Пробрало меня до самых пяток, застыл и вытаращился, пытаясь разглядеть, что там за женщина мелькнула. Платье светлое, городское, фигура похожая, прическа вроде тоже… но что там с улицы увидишь?
Пока я глазами хлопал, она еще раз мимо окна прошла, заметила соляной столп в моем лице, склонила голову и… пропала из виду. Я же мучительно соображал — она, не она? Что делать? Стучаться в дом или валить побыстрее?
Скрипнула дверь и под навесом трема появилась сильно помолодевшая Милица. Приподняла подбородок, глянула свысока и элегантно положила ладонь на бедро:
— Осторожнее, не прожгите мне платье взглядом.
Будь я проклят, но у нее и талия тоньше стала, и грудь больше и… и тут до меня дошло, какой же я идиот, это не Милица, это ее сестра! Издание второе, исправленное и дополненное.
— Я вас где-то раньше видел…
Она снисходительно растянула губы — ну да, подкат, прямо сказать, дебильный.
Но тут меня дернул за рукав Марко, наблюдавший всю эту пантомиму и я отмер:
— Господжица Проданович?
Она распахнула глаза пошире и тягуче ответила:
— Да-а… Откуда ты меня знаешь?
— Дорога от Белграда, машина, бомбежка, паспорт с запиской.
— Ой, а деньги? — тут же вспомнила Верица.
Ну да, мне стыдно, но прямо вот взять и все рассказать? Да сейчас! Пришлось изобретать историю о том, как мы с Йованом разгребали дорогу после бомбежки и нашли пустую сумочку с паспортом.
— А пистолетик? Красивенький такой, перламутровый?
Я только развел руками.
— Жа-алко, он так переливался из розового в голубой… Тяжеленький, я его под подушку клала.
На воспоминаниях о браунинге Верицу как прорвало. Она прощебетала мне всю свою нелегкую жизнь, начиная с отъезда из Белграда — про ужасную бомбежку, когда Милоша ранило и они едва успели выскочить из машины. Как их везли в госпиталь в грязном кузове грузовика, где неуклюжие солдаты раздавили кофр с косметикой и духами, но Милош не наказал их, потому, что был без сознания. Как она плакала, когда пропал второй чемодан, а Милош умер на операционном столе…
Из захлестнувшего меня потока информации я понял одно — Милош, кажется, легко отделался. А страдалицу подобрал некий майор и повез дальше, через всю Шумадию в Чачак, пока туда не пришли немцы. Где-то посреди рассказа Верица спохватилась, а доставил ли я весточку сестре? Пришлось рассказать, избегая постельных подробностей, о встрече с Милицей, а попутно представиться. Ну и добавить, что старшая сестра выражала недовольство поспешным отъездом младшей.
— И то ей не так, и это не эдак! — возмутилась Верица, пропустив почти все детали мимо ушей. — Все время меня учит! Как гимназистку!
Она сердито потеребила синий бантик на голубом платье, фыркнула и вернулась к рассказу о дорожных мучениях — ни в одной гостинице не было английского джема, представляете? А в одной даже не было масла к утреннему кофе!
Где-то посреди ужасных ужасов в городе с подходящим названием Ужице, майор осознал во что вляпался, и вызвался добыть этот самый джем. И благоразумно пропал. Верица совсем было впала в отчаяние, поскольку у нее срывался заказ платья у местной портнихи, но тут появился Слободан, которого она именовала «Слободанчик».
— Он такой хороший, такой хороший, хоть всего лишь капитан! А у тебя какое звание?
— Кадет выпускного класса.
— Ой, а как вы сказали вас зовут? Владо? — внезапно перешла она на «вы» и заворковала почти интимно. — Значит, вы тоже офицером станете?
Я неопределенно пожал плечами, чтобы не сказать ни да, ни нет, но вот с этого момента почуял осязаемый интерес к моей персоне. Ну, не сильный, а так, на скамейку запасных посадить. А то вдруг капитаны-поручники закончатся и придется переходить на кадетов, так чего бы не оставить кандидата в состоянии легкой влюбленности?
А Верица, судя по всему, предпочитала именно военных — красивых-здоровенных, и начала меня понемногу когтить, попутно выясняя, не опередила ли ее сестра. Впервые с начала разговора внимательно осмотрела меня сверху донизу, запомнила, убедилась, что я соответствую вкусам Милицы и продолжила расспросы. Как я нашел их дом в Карабурме, как увиделся с Милицей, да кто у нее был, да что за кавалерист, да как она села, да что сказала…
Пришлось мне включать дурака — отвечал коротко, в подробности не вдавался. Естственно, умолчал и о втором этаже и уж тем более о том, что ее сестра прекрасная наездница.
