- Тогда убей, - равнодушно сказал Алладин.
- Но я твой друг! - тихо возразил Джинн.
- Так раб или друг? - задумчиво осведомился Алладин, и было в его тоне нечто вызывающее, соразмерное его собеседнику.
- Ооооооооооо!... Оооооооооооо!......... - Джинн горестно застонал и улетел за барханы тосковать и печалиться.
- Слышишь? - осенило Алладина. - Брось ты эту лампу. Полезай в меня. В желудок. Был рабом лампы - станешь рабом желудка.
- А разве так можно? - осторожно спросили пески.
- А где сказано, что нельзя? Будем вместе пищу вкушать, напитки. А если нужда подопрет - раскорячишься....
- Хе! Хе!
Восторженный Джинн вихрем ворвался в разинутый рот Алладина. По дороге он зацепился туфлей о молочный зуб и потерял букву "н", которой в магическом алфавите Джиннов соответствовала туфля.
- Слушаю и повинуюсь, - прогудело из желудка.
Но Алладин лежал неподвижно. Аллах запрещает правоверным употреблять Джин. Алладин же отродясь ни Джина, ни чего другого, похожего, не пил, и доза оказалась критической.
В очередной раз опечаленный, Джин помчался обратно в лампу, к фальшивому дяде-колдуну, с рапортом об успешном выполнении задания.
- Ты без туфли! - присмотрелся колдун. - Полезай в кувшин или лучше в бутылку или банку. Джину не место в лампе. Будешь прислуживать мне и царевне Будур малыми порциями.
81. Сказка о сером и гадком
- Но мне никогда не хочется ничего такого, - пожаловалась Она.
- Это потому что у вас Серая Шейка, - объяснил гинеколог; сексопатолог и дальтоник по совместительству.
Всех подруг давно разобрали по танцам, по кустам, по лесополосам и могилам, по дворцам бракосочетаний. А ее так и прозвали Серой Шейкой, и лед фригидности уже подступал к ней со всех сторон, окружая, оставляя лишь малую полынью, в которой при серой-то шейке еще могли теплиться какие-то желания. Там, снизу, били слабосильные теплые ключи. А может быть, так не бывает, и грела пустая надежда.
Между тем лед становился прочнее, зима набирала силу, и к Серой Шейке медленно и верно приближалась гомосексуальная Лиса. Она ходила кругами, но пока не могла достучаться до Шейкиного нутра.
Наконец, Лиса отважилась на решительный шаг.
- Посетим-ка мы с тобой, дорогая подруга, клуб "69". А то ты все одна, да одна...
- Посетим, - без особого энтузиазма согласилась Серая Шейка. - А что это за клуб? Математический?
- О! - закатила глаза Лиса, розовея мехом, но иногда - голубея. - Это улетное место, там собираются все наши, родные, сплошь геи да лесбиянки.
Серая Шейка уже почти сдалась на милость похотливой Лисы.
...В клубе на городской окраине было шумно, жарко и влажно.
Лесбийская Лиса сосредоточенно тянула в соломинку коктейль с добавкой абсента.
Серой Шейке было неловко смотреть на расфуфыренных кур, подкрашенных петухов и мужской стриптиз: возле шеста изгибался почти совершенно раздетый селезень. Читатель поймет, что мы здесь изъясняемся метафорами, ибо настоящие утки, по сугубому недоразумению, не ходят к гинекологам. И лучше нам будет вернуться в человеческий мир.
Замутившиеся лисьи глаза негодующе сверкнули, когда к ним подсел вдруг невзрачный, рабочего вида паренек, стриженый под ноль. Обратился он, явно робея, не к опытной и равнодушной к нему Лисе, а к Серой Шейке.
- Бардак тут какой-то, - весело сказал паренек. - Я тут ни разу не был. Друганы присоветовали. Ты из этих будешь или натуралка?
- Я и сама не знаю, - ответила та. - Мне сказали, что у меня серая шейка.
- Это ерунда, - махнул рукой паренек. - У меня тоже был Гадкий Утенок, а как недавно пошли с друганами в здешнюю сауну, впервые - я ведь деревенский, так все аж присели: ну вылитый Лебедь! Везет же тебе, говорят. Ну что, пойдем?
- Но как же с шейкой? - упиралась та.
- Наплевать, ее же не видно, - засмеялся парень. И Серая Шейка вдруг впервые в жизни почувствовала, что наступила весна, и она готова пойти с ним, куда угодно.
Лиса, досасывая коктейль, только скрежетала зубами, да вращала глазами, в которых стояла дурная кровь.
82. Снегорочка
С этой Снегорочкой получилось нехорошо.
Слепили дети снежную бабу; вонзили одну морковку, вонзили вторую. Дали ведро и метлу.
А поутру стучится в избу черноокая девица, закутанная в платок по самые глаза, да в платье до пят, плюс полушубок - весь в грязных, черно-зеленых пятнах. И в меховой шапочке без оборки.
Снежная баба во дворе вся истоптана, и письмена какие-то непонятные чудо!
- Поживу я у вас, - говорит странница бездетным старикам. - Горные тропы круты. Измаялась я... Перезимую.
- За дочку будешь! - обрадовались те. Да та еще так посмотрела, что попробуй не согласись.
Надо отдать девице должное: вела себя смирно, и ни в чем непотребном замечена не была. Работящая, плов готовила. Ровесниц сторонилась, хотя и прислушивалась, а те все о парнях: кто и где служит, да сколько до дембеля. По сеновалам не шастала, и никогда не меняла привычной формы одежды - даже когда лето красное пришло. За эту зябкость ее точно Снегуркой признали.
И вот, на Ивана Купалу, пошли девки в лес венки плести, голышом бегать и через костер прыгать. Приехало поесть шашлыков областное начальство, и еще телевидение. Снегорочка тоже пошла.
- Заголяйся! - кричат ей несостоявшиеся подруги.
- Да что-то мне зябко, - твердит и отказывается она.
- Просим, просим, - рукоплещет начальство.
Встала Снегорочка в очередь. Подождала, пока толпа соберется, пока камеры наведут. Распахнула полушубок, а там - провода и батон в целлофане. И прыгнула.
Только ее и видели. Не стало ее, растаяла.
И остальных тоже больше не видели. Растаяли. А чего вы хотели? Зеленка, лето.
83. Снежная Королёва