— Мне сказали, что я найду тебя здесь, — сказал он Ландерсу.
Ландерс остался неподвижным, я тоже. Дикинс посмотрел на нас.
— Все в порядке, ребята? Мы ведем себя любезно?
Его слова не уменьшили напряжение.
— С твоим приятелем мы говорили об аресте невиновных людей, — сказал я, все еще глядя на Ландерса.
Он тоже смотрел на меня, но не ответил.
— В эту ночь Уотерсон видел Эрлин Барлоу на мосту, — продолжал я. — Она была одна. Моей клиентки там не было. Ты же знаешь, что это означает, да?
— Ничего не значит, — ответил Ландерс. — Думаю, ты общался с этим парнем и заплатил ему, чтобы он сказал, что видел Корвет.
— Прости, — я ухмыльнулся, — но это больше в твоем стиле.
— Диллард, знаешь что? Не трать зря время на разговоры. Моя задача заключалась в том, чтобы расследовать это дело и произвести арест. Что я и сделал. Теперь моя задача — подготовиться к процессу, дать показания и убедиться, что твоя клиентка получит то, что заслуживает, — иглу в вену.
Он начал складывать вещи в картонную коробку. Дикинс навис над моим плечом. Я повернулся, чтобы уйти. Когда я переступил порог, то остановился и повернулся к Ландерсу. Он только забрал со стола коробку с собранными вещественными доказательствами и посмотрел на меня.
— Она невиновна, — сказал я. — Она никого не убивала.
Его плечи слегка вздрогнули. Что это было? Он пожал плечами?
— Ты меня слышишь? Она никого не убивала!
Ландерс это знал. Он оглянулся на стол, а я повернулся и ушел.
25 июня
13:00
Раз в неделю я ездил к Энджел, но мы с ней вели разговоры в большей степени на личные темы, чем профессиональные. Я уже слышал ее версию того, что произошло в ночь убийства Тестера, поэтому проводил время с ней, пытаясь получить немного информации о ее прошлом. Она была скрытна, но во время моего второго посещения, похоже, решила, что доверяет мне настолько, чтобы назвать свое настоящее имя и сказать, откуда она.
Я передал информацию Диане Фрай — она работала уже несколько недель по этому делу. Я также трижды посылал судебного психиатра Тома Шорта, которого я привлекал в особых случаях, в тюрьму для проведения беседы с Энджел. Я уговорил ее встретиться с ними в один и тот же день.
Диана отправилась в Оклахому и Огайо разыскивать свидетелей и документы. Я с тревогой ждал, что она скажет. Весь стол был завален документами, когда я вошел в совещательную комнату.
— Твоя малышка — призрак, — сказала Диана, растягивая слова на манер южного акцента.
Ей было почти шестьдесят, ее каштановые волосы были коротко пострижены и аккуратно уложены, на лице вечно сияла улыбка. Как обычно она была одета в спортивную оранжевую футболку с эмблемой Добровольного общества Теннесси, страстной поклонницей которого была, и в короткие камуфляжные шорты, обнажавшие шишковатые колени и варикозные вены. Образ довершали оранжевые высокие баскетбольные кроссовки — конверсы.
— У нее нет ни номера социального страхования, ни водительских прав, полное отсутствие информации в архивах школ и кредитной истории. Нет ничего, словно ее не существует, по крайней мере, на бумаге. С кем только я не общалась, но думаю, мне удалось кое-что найти. По крайней мере, ты будешь знать немного больше о том, с чем ты имеешь дело.
Дайна рассказала, что Энджел родила молодая женщина по имени Грейс Родригес 15 марта 1989 года в городе Колумбус, штат Огайо. Ее биологическая мать передала ее в тот же день в Колумбусовский Баптистский детский дом « Добрая воля» для усыновления. Пять месяцев спустя Энджел забрали в семью солдата военно-воздушных сил Томаса Родеса и его жены Бетти. Они назвали ее Мэри-Энн Родес. Диана отправилась в Оклахома-Сити, чтобы поговорить с усыновителями Энджел. Они сообщили ей, что, когда они приняли в семью Мэри, то думали, что не могут иметь своих собственных детей, но через год миссис Родес забеременела. Затем она родила еще троих детей.