В окно выглянул сухой и прямой, как доска, здешний учитель, хозяин дома. Характерный типаж — коротко стриженые седые волосы и усы, застегнут до подбородка. Про него мне успели рассказать подвыпившие четники — начинал службу еще до Первой мировой в Нови-Саде и там прославлял Габсбургов, после войны переехал от греха подальше в Каменицу и тут прославлял Карагеоргиевичей. А придут немцы — будет прославлять фюрера. Чья власть, того и вера.
Он не преминул выйти на трем, посмотреть, с кем болтает Верица, но девушку это не остановило.
От заворота мозгов меня спас Слободанчик.
Я даже простил капитану, что он начал с ходу меня строить, топорща тараканьи усы и размахивая портфелем желтой кожи. Но слово за слово и путь ему пролег туда, где растет хрен — в конце концов, если у офицера нет соображения, что нельзя орать на незнакомого человека с оружием, то кто ему доктор?
Слободанчик вспучился, как жаба на соломинке и покраснел, как задница при запоре, но ситуацию разрядила Верица, соизволившая сойти с галерейки и прижаться к своему капитану.
— Зайчик, не кричи, у меня голова заболит.
Серьезная угроза заставила Слобо захлопнуть рот.
— Мальчик нашел мою записку, помнишь, я рассказывала? И отнес ее сестре, ничего такого. Пойдем, — не переставая щебетать, она взяла его под руку и потянула в дом.
Капитан, подозрительно косясь в мою сторону, дал себя увести. Жаль, что у него шайкача, ему бы буденовку носить, чтоб через верхний клапан пар выходил. А то с таким кипением возмущенного разума и до сердечного приступа недалеко.
Вот так вот и бросай добро в воду, всего-то про сестру рассказал… Хотя мне грех жаловаться — стоить вспомнить ночь с Милицей, так что будем считать, что квиты.
Из Пожеги прибыло командование в виде целого майора и распорядилось продолжать сидеть ждать благоприятного момента. Но пока учинить четникам боевую подготовку, а чтоб не ныли, договориться с кафанщиками о снижении цены на ракию. Нельзя сказать, что второе приказание сильно обрадовало людей, зато третье… Выпивка действовала по-разному: кто впал в мрачную задумчивость, кто распевал песни, кто выяснял степень уважения к нему среди собутыльников, кто хвастался подвигами в стиле «одним махом семерых побивахом».
Офицеры ходили из кафаны в кафану и провозглашали тосты:
— За короля! За великую Сербию! За бога и святой крест! За веру и отечество! За сербство!
Четники радостно голосили в ответ, прославляя Петра II-го и проклиная немцев, усташей, мусульман и вообще всех врагов величайшей страны на Балканах, да что там на Балканах — в Европе!
Утром, пожалуй, только наша небольшая группа — Марко, Бранко, Лука и пара примкнувших — выбралась на площадь в чаянии обещанной боевой подготовки. Прочее же воинство после пьянки имело вид и запах самый похмельный, но тоже понемногу просыпалось. До ловли чертей вчера не дошло, но с утра четники реабилитировались, поймали турка.
Мы еще издалека увидели чернявого парня, что шел по улицам Каменицы, придерживая ремень висевшей за спиной винтовки и поправляя тяжелую кобуру. И каждого встречного спрашивал, как пройти к штабу. Жители от таких вопросов шарахались, но чутье привело его в самую середку деревни, к поповскому дому.
— А это что за? — недовольно процедил смурной наредник.
Он только что продрал глаза и вышел к плетню.
Следом на улицу кое-как выполз Джин, увидел красную звезду на шайкаче парня и уставил на него палец:
— Турок!
— Эй, дядя, — улыбнулся ему чернявый и снова поправил кобуру, — где у вас штаб?
— Да ты шпион! — взревел Джин. — Хватай турка!
Чернявый не успел опомниться, как бугай сгреб его в охапку, прижав руки.
— Да я свой, серб! — только и смог придушено выкрикнуть он.
— Все вы так говорите, — косматый огляделся в поисках помощи и рявкнул вылезшим посмотреть на шоу четникам: — Веревки тащите!
На шум появился Слободанчик с портфелем, но вместо разруливания скривил рожу и удалился — не барское это дело.
— Э, — только и вымолвил растерявшийся Бранко.
