— Почему? — спросил я.
Это простое слово из шести букв было самым ненавистным у судей. Большинству из них не нравилось, что им необходимо давать объяснения. В конце концов, они были судьями. Они носили мантию и полагали, что эта мантия дает им возможность делать все, что хотят.
— Почему Диллард? Почему? Потому что я так говорю. Потому что ваша сестра — отброс общества. Она не работает, не платит налоги, принимает наркотики, как пылесос, и ворует. Она расходует ресурсы общества и ее место в тюрьме. Если бы вы не хотели, чтобы она попала в тюрьму, то не следовало сообщать о ее преступлениях в полицию. Разве не вы позвонили в полицию?
Как бы мне было неприятно это признавать, он был прав. Когда я поднял трубку, то понял, что подвергаю Сару риску длительного тюремного заключения. В то время я хотел, чтобы ее посадили в тюрьму. Но мой гнев поутих, и я убедил себя, что то, на что она согласилась, было более чем достаточно.
— В чем дело, мистер Диллард? — спросил Гласс. — Кошка язык проглотила?
— Это дело между вами, окружным прокурором и ее адвокатом, — произнес я. — Я ухожу.
— Хорошего дня, — сказал Гласс.
Я повернулся и вышел за дверь, злой и униженный. Через час я позвонил Лизе Мейс, и она сообщила мне, что адвокат отвел Сару в дальний конец комнаты и объяснил ей, что, если она предстанет перед судом и будет обвинена, а судья Гласс может — и, вероятно, сделает именно это — приговорит ее к двенадцати годам тюрьмы.
— Она согласилась на шесть, — сказала Мейс. — Но судья ввел ее в курс дела, что это ты позвонил в полицию. Она злится на него, но больше всего она обижена на тебя.
5 июля
8:20
Мы сидели вместе с Томасом Уокером II, помощником окружного прокурора Фреда Джулиана, и двумя судебными приставами в Маунтин-Сити, готовясь к судебному заседанию по делу Мейнарда Буша. Судебными приставами были Даррен и Дэвид Бауэрс, веселые и неразлучные близнецы возрастом чуть старше пятидесяти лет. Каждый раз, когда я их видел, они смеялись. Окончив среднюю школу в Маунтин-Сити в конце 60-х годов и думая, что будут призваны, они добровольно завербовались в армию, чтобы оставаться вместе. Даррен, одетый в коричневую форму заместителя шерифа, рассказывал историю о войне. Дэвид, также одетый в форму, сидел с покрасневшим лицом в другом конце комнаты.
— А потом после почти месяца, проведенного в джунглях, мы входим в этот крошечный публичный дом в Сайгоне, — рассказывал Даррен, его акцент напоминал выговор американского комика Джеффа Фоксворти, пародировавшего городских ковбоев, — мы оба возбуждены больше, чем трое сморщенных козлов. Пьяный в стельку Дэйви, шатаясь, подходит к старой вьетнамской мадам и кладет руки себе на бедро, как Джон Уэйн, и спрашивает: «Сколько стоит покувыркаться в постели, мисс узкие глазки?»
— Теперь-то, я думаю, что та немолодая женщина знала английский лучше, чем полагал, потому что она посмотрела на него таким взглядом, который смог бы разъесть весь хром на бампере автомобиля. Затем она внезапно улыбается ему и спрашивает:
— У тебя большой дружок?
Сначала Дэйви не понял, о чем она говорит, но она указала на его промежность и повторила:
— Покажи. У тебя большой дружок?
Даррен усмехнулся, попытался что-то сказать, но остановился и снова захохотал. Наконец ему удалось продолжить:
— Тогда Дэйви начинает говорить:
— О, так ты хочешь взглянуть на мужское достоинство старого вояки, да? Ты боишься, что оно может оказаться слишком большим для твоих девочек? А потом Дэйви, он…он…— Даррен снова засмеялся. Он хохотал так сильно, что слезы потекли по его щекам. — Дэйви расстегнул ширинку и вытащил член на всеобщее обозрение. И эта мадам смотрит на него сверху вниз, затем снова перевела взгляд на лицо Дэйви и, клянусь могилой моей матери, говорит ему:
— Обычная цена за трах составляет десять долларов. Но за такой маленький член, как у тебя, я возьму только пять.
Даррен хлопнул себя по ноге и взвыл. Стены содрогались от хохота, когда в помещение вошел судья Роллинс, слишком серьезный мужчина, отвечавший за второй судебный округ. Он даже не удосужился спросить, из-за чего весь шум, сразу приказал близнецам Бауэрс:
— Приведите его и давайте начнем.
