Посвящается моим родителям, которые совершенно не похожи на персонажей этой книги.
Глава 1
Правило первое.
Не существует таких понятий как «правильное» и «неправильное».
Это самая основная директива, она же самая трудная для понимания большинства людей — но я запомнила ее на всю свою жизнь. Еще с того момента, как сжимала шею своей первой жертвы, помню ее и сейчас, думая о крови под ногтями, оставшейся от крайней из них. Не существует градации на плохое и хорошее. Разными людьми одно и то же может быть воспринято по-разному. Истина вне морали — и это не просто мнение.
Во мне нет жажды убийств. Слышала я о серийных убийцах, которые любят это дело, они живут ради мгновения, когда их жертва перестает дышать. Они упиваются этим мгновением. Для меня убийства — это приобретенная привычка и следствие воспитания. Я бы могла завязать и никогда больше к этому не возвращаться.
Но не могу, не сейчас. Мои внутренние убеждения подверглись испытанию. Во мне начали роиться сомнения. Но я их преодолела.
Меня зовут Кит, но многим я известна как Идеальный Убийца.
Я убиваю на заказ. Я общественная наемница. Но служу я только Ее Величеству Смерти.
Сегодня воскресенье, на дворе конец лета. В школе только начались занятия. Дело было днем, хорошим днем, когда еще слишком тепло для свитера и уже слишком холодно для одежды без рукавов. Раздражающая погода. Но, если честно, сейчас мне погода как-то по боку. Сложно задумываться о чем-то таком, когда с минуты на минуту получишь предоплату.
Медленно шагая по тротуару, я представляла, как выгляжу со стороны. В глазах незнакомцев я обычная девушка-подросток, ростом немного выше среднего, блондинка с карими глазами, довольно симпатичная, но не врезающаяся в память; они видят приятную девушку в повседневной одежде, слегка потертых на коленях джинсах, с серебряным браслетом от «Тиффани», являющимся единственным показателем не совсем скромного семейного благосостояния. Они увидят темные глаза в обрамлении темных ресниц, выступающие ключицы и небольшую россыпь веснушек на тонком, как у Одри Хепберн, носике, единственной по-настоящему красивой части бледного лица — но распознают ли они под этим образом убийцу?
Нет. Не распознают. Никто этого не сможет.
Я не восхваляю смерть, но мне нравится флер таинственности. Она заставляет меня почувствовать себя кем-то вроде супергероя, ведущего двойную жизнь. Одна жизнь простая и обычная, а другая — жизнь знаменитости. И я была знаменита. Я стала самой известной серийной убийцей Лондона со времен Джека Потрошителя и мне это нравилось.
Внезапно у меня в голове вспыхивает воспоминание восьмилетней давности, мне тогда было девять. Я помню все до мельчайших деталей, помню его остекленевшие глаза и синяки на шее, оставленные моими руками...
Раньше это подобие почтовой ячейки принадлежало моей матери. С нее все и началось. В свое время она не была такой, как я. Она мечтала убивать, без этого она не могла, она испытывала крайнюю необходимость сеять по миру свои уникальные принципы, она жаждала крови. Для меня же убийства являлись скорее работой, чем призванием. Но, конечно, как и я, она не была глупа. Ей хватало ума оставаться не пойманной.
В конце концов, обстановка стала слишком неустойчивой, из обрывков бесед и случайных комментариев выяснилось — ее могут раскрыть. Хотя ее никогда ни в чем подобном не подозревали. Каждый раз, говоря об этом, она подчеркивала всю важность; она была близка к грани, но успела опередить события. Ей пришлось остановиться, чтобы обезопасить себя.
Она остепенилась, завела семью. Вышла замуж за тщательно отобранного кандидата — несведущего, занятого и замкнутого. Но главный критерий отбора был в том, чтобы он не понял, кто она такая и кем в будущем стану я. Потому что, даже перестав убивать, она грезила убийствами — смерти стали для нее необходимостью, ей необходимо было знать, что кто-то перенял ее опыт. Так что она обучила меня. Она родила себе замену, сделала меня своим подобием; она жила через меня. Ее наследие перешло ко мне.
Со временем ячейка тоже перешла ко мне. Когда мне было девять, мы вместе разбирали письма, а в двенадцать контроль за ней был полностью передан мне. В тот промежуток, между девятью и двенадцатью годами, я убила всего четверых, но когда ячейка полностью перешла в мои руки, счет увеличился — десять человек за год. Когда больше, когда меньше, когда несколько жертв за несколько недель, а когда вообще никого на протяжении нескольких месяцев — но я старалась придерживаться указанного.