Джин с помощью четников принялся вязать парня, и что-то мне эта буйная ксенофобия нравилась все меньше и меньше — вчера этот придурок вонял чесноком и ловил немцев, сегодня воняет перегаром и ловит мусульман, а что он выкинет завтра?
Так-то говорившие на одном языке сербы, хорваты и босняки резали друг друга только в путь и мне это совсем не нравилось. И офицеров, как назло, никого…
— Эй, дядя, — скомандовал я вместо самоустранившегося капитана. — Ну-ка, отпусти его.
— Ах ты копиле! — взревел Джин. — Смотрите, немцы за турок вступаются! Да я тебя…
— Да что ты сделаешь, ярац драный? — решил я использовать шанс раз и навсегда разобраться с косматым, а то будет постоянно лезть под руку.
Бранко и Лука тем временем растолкали четников и перетащили чернявого к нам, попутно разматывая веревки. Увидев такое, бугай взревел, принялся шарить в поисках оружия и нащупал на поясе неслабый нож. Собравшиеся отшатнулись к стенам и заборам — похмельный Джин с тесаком ни разу не безопасное явление.
Изрыгая проклятия, косматый двинулся ко мне, чем напомнил знаменитую сцену из знаменитого фильма — похоже, он не знал, что приходить с холодняком на перестрелку бессмысленно. А я знал, но решил понтануться, и пальнул ему над головой из добытого в бункере люгера.
Ну и понтанулся — залепил прямо в лоб.
Вот черт его знает, как так получилось. Вроде целился правильно, но…
Пуля пробила голову навылет с отчетливым чпоком. Джин сделал еще шаг, застыл, свел тупые глазки под переносицу, словно пытаясь рассмотреть, что там ужалило его в мозг. Постоял, качнулся, выронил глухо звякнувший нож и рухнул, подняв облачко пыли.
Блин, как перед пацанами неудобно вышло…
В наступившей тишине возле учительского дома ойкнула Верица, а на площади уже нарисовался майор — я даже не успел толком осмыслить, что натворил.
— Кто стрелял?
Все дружно повернулись в мою сторону, даже пальцами показывать не пришлось.
— Господин майор! — первым опомнился, как ни странно, чернявый, успевший отряхнуть и пригладить помятую после возни с Джином одежду. — Я связной Валевского народно-освободительного партизанского отряда! У меня послание к коменданту Джуричу!
— Кто стрелял? — сощурил и без того узкие глаза майор.
— На меня напали, — продолжал связной, — пытались убить…
— Кто. Стрелял.
Мизансцену майор просчитал и так, но ему требовался формальный ответ и я вышел вперед.
— Дайте послание, — протянул руку к связному майор. — И оба под арест, до выяснения.
Марко хотел было что-то сказать, но Бранко придержал парня, шагнул следом и забрал у меня пистолет и винтовку. Лука повторил его маневр и разоружил партизана. Ну и молодцы, пусть уж лучше они стерегут, чем непроспавшиеся четники. Бог весть, сколько тут еще недострелянных дураков вроде Джина.
Заперли нас в полупустом амбарчике, где шуршали мыши. Бранко и Лука снаружи, мы с Радославом, как представился связной, внутри. Лука прям голову в щель двери воткнул и давай Радо выспрашивать, что там да как. Десять минут — и эти двое опознались, оба комсомольцы или, по местному, скоевцы, члены Савеза комунистичке омладине. На такие новости и Бранко пересел к щели поближе, еще десять минут — и признался-таки, что коммунист. Не арестантская с часовыми, а чисто отчетно-выборная конференция, сплошь члены партии, один я в статусе сочувствующего.
Ну дальше пошло повеселее, Радо целую политинформацию задвинул. Для начала описал военно-политическую обстановку в ближней окрестности — штаб Валевского отряда в Лесковице, Посавского в Струганике, четницкие отряды в Каменице, Бранковине, Словаце и Мионице, полтора батальона немецкой 342-й пехотной дивизии окружены в Валево. Вот партизаны и пытаются договориться с равногорцами и взять Валево, пока немцы не пробились и не прислали подмогу, а господа офицеры тянут и ждут благоприятного момента.
Хотя чего ждать, когда можно навалиться всей силой?
Вот и Радо говорил, что в Черногории, где коммунисты и офицеры выступили совместно, поначалу все прошло лучше некуда — итальянцы растерялись и в их руках остались только четыре крупных города. А всю остальную страну затопили совместные отряды, где коммунисты обеспечивали мобилизацию, а офицеры — подготовку и управление.