— Они сказали, что относились к ней, как к принцессе, — сказала Диана. — Мать назвала ее жесткой неблагодарной сукой. Она сказала, что ее муж хранил наличные в коробке на чердаке, и Энджел забрала все деньги, прежде чем ушла. Я всегда оставляю визитную карточку и говорю людям, что если они еще что-то вспомнят, чтобы позвонили мне. Через несколько часов раздался звонок. Это была одна из их дочерей, семнадцатилетняя Ребекка. Она была напугана до смерти, но я не могла долго с ней разговаривать. Она сказала, что ее родители не сообщили мне всю правду.
Она замолчала и уставилась в потолок. Ей нравилось вносить драматические ноты в повествование.
— И что? — спросил я. — Давай, продолжай.
— Сказала, что ее отец делал разные плохие вещи с Энджел.
— Какие плохие вещи?
— Сексуальное насилие. Она сказала, что это продолжалось годами, и, наконец, Энджел не выдержала. Она также рассказала, что ее мать била Энджел довольно сильно.
— Почему Энджел никому не рассказала?
— Мать — религиозная фанатичка. Их гостиная выглядела как святилище. Она сказала, что воспитывала детей дома, и подчеркнула, что строго следила за тем, что они смотрели по телевизору и что читали. У меня сложилось впечатление, что им не позволено было даже иметь друзей. Вероятно, у Энджел не было никакой возможности пожаловаться кому-либо. Или она просто боялась. Ее сестра сказала мне, что Энджел сбегала несколько раз, но полиция возвращала ее домой, поэтому я отправилась в департамент полиции Оклахома-Сити и получила копии отчетов. В первый раз ей удалось преодолеть десять кварталов. Она заперлась в туалете в супермаркете. Приехала полиция и отвезла ее домой. Через пару лет она снова сбежала. Ее обнаружили идущей вдоль шоссе в десяти километрах от города и снова вернули домой. И она рассказала им о сексуальном насилии, но, вероятно, ей не поверили.
Затем Диана переключила свое внимание на Эрлин Барлоу. Я попросил ее проверить кое-что без лишнего шума и заплатил ей за это из своего кармана.
— Судимостей не имеет. Ее муж был шерифом округа Мак-Нэри с 1970 по 1973 год. Он ушел в отставку при весьма подозрительных обстоятельствах и стал заниматься стриптиз-клубом. Она постоянно была с ним рядом, пока он не умер от сердечного приступа в прошлом году. Кажется, у нее нет врагов, по крайней мере, я не смогла их найти. Я пообщалась с несколькими ее сотрудниками, все они верны ей.
— Корвет?
— Корвета нет. Или, правильнее сказать, нет документального следа такого автомобиля.
— А что насчет Джулии Хейс?
— Очень плохая девочка. Три раза ее обвиняли в хранении наркотиков, двух кражах, три обвинения в проституции. Большинство арестов проходило в районе Далласа и Форт-Уорта. Никто не сказал о ней доброго слова. Она большая проблема.
— Ты разговаривала с ней?
— Пыталась. В первый раз, когда я пришла к ней домой, она была под кайфом, что едва могла говорить. Во второй мой приход она сказала мне отвалить, что меня разозлило.
Через час я отправился на встречу с судебным психиатром, которого нанял оценить состояние Энджел. Том Шорт возглавлял факультет психиатрии в Государственном университете Восточного Теннесси. Невысокого роста и неуклюжий ученый, он, казалось, провел много времени в мире, который никто не понимал. Я познакомился с ним пять лет назад на одном семинаре по смертной казни в Нэшвилле, где он читал лекцию о роли психиатрической экспертизы в поиске смягчающих вину обстоятельств. С тех пор я привлекал его по семи делам, и мы стали друзьями. До того, как я познакомился с Томом, я не слишком верил в психиатрию, но его необыкновенная способность диагностировать расстройства личности и психические заболевания заставила меня изменить свое мнение. Я полностью доверял ему.
— ПТСР, — сказал он, как только я вошел в его офис.
Он сидел за своим столом и пожевывал мундштук трубки. Я никогда не видел его без нее, но при этом никогда не видел, ее раскуренной.
— Посттравматическое стрессовое расстройство?
— Хроническое и очень тяжелое. Но она уклончиво отвечает про причину стресса. Я подозреваю, что ее изнасиловал приемный отец.
— Почему?
— Потому что, если причиной стресса была катастрофа или что-то, чему она была свидетелем, она бы рассказала мне. Энджел была взволнована и начала уклончиво отвечать, когда я спросил ее об отце.
— Смогла бы она совершить убийство?
— При подходящих обстоятельствах каждый способен. К сожалению, у меня нет хрустального шара.