Пригибаясь от выстрелов и разрывов, как мог внимательно оглядел все высоты — на склоне Голубинья наши, на Богишеваце бой и там не до нас, с Главицы слишком далеко… Высоких колоколен и зданий в городе нет…
Мечеть Хусейн-паши!!!
И тут же, в подтверждение моей догадки, на площадке минарета блеснула оптика. Я повернулся с тем, чтобы приказать Бранко ударить прямой наводкой по минарету, но вовремя спохватился и захлопнул рот — если мы начнем молотить из пушек по мечети, нам мусульмане не простят. Пулеметами исполосовать тоже не дело, но как?
— Небош! Марко!
Оба-два подползли ко мне, извиваясь ужами. Накидки их, когда-то белые, изгваздались до состояния летнего камуфляжа.
— Держи! — я сунул младшему бинокль и ткнул пальцем в минарет. — Там наблюдатель, надо сбить!
Небош совсем по детски шмыгнул своим огромным носом, развернулся на пузе и уполз ниже по склону. Батарейный холм с минаретом одинаковой высоты, дистанция метров триста пятьдесят, должны справится, не имеют права не справится!
В шуме боя я пытался различить выстрелы манлихера, но где там, зато услышал неприятный шорох, а чуть приподняв голову, увидел ноги связной, вскочившей не бруствер.
Дернул изо всех сил, она упала в окоп, я сверху, сзади грохнуло, по спине замолотили комья земли, а подо мной возмущенно завозилась девушка.
— Да лежи ты! — прикрикнул я и тут жахнуло снова, да так, что вздрогнула земля.
Следом бахнуло еще раз, другой… потом третий разрыв встал ниже, у самой колючки, а потом артиллерия замолкла.
Слегка поднял голову над бруствером — на месте одной из пушек дымилась воронка, на краю крутилось колесо с драной в клочья шиной.
— Бранко!!!
— Да живой, живой, — громче, чем надо бы, отозвался бровастый. — Оглушило только…
Связная выбралась из под меня, и только хотела накинуться фурией, как залилась смехом, показывая на мои штаны.
Вот гадство! Колючка распорола замечательную брезентовую брючину от щиколотки до кармана, а я в горячке боя даже не ощутил холода!
Пока я соображал, чем прикрыть голые бедро и колено, связная исчезла, а я даже не спросил ее имени! Впрочем, на ее место тут же нарисовались довольные, как слоны, Небош и Марко — грохнули наблюдателя, даже двух! Марко вернул мне бинокль:
— Смотри сам!
С площадки минарета свисала рука, чуть ниже качался кожаный футляр.
— Первый вообще вниз свалился!
— Молодцы!
Я обернулся к батарее, но там уже под командой Бранко перекатывали уцелевшие орудия. Они, как и многие творения итальянского военного гения, отличалось легким налетом безумия — при отсутствии щитов имели дырчатый, как у ППШ, кожух. Бывшие артиллеристы югославской армии, а ныне партизаны, уже тащили ящики 75-миллиметровых снарядов, и снова формировали расчеты, заменяя выбывших.
Следующие два часа я расставлял бойцов группы закрепления и собирал оставшихся в строю своих — при атаке на холм мы потеряли тринадцать человек убитыми и вдвое больше тяжело ранеными. Их по мере сил отправляли в тыл, но штурмовики с легкими ранениями заявили, что останутся.
Еще пришлось выделить людей караулить пленных, среди которых тоже дофига раненых, после такой-то атаки неудивительно. Человек тридцать грязных, в кровавых повязках, небритых оборванцев мало походили на тех элегантных альпини, которых я наблюдал во время разведки города.
Два часа по нам гвоздили из пулеметов, два часа отстреливались мы, удерживая Стражицу и батарею на ней, прежде чем Восточная колонна проломила оборону у блок-поста, ворвалась в город и соединилась с Северной у гимназии, выбив оттуда штаб дивизии. Зетский батальон тем временем, невзирая на потери, взял Малый Богишевац и легкую батарею, но итальянцы отошли в полном порядке, успев при этом подорвать и сами пушки, и пригодные для закрепления позиции, и даже часть зданий перед ними.
А сами засели в нескольких каменных домах в центре, заранее подготовленных к обороне, стянули туда все наличные пулеметы и минометы и простреливали улицы. С этой бедой к нам снова примчалась связная с приказом накрыть макаронников из пушек, да только Бранко развел закопченными руками:
— Нечем…
— Как это?