И, как у мамы, у меня был свой опознавательный элемент. Она вырисовывала маркером сердца у жертв на груди, правда, она была не такой урожайной убийцей, как я. Ей не дано было достичь моей славы. «Идеальный Убийца» — не тот человек, которого в Лондоне не знают и не опасаются.
А как меня прозвали! СМИ любят громкие заголовки. Не могу сказать, что мне не нравится, ну или что не подходит. Ведь если судить по моему псевдониму, я великолепно справляюсь со своей задачей.
Однако я не одинока в своем таланте. Как-то я увидела фото убийства, выполненного моей мамой, и пускай славы она не сыскала, я не могла не восхититься ее мастерством и аккуратностью. Безупречное убийство. На той фотографии была молодая женщина, так удачно сломавшая шею об угол стола, она лежала наполовину на кресле, наполовину на полу, в разорванной блузке, а на коже чернело карикатурно выведенное сердце. Мама так сильно давила пером, что кожа вокруг приобрела сине-зеленый оттенок.
Меня поразило осознание, что когда-то она была настолько сильной.
Моя фишка, скорее всего, и стала главной причиной моей славы. Я оставляла письмо.
Я шла по Кингс-роуд, делая вид, что любовалась одеждой в витринах и раздумывала на тему посещения кафешки, которую я прошла без каких-либо колебаний. Я медленно брела к нужному месту, не привлекая внимания, сливаясь с окружающей обстановкой, подобно хамелеону. Я обратилась в невидимку. Никто не обратил бы на меня внимания.
Я остановилась и заглянула в витрину приятного на вид кафе под названием «Brass Feather». Оно было новым. Здание, конечно, стояло здесь столько, сколько большинство уже даже и не вспомнит, но само кафе открылось совсем недавно, после того как предыдущее прогорело. Новые владельцы полностью переделали интерьер. Но туалет остался прежним.
Такова традиция — и поверье.
Сколько бы раз магазин ни продавали и ни покупали, женский туалет никогда не меняли. Не меняли и не распространялись. Как ни странно, о нем мало кто знал, с учетом моей славы. Даже полиция была не в курсе. Или, по крайней мере, я так полагала, ведь они не брали его под свой контроль и не устраивали обысков. А обычно, если полиция вынюхивает что-то подобное, они делают обратное. Они такие примитивные в своих предписаниях.
Я улыбнулась и вошла внутрь. Стены, выкрашенные светло-коричневой краской, дарили тепло и уют. Шаги мягко отстукивали по деревянному полу. А здесь славно. Люди за ближайшими столиками разговаривали, шушукались и смеялись, или читали газету, или писали смски-играли-болтали по телефону. Легкая, универсальная музыка тихо доносилась из динамиков. Но небольшое объявление, напечатанное на принтере и приклеенное рядом с туалетом, оставалось на своем месте, напоминая всем о тайне, которую хранило это место. Я знала, что там говорилось. Я вижу его не впервые. Мне нравилось это объявление. Оно не давало людям забыть о легенде этого места. О мрачной легенде — поверье, которое являлось не такой уж и ложью. Или, точнее, совсем не ложью.
Я направилась к прилавку, пробегая глазами по выпечке под стеклянной витриной. Скучающего вида подросток за ней вяло глянул на меня, как мне показалось.
— Чего тебе? — спросил он таким тоном, будто я успела его как-то задеть.
Я заказала чай Эрл Грей и морковный пирог, и он подал мне их.
— Одиннадцать шестьдесят, — сказал он. Рассчитавшись, я направилась к столику в центре зала. Села за него и радостно приступила к пирогу, растягивая время. Я собиралась проверить почту после еды, а потом бы ушла.
Я внимательно наблюдала за людьми, входящими и выходящими из туалета, мысленно отмечая каждое посещение, принюхивалась к аромату сахара и кофе, витающему вокруг; такое приятное сочетание ароматов, пускай я никогда не была фанаткой кофе.
Для работы мне было необходимо оказаться в туалете в одиночестве. Я ела медленно, тщательно пережевывая, с невинным видом. Все мои чувства обострились. Я выжидала. В этом вопросе главное не упустить момент.