Но союз этот долго не протянул, командовавший в Черногории майор Лашич рассорился с уполномоченным от компартии Джиласом, а итальянцы тем временем перебросили в Монтенегро целых шесть дивизий. Лашич оставил свой пост, пошел на переговоры с итальянцами, а потом и вовсе начал призывать к разборкам с партизанами. Ну и за три недели так успешно начатое восстание и закончилось.
Хорошо что на церкви тренькнул колокол, а то бы прения сторон на партконференции продолжались без конца. Бранко спохватился, что скоро их сменят и что будет дальше, неведомо. Решили пока не возбухать, но находиться рядом и присматривать за амбарчиком, кабы чего не вышло. А Марко послать за теми бойцами, кто нам сочувствовал, чтобы потом снова встать в караул.
Смену привел давешний наредник, открыл дверь, проверил, что мы на месте, но в этот раз закурить не предложил. Новые часовые сели поодаль, так что я принялся вытрясать из связного подробности обстановки, но он все время сворачивал на пересказ статьи товарища Тито «Задача народно-освободительных партизанских отрядов». И что-то мне эти задачи не очень нравились — уж больно резко там проводилось размежевание. Это вообще родовая болезнь коммунистов, «кто не с нами, тот против нас», но, блин, за каким хреном устраивать красный террор? Написано-то гладко, «энергично и без пощады избавиться от рыхлых и колеблющихся элементов», а на деле такие призывы ничем, кроме расстрелов, не окончатся, и вместо массовой поддержки партизаны получат массовое недовольство. И я тут ничегошеньки сделать не могу со всем послезнанием.
Обед нам принесла новая смена во главе с целым потпоручником. Ну как обед — хлеб да каша, пища наша. Одно утешает, приговоренных обычно кормят получше.
Молодой офицерик с интересом смотрел, как мы вычищаем миски, а после, похоже, из неистребимого юношеского любопытства, захотел поговорить с арестантами и даже предложил нам папиросы из кожаного портсигара. Я-то отказался, а Радо с удовольствием задымил.
— Не пойму, зачем вы его застрелили? — потпоручник тоже закурил, обмахнул веточкой услужливо подкаченный кем-то из четников чурбак и присел у приоткрытой двери в амбарчик.
— Ну, знаете, когда на тебя идет с ножом такой громила…
— Ну так ранили бы его, в ногу или в руку! — он даже хлопнул веткой по щегольскому сапогу, словно показывая, куда надо было стрелять.
— Вот я в плечо и целил, да промахнулся.
Потпоручник ненадолго замолчал, помялся, а потом все-таки сообщил:
— Майор Джурич хочет устроить показательный военный суд, для укрепления дисциплины.
— Дисциплину разлагает бессмысленное ожидание.
— Мы военные, мы обязаны выполнять приказы командования!
— Ну и как вы намерены победить, если все время прождете? — съехидничал Радослав.
— Ну, например, — прищуриля офицерик, — мы устанавливаем контроль над местной властью, вербуем служебцев и жандармов. А еще можно договориться с итальянцами, а потом воевать с немцами.
Ох ты ж господи, стратег какой, кадет Биглер!
— Итальянцы тоже оккупанты! — отрезал связной.
— Не скажите, итальянский король женат на черногорской принцессе, да и в Далмации итальянцы сколько веков? Венецианская республика! — он назидательно поднял вверх палец. — А вот немцы тут пришлые.
— Да никакой разницы, неужели вы думаете, что итальянцы хоть в чем-то пойдут поперек немцев? — попытался я пробиться через эдакую наивность, но не преуспел.
Он отмахнулся, как от назойливой мухи, но потом все-же поинтересовался, пощипывая реденькие усишки:
— Ну а вы что предлагаете, какую стратегию?
— Немцы завязнут в России и сломают себе хребет, — уверенно ответил я. — А чтобы это произошло побыстрее, нужно как можно больше и чаще пускать им кровь.
— Вы плохо учили военные науки, кадет, — с превосходством отбрил меня потпоручник. — Минск пал, Рига пала. Киев, Таллин и Смоленск падут со дня на день. И что дальше? Москва не продержится и до зимы!
Ну да. У Красной армии сейчас дела идут хуже некуда, котел за котлом и отступление, без малого напоминающее бегство. Но я-то знаю, что все повернется иначе:
— До Москвы немцы, может, и дойдут, только не возьмут. Вы не даже не представляете, насколько упорными становимся мы, русские, когда дело касается жизни и смерти.