— Снаряды кончились, весь боекомплект высадили.
— Так должны же передовые склады быть! — выпалил я в раздражении.
— Вон там, — нахмурил густые брови соратник, — у итальянцев. Иди да возьми.
Связная, выслушав весь разговор, подорвалась бежать обратно, но я ухватил ее за талию и прижал к себе:
— Как зовут-то?
— Убери руки, друже! — отпихивалась от меня девица. — И прежде чем знакомиться, штаны зашей!
За спиной подавился смехом Бранко, гыгыкнул Небош и прыснул Марко, так что я с сожалением выпустил голубоглазую и она помчалась вниз по склону, остановилась внизу и прокричала, выбрав секундную паузу в стрельбе:
— Альбина!
— Вот! — назидательно сообщил я друзьям. — Чем ржать, лучше соберите трофейные автоматы, чую, сейчас нам работа будет.
— Какая? — вылез пришедший на веселье вечно угрюмый Глиша.
— Так у нас положение, как у мужика, что медведя поймал. И надо бы добычу домой дотащить, да медведь не пускает.
— А нам что с того? — улыбнулся Бранко.
— А то, что если пушек нет, то у командования только мы остались. Так что готовьте людей к штурму.
Внизу, на обратном от центра города скате высоты, пленные итальянцы под надзором конвоиров из закрепляющей группы уже рыли две большие могилы — для наших и для своих. Странная у них все-таки форма — бриджи чуть ниже колен, обмотки и офигенские шипастые горные ботинки.
Чтобы не терять времени в ожидании приказа, мы разглядывали объект атаки — кто в бинокль, кто в оптику, кто просто так — и соображали, как без артиллерии выкурить окопавшихся альпини.
— Подбираться на гранатный бросок, — резюмировал Бранко. — Только народу много на подходе положим…
Альбина сбегала туда-сюда почти сразу же — до гимназии, командного пункта Арсо всего метров пятьсот, минут за пять можно успеть, и подтвердила, что Арсо требует штурмовать центральный квартал. И прислал в помощь десятка два бомбашей, совсем молодых ребят.
— Автоматы распределили? Гранаты, патроны, все запасли?
— Да.
— Каски всем надеть, целее будем. Бранко, на батарее ломы и кувалды есть?
— Клинья распорные вбиты, значит, есть.
— Собери. И пяток самых здоровых штурмовиков ко мне. И подрывников с динамитом. И лестниц штуки три-четыре надо сколотить или связать проволокой.
Полторы сотни бойцов в итальянских касках смотрелись забавно, не хватало только султанов из черных перьев — ну чисто берсальеры будут. Зато пара десятков пистолет-пулеметов «Беретта» очень усилили нашу огневую мощь.
Собрал командиров групп, показал путь выдвижения — по дворам, к последним перед улицей зданиям.
— Там же глухие стены и заборы, не пройдем, — возразил Глиша.
— Пробьем проходы, последние стены вальнем динамитом.
— А мне что делать? — спросила наблюдавшая за нашими приготовлениями Альбина.
— Поцеловать героя, — потыкал я себе пальцем в не очень чистую щеку.
Связная фыркнула:
— В штаб что передать?
— Как только мы выйдем на рубеж атаки, я дам красную ракету, пусть поддержат нас всем, чем могут.
И мы тронулись.
Чем тяжел бой в городе — все на самой короткой дистанции, от врага может отделять стенка толщиной в полкирпича. Пока наши здоровяки продалбывали проходы сквозь здания, чтобы штурмовые группы могли подобраться незамеченными, а за спиной стучали молотки, сколачивая лестницы, я тосковал об эндоскопах, дронах с камерами и прочих средствах инструментальной разведки. Но все, чем пришлось обходится — осколки зеркал на палках, чтобы смотреть за угол и через забор. И то хлеб.
Пыли кирпичной я наглотался преизрядно, да и все наши тоже, но за час доползли до последних перед итальянскими позициями зданий.
— Небош, вперед не суйся, займи позицию в тылу и отстреливай издалека.
— А я? — сунулся вперед Марко.
— А ты, если будешь лезть, когда командир не спрашивает, будешь вечно в нарядах.
Марко надулся и я сунул ему в руку ракетницу:
— Как стенки взорвут, сразу же стреляй красной ракетой. Ну, ребята, приготовились.