Даррен и Дэвид поднялись и пошли, чтобы привести Мейнарда Буша из старой окружной тюрьмы округа Джонсон, которая находилась в тридцати метрах за зданием суда, отделенная от него прекрасной лужайкой.
Судья сел за свой стол, и мы начали обсуждать некоторые проблемы, которые могут возникнуть в ходе судебного разбирательства. Примерно через десять минут я услышал звук, напоминающий выстрелы.
Бах! Бах!
Потом короткая пауза.
Бах!
Окно на втором этаже за столом судьи выходило прямо на лужайку за зданием тюрьмы. Я добрался до него как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мейнард Буш забирается на переднее пассажирское сиденье машины марки «Тойота». Женщина помогала ему сесть в машину. Она захлопнула дверь, подбежала к водительскому месту, запрыгнула в машину и они поехали.
Даррен и Дэвид лежали во дворе: Даррен — лицом вниз, Дэвид — на спине. Первая мысль, которая пришла мне в голову, когда я понял, что произошло, была о том, что у них обоих есть внуки.
Мне потребовалось меньше минуты, чтобы спуститься по лестнице, выскочить через заднюю дверь и пересечь внутренний двор. Дэвид задыхался, кровь выплескивалась из дырки в горле. Даррен не двигался. Я нажал пальцем на сонную артерию, пульс не прощупывался. Два тюремных охранника подбежали к нам. Один из них посмотрел на мужчин, лежащих на земле, и побежал обратно в здание.
Я сложил пиджак и положил ее под ноги Дэвиду. Я снял галстук, сложил его, сунул левую руку под его шею, а правой рукой приложил галстук к ране, чтобы уменьшить кровотечение.
— Дэвид, держись, — сказал я. — С тобой все будет хорошо. Скоро приедет скорая помощь.
Он не ответил.
— Дэвид, пожалуйста, держись! Ты хочешь снова увидеть своих внуков?
При упоминании внуков его глаза слегка дрогнули, но кровь продолжала течь, и его дыхание прервалось. Я не надеялся, что он выживет.
Молодой помощник шерифа округа Джонсон, находящийся рядом, перевернул Даррена на спину, начал оказывать первую помощь. Охранник, который вернулся внутрь, принес аптечку, и с ним были еще трое полицейских. Они помогли мне заменить галстук на повязку.
— Что случилось? — спросил один из них.
— Не знаю, — ответил я. — Я услышал выстрелы, выглянул в окно и увидел, что они лежат на земле.
Мне казалось, я держал повязку уже целую вечность, когда вдруг, наконец, услышал сирены. Вокруг все зашевелились, и поднялся шум. Приехали две машины скорой помощи и реанимационная машина, отправленные со станции скорой помощи, находившейся всего в трех кварталах. Все они выскочили на бордюр и остановились в метре от меня. Нас стали окружать женщины и мужчины в униформе, и я отстранился. Я не мог больше ничего сделать.
Они залатали Дэвида, как смогли, зафиксировали на носилках и погрузили в машину скорой помощи. Они сделали то же самое с Дарреном, но мы все знали, что он мертв.
Когда они уехали, я все еще стоял в оцепенении. Мысль начала формироваться в моей голове, и я почувствовал тошноту. Мейнард использовал меня для планирования и организации своего побега? Адвокаты часто помогали своим клиентам организовывать свидания в тюрьме, но я был уверен, что женщина, помогавшая Мейнарду сесть в машину, была Бонни Тейт. На самом деле, я не видел ее раньше, но это должна была быть она.
Я подумал, что Мейнард сказал мне тогда:
— Я не говорю, что хочу жениться на тебе или нет, но ты довольно приличный парень.
Приличный парень. Я опустил голову и поплелся к зданию суда. Я чувствовал, что мои ноги тяжелые, как свинец. Мои руки и рубашка были залиты кровью. Кровью Дэвида.
Приличный парень. В это чудесное июньское утро в горах Теннесси под ярким солнцем я медленно шел по двору и не чувствовал себя прилично. Я ощущал себя грязным и ужасно хотел, чтобы все это закончилось.
7 июля
23: 45
Поскольку мистер Чарльз Б. Данвуди III , эсквайр, не был женат и обладал большим количеством свободной наличности, то имел возможность предоставлять определенные юридические услуги мистеру и миссис Барлоу, и не видел ничего плохого в доставлении себе время от времени удовольствий, предлагаемых мужским клубом «Мышиный хвост». Своим ближайшим коллегам он в частном порядке описывал свои приключения в клубе как «сброс веса с обнаженными деревенскими девицами». Не то, чтобы он гордился тем, что делал там, но, как он говорил своим приятелям из загородного клуба: «Простите мне мою пошлость, но джентльмен иногда должен спускать пар».