Я почувствовал острое желание закурить и чуть было не попросил папироску, но вовремя опомнился — сколько мне еще бегать по лесам и горам с тяжелым железом? Лучше и не начинать дымить.
— Ну, — возразил офицер, — во всяком случае, Россия будет загнана так далеко, что не сможет влиять…
— Слушай, — зло прервал я стратега, — не позже нового года Гитлеру наваляют под Москвой. И еще затверди себе: Сталинград и Курск.
— Зачем? — оторопел собеседник.
— Когда немцы умоются там кровью, вспомнишь мои слова.
Радо смотрел на меня, открыв рот. Да и четники-караульные тоже пересели поближе и прислушивались. А потпоручник, решив, что со мной каши не сваришь, выкинул окурок, поднялся и ушел, приказав запереть дверь.
Связной поерзал и, наконец, выдавил:
— Откуда ты все это знаешь?
Меня аж скривило. Ну что тут скажешь?
— Немцы вязнут, это уже видно. Еще пара недель и начнется распутица, танки встанут, наступление заглохнет. Впереди зима, а русские зимой воюют заведомо лучше немцев, вот и все.
— А Курск и Сталинград? — с надеждой спросил Радо.
— Да что в голову пришло, то и брякнул. Надо же было ему как-то рот заткнуть.
Радо вздохнул, пошевелил бровями, но не стал впадать в задумчивость, а наоборот, перешел к действиям.
— Ты правильно сказал, что надо пускать немцам кровь побольше и почаще, — решительно встал он у двери и выглянул в щелочку. — Мой долг сражаться. Я убегу, ты со мной?
— Да как, если снаружи часовые?
— У меня пистолет есть.
Ну да, Бранко и Лука нас ведь не обыскивали, это только я такой балбес, что ничего не спрятал. Но тут Радо вытащил из складок пистолет и я чуть не заржал — маленький дамский браунинг с перламутровыми щечками. Уж не Верицын ли?
— Даже не думай, — накрыл я его руку. — Наши должны заступить в следующую смену, уйдем все вместе.
Так и вышло — явились Бранко, Лука, а с ними еще четыре человека, не считая Марко. Мы обговорили план, распределили роли и дождались вечерней смены. Пришедшую пару часовых приголубили по затылкам, затащили на наше место в амбарчик и привязали понадежнее. А сами огородами и к Котовскому. То есть к товарищу Здравко, командиру Вальевского отряда.
Проскочили мимо невнятных караулов на околице Каменицы, выбрались на извилистые тропы меж зеленых холмов и двинули на юг. Хорошо, что нас вел Радо, да из присоединившихся двое местных, не заплутали. Плохо, что таскаться ночью по долинам и по взгорьям неудобно, легко можно свернуть если не шею, то ногу.
Да еще Марко витал в мечтах, не иначе, вспоминал Живку, и спотыкался через три шага на четвертый. Пришлось воспитанника встряхнуть и пригрозить хорошей трепкой. И как сглазил — вспомнил Верицу и сам провалился в мечты. Ну хороша же девка! А вот если забрать у Радо пистолетик и принести ей… При мысли о том, какие формы скрывало ее голубенькое платьице и насколько эти формы лучше милицыных, я совсем выпал из реальности.
Вернул меня в разум здоровенный ясеневый сук, росший поперек тропы. Все, даже мечтательный Марко, под него успешно поднырнули, а я вписался лбом. И поделом, нехрен о бабах думать на боевом выходе.
За ночь мы сделали только километров десять и добрались до полуручья-полуречки Ябланицы, которую перешли вброд недалеко от деревни Ровни. В леске на склоне остановились обсушиться и подумать, что лучше — переждать до ночи или не останавливаться? Местные убедили, что до Лесковицы можно дойти часа за три и мы тронулись дальше.
Примерно за полчаса до цели сделали привал — чутка вздремнуть и привести себя в порядок, чтобы не являться пред очи командиров вахлаками. Ребята попадали на землю, а я с Бранко вызвались покараулить — у нас война, и пофиг, что кругом Повленское взгорье, где люди почти не ходят.
Но люди, как оказалось, вполне себе ходят, хотя и не всегда по своей воле. Ниже по склону тихо грюкнуло железо, я придавил чуть было не вскочившего Бранко и мы с обалдением насчитали пять… десять… двадцать егерей. И двух связанных партизан.
Разбуженный и втихую притащеный на наблюдательный пост Радо осмотрел хвост немецкой цепочки и высказался насчет пленных однозначно:
— Это командир второй роты отряда. Надо отбить. Я знаю тропу, по которой их можно обогнать.