Честно говоря, я не ожидал, что взрыв в соседнем помещении так ударит по ушам, но итальянцы тоже этого не ожидали. Вот только что перед трехэтажным зданием управы была глухая торцовая стена и вдруг ее нету!
Автоматчики врезали из всех стволов по окнам, прикрывая молодняк. Гранатометчики бегом хлынули в проломы, закидывая управу бомбами. С подъезда взрывной волной сорвало и унесло и без того посеченный пулями триколор с гербом и короной. Наствольные тромбоны добавили жару.
За спиной с шипением взлетела в небо красная ракета.
Бомбаши метнули по второй гранате в заложенные мешками окна первого этажа и рухнули под стеночку, спасаясь от осколков.
— Лестницы, вперед! — заорал я, стараясь перекричать поднявшуюся со всех сторон стрельбу.
Три группы проскочили разделявшее здания пространство и приставили наши самодельные штурмовые трапы к окнам, и в ту же секунду по ним полезли бойцы, расчищая себе дорогу автоматным огнем.
Справа, вдоль улицы, из соседнего квартала, загрохотал станковый Фиат-Ревелли и один из бомбашей, вскочивший с гранатой, сложился пополам, выронив ее прямо под стенку, где сидели его товарищи. Я успел увидеть, как один из них кинулся к катящейся смерти, но тут раздался взрыв и парня отбросило.
— Небош, пулемет!!!
— Уже, — где-то сзади стукнул манлихер и станкач заткнулся.
— Вперед, вперед!
Бойцы раскидывали мешки с подоконников и лезли внутрь, в управе грохотали взрывы и пулеметные очереди. С противоположного конца квартала раздалось «Ура!»
Мы ломились по коридорам, кидая перед собой гранаты и поливая огнем все, что могло остаться в живых, продвигаясь шаг за шагом. Несколько раз бахнули дробовики. Черт его знает, сколько времени прошло, прежде чем итальянцы дрогнули и побежали.
Ну как побежали — отступили в соседние здания, отстреливаясь на ходу.
В паузе перед следующей атакой мы снова сгребли все доступное оружие, лихорадочно перезаряжались, набивали магазины и подсчитывали потери.
Небош, вопреки приказу, добрался до нас, вылез на крышу и ухитрился срезать минометный расчет, прежде чем итальянцы поняли, что происходит и принялись стрелять в ответ.
А еще до нас добрался Арсо, решивший перенести КП как можно ближе к противнику:
— Почему не атакуете?
— Там засело минимум человек триста, а у меня в строю от силы сотня осталась, из них много раненых, — сумрачно доложил я. — Да и внезапно уже не получится.
— Эй, Владо! — радостно закричал Марко, уже шаставший по управе в поисках трофеев. — В подвале ящики со снарядами!
— Бранко, проверь, те или не те?
Через пару минут вернулся покрытый пылью и грязью Бранко, и по его улыбке я понял — те!
— Боец Марко, благодарность за снаряды. И три наряда, чтоб не орал командиру «Эй, Владо», — изобразил я начальника, а Марко только радостно оскалился.
— Как быстро доставишь снаряды на батарею? — Арсо, похоже, нашел способ додавить итальянцев.
— Через полчаса сможем открыть огонь! — вытянулся Бранко.
— Действуй. А нам надо потянуть время… Пошлем парламентера.
— Я пойду! — в крови горел непережженный адреналин.
— Куда, в драных штанах? — отмел мое предложенеи Арсо. — Сиди, есть у нас парень, хорошо по-итальянски говорит.
Вскоре к нам присоединился высокий малый лет двадцати, выслушал Арсо и, соорудив себе белый флаг, отправился размахивать им из разбитого подъезда. Еще минут через десять он вернулся и сообщил, что генерал Джованни Эспозита видал нас всех в гробу. Командир дивизии, конечно, высказался вежливей, но смысла это не меняло.
В ближайшие полчаса произошли два события, сильно повлиявших на воззрения генерала — засада у Виенаца разгромила итальянскую колонну, посланную на помощь из Приеполья, и захватила не только оружие, но и дюжину грузовиков.
И ровно через полчаса Бранко по сигналу начал пристрелку и уже третьим снарядом снес изрядный кусок здания почты напротив, откуда раздались весьма экспрессивные проклятья на самом мелодичном языке в мире.