Я хлебнула чай и осознала, что он закончился. Пирог практически тоже. Из туалета вышла женщина, тряхнув темными волосами; там сейчас никого. Самое время идти. Я быстро проглотила остатки пирога, наслаждаясь непривычным сочетанием сладкой моркови и сливочного сыра, и встала, направившись к туалету. Подойдя ближе, бросила взгляд на надпись, висящую рядом с дверью.
ЗАЯВКИ ОСТАВЛЯТЬ ВНУТРИ
Резким шрифтом, будто росчерками кинжала. Не мое указание. Его написал кто-то другой, мой сторонник, но я благодарна за него. Под словами был набросок примерного письма. Обычная почтовая карточка. Любой мог бы заполнить места пробелов и подать собственную заявку.
Ну, в общем-то, так все и работало.
У меня не было времени, чтобы отзываться на каждую. Я же школьница. И если убивать слишком часто, это обязательно привлечет ко мне чрезмерное внимание. В Лондоне я была знаменитостью, но мне не хотелось становиться всемирно известной преступницей — тогда слишком много людей сядут ко мне на хвост, это слишком опасно, даже для меня. Но я старалась выполнить максимальное количество запросов. Клиенты платили мне деньгами и секретностью. Никто из тех, на чьи обращения я откликнулась, даже тех, кого разыскали и допросили, не выдал полиции адреса этой ячейки. Над ней повисло удивительное заклинание негласности. Полиция не подозревала об этом тайном местечке, что несказанно радовало.
Как я и предсказывала, туалет оказался свободен. Пожелтевшую плитку на стенах, которую не меняли с сороковых годов, покрывала паутинка трещин и слои граффити. За дверью, внутри ресторана, еще можно было отрицать легенду, поселившуюся в заведении, но туалет стирал все секреты. Я провела пальцами по надписям граффити, удовлетворенная, переходя от завитков буквы G к прямым линиям буквы T.
«Здесь обитает дьявол» — гласит одна надпись. «Благослови Боже ангелов» — другая. «Он спас меня». Вот это меня подбешивает — все автоматически принимают меня за мужчину. Это ведь женский туалет, ау? «Мое желание сбылось». «Убийца не услышал». «Это место шутка, обычная городская легенда». «Не смеши». «Смерть настигнет недостойных».
Я проскользнула в третью кабинку и заперла дверь. Над унитазом, как обычно, легко вынимался кусок плитки.
Мне не требовалось надевать перчатки для проверки почты, серьезно, ведь на плитке было столько отпечатков пальцев, что идентифицировать какие-то конкретные не представлялось возможным. Но я все равно их надела, от латекса руки кажутся липкими. Я выковыряла плитку из стены и положила ее на крышку унитаза. Взглянула в открывшуюся небольшую нишу, созданную много лет назад, и улыбнулась.
Я проверяла почту всего раз в два месяца. После последней проверки люди подали много запросов. Ячейка была чуть ли не переполнена, не меньше тридцати писем. Они лежали одно на другом, к некоторым прикололи деньги, к другим приложили конверты с ними. Оплата. Я открыла сумку и, стараясь не шуметь, подхватила стопку писем и запихнула их внутрь, складывая между кошельком и блокнотом. Потом еще одну стопку, бумага шелестела между пальцами, напоминая звуки крыльев птиц.
Я услышала стук каблуков, приближающихся к туалету, приближающихся ко мне. Выругавшись себе под нос, я ускорилась, стараясь не выронить ни одного письма. Пускай дверь была заперта, шелест бумаги легко услышать. Я складывала в сумку стопку за стопкой, напряженно и тихо, крепко впившись зубами в губу, пока не ощутила привкус крови. Цокот каблуков уже раздавался в туалете.
Я смыла воду, чтобы скрыть шум, запихнула последние несколько писем, застегнула сумку, поставила плитку на место и, стянув перчатки и сложив их в карман джинсов, вышла из кабинки. Я опустила руки под кран, только для вида, удивившись холодной воде. И быстро вышла из туалета. Слишком близко. Конечно, с подобным ничего не поделать. Но я была на грани. По крайней мере, я вышла сухой из воды. Наверно, я везунчик. Всегда им была. Я прошла через кафе, чтобы выйти на улицу, заставляя себя вести себя как обычно. Парень за прилавком одарил меня очередным безразличным взглядом.
Спустя несколько минут обратной дороги по Кингс-роуд домой, я расслабилась. В конце концов, ничего не случилось. Я получила письма и деньги, и никто меня не видел. Как всегда. Так всегда было и так всегда будет.
Сегодня вечером я сяду за письма.
Глава 2