик, но и опорожнить утром ночную вазу. Король тут же поскакал туда, поднялся по лестницам, прошел в комнаты, но не обнаружил ни одной живой души, кроме двух милых мальчуганов, которые сновали вокруг него и приговаривали: «Дедушка, дедушка!»
Изумленный, пораженный, ошеломленный, король чувствовал себя будто во власти волшебных чар. В изнеможении усевшись за стол, он видел, как незримые руки расстилали перед ним фламандские скатерти, подавали блюда, полные всякой всячины. Он ел и пил подлинно по-королевски, и все это время с ним были только те два мальчика. И пока он вкушал все яства и пития, ни на минуту не умолкали гитары и тамбурины, чья музыка пробирала его до самых пяток. А когда отужинал, появилось ложе, блистающее золотом, куда он, стянув сапоги, улегся спать. И вся его свита, напитавшись досыта за множеством других столов, расставленных в иных комнатах дворца, расположилась на приятный ночлег.
И вот настало утро, и король, собираясь в путь, захотел взять с собою и обоих мальчиков, настолько они пришлись ему по сердцу; но тут появилась Вастолла с мужем; припав к ногам отца, она просила его о прощении, рассказав ему о своей счастливой судьбе. И тогда король, видя себя безмерно богатым — с любимой дочерью, драгоценными внуками и зятем-волшебником, — заключил их всех в объятия и, нагруженный этими сокровищами, вернулся в город, где на много дней устроил великий праздник, признав, вопреки прежним своим решениям, что
человек предполагает, а Бог располагает.
Все трое — современники Базиле. Караваджо и Рибера работали в Неаполе в его время; скорее всего, он лично знал и одного, и другого.
Первые поселения греков в Италии, основанные еще в VIII в. до н. э. — Питекуса и Кумы, — находятся недалеко от Неаполя. Сам Неаполь ведет свою историю с V в. до н. э. Кварталы его исторического центра сохранили первоначальную античную планировку.
Т. е. обвиняемых подвешивали за руки и пытали прямо на глазах у прохожих.
Прием младенцев в «Аннунциате» продолжался вплоть до 1980 г. Едва ли не самая распространенная фамилия в городе — Эспозито, что буквально означает «выложенный»: оставляя младенцев, женщины выкладывали их на встроенную в дверной проем вращающуюся полку. Одна из тех фамилий, по которым неаполитанца можно безошибочно узнать в любой стране, будь он даже звездой канадского хоккея.
Кампанелла посещал какое-то время «Академию бездельников»; его труды даже издавались в Неаполе. Бруно был связан дружбой со старейшими членами академии — Дж. Б. де ла Порта и Дж. Б. Марино.
«Vedi Napoli е poi muori», что надо переводить скорее так: «Вот увидишь Неаполь, а уж потом помирай».
Lazzarone — бездомный нищий.
Название переводится как «Мохнатая долина». (Здесь и далее — прим. перев.)
Танцы на ходулях — увлекательное и очень красивое зрелище, своеобразно передающее дух и эстетику итальянского барокко.
Имена и прозвища рыночных комедиантов.
Лекарь на все случаи жизни, персонаж городских анекдотов.
Первый день мая, праздник весеннего обновления природы, эротики и любовной магии, отмечался веселыми гуляниями молодежи.
В Неаполе проституток регистрировали в специальной книге, обязывая ежемесячно вносить в городскую казну по два карлина.
Сильвио — герой поэмы Дж. Б. Гварини «Верный пастух», из которой приведена цитата. Публично заголиться в знак крайнего презрения к обидчику — такое бывало не только в старой Италии. В. Розанов наблюдал точно такую сцену на петербургской улице в 1910-е гг.
Буквально переводится как «Круглое поле». Для придания юмористически-сказочного колорита автор дает вымышленным государствам названия, типичные для деревень.
Овидий в «Метаморфозах» передает легенду о том, что нимфа Эгерия, оплакивая римского царя Нуму Помпилия, обратилась в ручей.
Старший, независимо от пола, делает девочке или девушке комплименты. У итальянцев это принято и считается особенно уместным при знакомстве.
Пьеса Плавта «Два Менехма», приспособленная к реалиям эпохи, под названием «Близнецы», входила в репертуар народных артистических трупп.
Снова аллюзия на «Метаморфозы» Овидия: Ио, обращенная в телку, была похищена Меркурием, который обманул ее сторожа — стоглазого великана Аргуса.
Базиле постоянно издевается над «чернотой» служанки. Возможно, имеется в виду ее происхождение от так называемых морисков — потомков испанских арабов. После массового изгнания морисков из Испании на рубеже XVI и XVII веков их число в Неаполе резко выросло, что могло вызывать раздражение коренных жителей.
Прозвища знаменитых народных певцов Неаполя, современников Базиле. Буквально означают: «Кум Белый», «Певчий дрозд» и «Могучий Слепец». Королем птиц назван Орфей в поэме Дж. Ч. Кортезе «Вайяссоида». Базиле — видный член городского литературного сообщества — регулярно отсылает читателя к произведениям местных авторов.
В XVI и XVII веках испанские владения в Америке официально назывались Индиями.
Серебряный карлин равнялся по стоимости 120 медным монетам, называемым кавалло («конь»). Кавалло был самой мелкой неаполитанской монетой.
Вергилий в «Энеиде» описывает, как Дидона с наслаждением наблюдала черты любимого ею Энея в лице его юного сына Аскания.
Считалось, что, если беременная вынуждена подавлять в себе какое-то особенно большое желание, оно перейдет потом к ребенку в виде нездоровой склонности.
Типы безобразия и уродства были широко представлены в городской комедии. Примечательно, однако, что сказительницы со столь неприятными обличьями и прозвищами, сами того не зная, выступают союзницами и помощницами Зозы в ее справедливой борьбе за свое счастье. Их сказки постепенно приводят самозванку к разоблачению.
«Фонтаном школы придворных» Базиле издевательски называет, конечно, саму служанку.
Представление об орках в итальянском фольклоре восходит к древней италийской и этрусской мифологии, где именем Orcus назывался бог подземного царства. Орки — уродливые фантастические существа, обитатели подземелий и пещер, склонные к людоедству и другим злым делам.
Знаменитый рассказчик, выступавший перед народом в Венеции, на площади Сан-Марко, в годы, когда Базиле служил в войсках Венецианской республики.
Граф из окружения императора Карла Великого, павший в битве с арабами, герой знаменитой «Песни о Роланде», а также ренессансных поэм «Неистовый Роланд» Лодовико Ариосто, «Орландино» Фоленго и др.
Георгий Кастриот, последний правитель независимой Албании, в 1450— 1460-е гг. успешно сопротивлявшийся турецкой агрессии. Турки называли его Искандер-беем, в Европе это прозвище переделали в Скандербег.
В иерархии средневековых городских цехов ведущее место занимали цеха «четырех благородных искусств».
Неаполитанские домохозяйки вплоть до конца XVIII века выливали содержимое ночных горшков в море. Чтобы не загрязнять воды залива в течение всего дня, гражданам предписывалось проделывать эту операцию единожды в сутки, ранним утром. Большим спросом пользовался специальный мочевой песок, впитывавший нечистоты и ослаблявший их запах.