В управе появился Милован в сопровождении Луки, вот где их носило, когда мы город брали, брали и взяли? Ну, почти — остались Эспозита да еще один итальянский отряд держался в мечети, ну и Аллах с ними, любви мусульман им это не прибавит.
— Ты бы штаны переодел, — первым делом заметил уполномоченный ЦК.
— Зачем? — вот самое главное сейчас, это штаны, а не додавить макаронников!
— Парламентеры придут.
— А им-то что надо?
— Договариваться о пленных.
— Да отпустить их и дело с концом. Под честное слово.
— Как можно верить фашистам? — фыркнул Милован.
Но меня неожиданно поддержал Арсо:
— Верить нельзя, но пленных придется караулить и кормить. Построить в колонну и пусть топают сами в Приеполье.
— Это враги! Оккупанты! Расстрелять бы их всех!
Мы с Арсо бросились убеждать товарища из ЦК, что война войною, но пленных все-таки расстреливать совсем нехорошо, но Милован стоял на своем — они же снова возьмут оружие и будут воевать против нас! Сдвинуть его удалось только обещанием грохнуть приставленных к офицерам чернорубашечников — центурионов и капо-манипуло, своего рода политкомиссаров. Ну и соображениями, что если отпускать пленных, то итальянцы впредь не станут упираться до последнего патрона, а предпочтут сдаваться.
Парламентер снова отправился на переговоры и на этот раз синьор Эспозита решил не испытывать судьбу. Он наверняка просчитал, что в ночи у нас будет куда больше шансов подобраться незаметно и накидать гранат, поэтому не стал ждать, когда мы реализуем преимущество, и выкинул белый флаг.
Почти сразу после этого примчалась Альбина с вестью, что Дробняцкий батальон взял укрепленную электростанцию. Арсо немедля обнял ее и поцеловал, причем не в щечку, а в губы, чем испортил мне всю радость от взятия города. Вот так всегда, только размечтаешься, как появляется какой-нибудь Арсо и лезет обниматься к девчонке чуть ли не вдвое его моложе. Хотя кто бы говорил — но я, по крайней мере, не выгляжу старше!
Я сидел на полу управы, привалившись к стене, с автоматом поперек живота и выставив на всеобщее обозрение согнутую в колене голую ногу. Распоротая штанина висела тряпкой, подметая пыль с пола, но мне уже было пофиг, мы свое дело сделали.
Ребята тем временем под руководством Глиши трофеили все, что плохо лежит. А ништяков у итальянцев оказалось неожиданно много, не считая горы разнообразного стреляющего железа. Одними береттами можно будет роту перевооружить, не считая винтовок, к ним отныкали пару станковых, десяток ручных пулеметов, два легких миномета, дофигища гранат, похожих на гибриды консервных банок с роботом R2D2. А еще — длинные светлые жилеты из овчины мехом внутрь, шерстяные перчатки, нечто вроде балаклав — шерстяные трубы, которые можно носить как шарф и как головной убор. И даже бахилы, в которых можно шастать по снегу, не опасаясь, что он набьется в ботинки! Ну и по мелочам — пилотки с ушами, куча стальных шлемов, несколько камуфлированных плащ-палаток, одеяла верблюжьей шерсти, литровые фляги… Богато живут горные стрелки, если б я знал, что тут такие трофеи будут, я бы еще лучше воевал!
Но главнее всего, конечно, горные ботинки. Полностью кожаные, с семью десятками шипов в подошве, сказка, а не ботинки!
Из окна, вопреки не утихавшей у мечети пальбе, вывесили партизанский флаг — сине-бело-красный с пятиконечной звездой посередине.
Арсо гонял связных, отдавал приказания по патрулированию города и сводил доклады о потерях от командиров батальонов. Двести с лишним убитых, из них двадцать девять моих. Три с хвостиком сотни раненых. У итальянцев почти четыре сотни убитых, человек шестьсот раненых и почти полтыщи пленных, включая примерно тридцать офицеров и одного генерала.
Эспозита, пожалуй, щедрого жеста с отпуском пленных от нас не ожидал и даже на прощание благодарно тряс руки, не забыв отправить в мечеть своего лейтенанта с приказом о капитуляции, после чего отбыл готовить колонну пленных к маршу.
— Если мы здесь надолго, надо выбрать место и продолжить обучение, —
— Да, еще бы офицерскую школу, — мечтательно протянул Арсо.
— Не будет у нас времени, товарищи, — обломал нас Милован. — А вот что мы можем сделать, так это погромче трезвонить о трофеях, можно даже преувеличивать.
— А смысл? — не врубился я. — Итальянцы и так знают, чего и сколько потеряли.
— Зато местные обзавидуются и попрут не к четникам, а к нам в отряды.
— Ну и зачем нам такой контингент?
— Обтешем, — уверенности Милована можно было позавидовать.
Но, впрочем, коммунисты могут, еще как могут. А кто не обтешется, тот сам виноват.
Арсо с Милованом засели накидывать отчет Верховному штабу, а меня выгнали в соседнюю комнату, разбираться с потерями и добычей роты.
— Эй, юнак, давай штаны зашью, — легла мне на плечо узкая кисть.
Так мы и занимались делами — я без штанов, Альбина с иголкой и ниткой, когда к нам вошел Арсо. Я даже покраснел, ситуация по здешним нравам весьма двусмысленная, да только Альбина назвала Арсо «брате». А я проклял себя за бестолковость — они же похожи! Глянул на ушные раковины — почти одинаковые, брат и сестра! Пока я приходил в себя от этого открытия, Альбина откусила нитку, спрятала иголку, кинула мне штаны со словами «Держи, юнак, готово!» и вышла.
— Марко! Марко!!! — прыгал я на одной ноге, пытаясь попасть в брючину.
— Чего, сам штаны надеть не можешь? — поддел младший, едва появившись в дверях.
— Ты нигде по дороге сюда цветов не видел?
— Какие цветы, декабрь кругом!
— В домах, в горшках?
Марко завис, но секунд через десять не сильно уверенно ответил:
— Видел…
— Тащи!
Альбина, стоило мне нарисоваться в поле ее зрения, первым делом бросила взгляд на штанину и потому появление из-за спины горшка пропустила.
— Спасибо за помощь, — протянул я неведомый мне фикус с беленькими цветочками.
Она хмыкнула, вздернула бровь, но цветок взяла.
Но только я собрался податься вперед и приобнять, как за спиной заголосил Марко:
— Товарищ командир! Вас требует командант Арсо!
Вот так всегда. Я разочарованно повернулся, но у самой двери меня догнали легкие шаги и в щеку чмокнули прохладные губы
Все, штурм можно считать полностью успешным.
***
Как ни торопились Сергей Сабуров и полковник Чудинов, но Сочельник в Професорску колонию не успели из-за частых остановок поезда вне расписания. Утром, выйдя с наспех залатанного Главного вокзала, дошли до Святого Марка и отстояли Рождественскую службу, а уж оттуда до квартиры Сабуровой рукой подать, минут двадцать пешком.
Сергей упросил командира роты зайти домой, предвидя рождественский обед и не ошибся. Сестра Ольга тут же с визгом повисла на шее брата, даже не дав ему снять холодную шинель, Ольга Борисовна расчувствовалась до слез, даже господин Зедич соизволил пару раз улыбнуться.
Гостей немедленно усадили за стол, украшенной вчерашней рисовой кутьей с изюмом, дали разговеться печеным гусем с капустой и яблоками, налили горячего тыквенного супа…
— Еще бы поросеночка с хреном, — вздохнула госпожа Сабурова, — какой стол на Рождество без свинины…
— Дороги сейчас поросята, — назидательно заметил господин Зедич, разливая ракию.
— Мне тоже, — подвинул рюмку кадет.
— Сергей? — не то удивленно, не то возмущенно спросила мама.
— Он строевой юнкер, Ольга Борисовна, — вступился за воспитанника Чудинов. — В поле положено, а уж за праздник грех стопочку не выпить. Да и взрослеют сейчас рано.
Выпили, закусили, но тут на улице лязгнула железная крышка почтового ящика.
— Я посмотрю! — сорвался с места Сергей.
Он вернулся через пару минут, отряхивая снег и подал конверт матери.
— Ты почтальону спасибо сказал?
— Не было почтальона, какой-то прохожий, даже не обернулся.
— От Володи… — ахнула Сабурова и судорожно приложила платочек к глазам.
— Можно я прочту? — влезла Олька.
— Да, кончено… Я, наверное, не смогу, расплачусь, — виновато улыбнулась хозяйка.
— Дорогая мама, — начала читать сестра, — добрался до Сплита удачно…
Чудинов слушал вроде бы простое письмо, но мелкие детали, вроде постоянного упоминания комендатур, патрулей, новых властей, что итальянских, что хорватских, что немецких, постоянно царапали слух. Несколько преувеличенное описание, как хорошо устроился, какие молодцы итальянцы, как здорово, что вокруг Сплита нет ни партизан, ни усташей тоже наводили на мысли.
— …не знаю, как быстро вы получите мое письмо, поэтому загодя поздравляю с Рождеством и желаю счастливого нового года. Благослави вас Бог, Володя.
— Совсем вырос, — опять вздохнула Сабурова, — раньше такие милые письма писал, а сейчас будто отчет какой…
— Мама, — накрыл ее руку своей Сергей, — он жив, у него все хорошо, разве этого мало по нынешним временам?
А полковник задумался — а почему Владимир не послал письмо обычной почтой?
***
От иллюзий, что мы продолжим штурмовать города, нас быстро вылечили немцы. Пока мы брали Плевлю, фрицы планомерно уничтожали Ужицкую республику. Попытка остановить регулярную армию партизанскими заслонами привела только к большим жертвам, Рабочий батальон Ужицкого отряда потерял половину состава, несмотря на отрытые траншеи и противотанковые заграждения.
Товарищ Тито написал статью, в которой мудро указал, что тактика удержания крупных районов и фронтальных столкновений является несвоевременной. Верховный штаб после сдачи Ужице эвакуировался в Восточную Боснию, туда же и в Санджак отходили потрепанные отряды. Туда же, в Устибар и Рудо, отошли и мы с черногорцами, там же в середине декабря полуаморфную массу партизан переформировали в батальоны и бригады.
Занимался этим новый начальник Верховного штаба, так теперь называлась должность Арсо. Один из немногих среди партизан кадровых офицеров с хорошим образованием, он прислал подробный и выверенный отчет о взятии Плевли, что и стало поводом для его назначения.
А мы стали бойцами 1-й пролетарской Черногорской народной освободительной ударной бригады. Имени товарища Августа Бебеля, ага. И уже успели вломить немцам на дороге от Княгини до Устибара. Ну а что — две тысячи человек, шесть батальонов и наша отдельная рота. Правда, у нас положение особое, на снабжении мы в бригаде, а подчиняемся напрямую Верховному штабу. А на двух стульях сидеть, как известно, может и седалища не хватить. Но пока… пока мы отринули проблемы, отмечали Рождество и окончательно сколачивали подразделение, приняв вместо выбывших новых бойцов, по большей части из молодых бомбашей.
Бранко раздувал огонь в очаге большого сельского дома недалеко от Рудо, где разместилась часть роты, размахивал дубовой веткой и приговаривал:
— Да будет в доме столько денег, счастья и здоровья, сколько жара в этой печи! Пусть у хозяев будут вдвое больше овец, чем углей! Пусть год будет урожайным и счастливым!
Хозяйка с приличествующими словами поставила на стол рождественское жаркое и калачи, и Небош, глаз-алмаз, разделил трапезу на всех в доме. Досталось понемногу, но тут, как на Олимпиаде, главное участие. А уж как мы задрыхли после еды, да в тепле…
Наутро выглянуло солнце, играло в прятки за быстрыми тучами, а на площади у општины строилась рота. Ударный взвод Бранко, пулеметчики Глиши, гранатометчики, подрывники, снайперы во главе с Небошем и Марко, санитарное отделение… Скользнул глазом по Живке и Альбине, втянул ноздрями холодный стылый воздух — пахло… снегом, наверное. Зимой.
Бог весть, какая она будет, но немцы уже получили под Москвой и Ростовом, в войну вступила Америка, о чем вещали все станции союзников, громко говорили в отрядах и шептались в оккупированных городах и селах. Ничего, мы еще вломим фашикам, вон какие у меня бойцы, орлы! Прошли через бои, потери и кровь, победители Плевли, глаза блестят — такие врагу голову мимо резьбы влегкую открутят.
— Эй, тараканы беременные, подтянись! — привычным жестом я загнал складки под ремень за спину.
В строю хохотнули, грюкнуло железо, ряды выровнялись.
— Рота, равняйсь! Смирно! Напра-во! Шагом марш! Песню запе-вай!
По шумама и горама
Наше земле поносне
Иду чете партизана,
Славу борбе проносе!