И тут я осознала.
В то время как я упорно сопротивлялась ее убийственным порывам, она так глубоко закопала себя в бездействии, что ее истинная натура начала вырываться на волю.
А перед глазами вспыхивает воспоминание.
Темная улица, дома, зияющие черными проемами окон.
Мне было одиннадцать. Я вышла из красного кирпичного дома, расположенного на углу, и пыталась осторожно и без шума прикрыть за собой дверь.
До центральной зоны надо было пройти три дома, там меня встречала мама. Она напряженно стояла возле магазина, держа в руках бутылку воды и серебристый мешочек с недоеденными чипсами. Она ждала меня, хотела убедиться, что я выйду невредимой.
При моем появлении она тревожно огляделась вокруг, побледневшую кожу осветили уличные фонари, она словно опасалась какой-то катастрофы. Внутри магазинчика находились несколько человек, но было уже поздно и они устали, так что никто не обращал на нас внимания. Да и камер здесь не было. Я засунула руки в карманы куртки, забавляясь ее тревогой.
— Она мертва? — прошептала она, убедившись, что никто нас не подслушивает.
— Конечно, — пожала плечами.
— Улик нет?
Я взглянула на нее и рассмеялась.
— Не надо так переживать, ты же знаешь, я хорошо обучена. Она была невысокой и тощей, и совсем одна. Ни улик, ни следов.
Она немного смутилась.
— Прости... просто я волнуюсь. В конце концов, это же твое первое сольное убийство.
Я обняла ее за талию, а она, прикрыв глаза, притянула меня за плечи.
— Все хорошо, — сказала я.
— Знаю, — отозвалась она.
Затем она выпустила меня и отодвинулась на расстояние вытянутой руки, широко ухмыльнулась, весь вид ее говорил о том, как она гордится мной и моей профессиональностью.
К тому времени мое обучение еще не завершилось. Она по-прежнему давала мне уроки в нашей переоборудованной спальне, но то был такой момент, когда я видела ее радость и понимала, что причина ей — только мои действия, потому что мне не потребовались указания или помощь, что я сделала все сама. Я впервые осознала...
Свою самодостаточность.
Непривычное чувство, и я помню, как мне тогда стало некомфортно от него, я не до конца понимала его природу.
Затем то мгновение растворилось, и мелькнули другие воспоминания, похожие на сон — мама учит меня кататься на коньках — мама радостно смеется, сидя напротив меня за столом и поедая клубничное мороженое, прямо сгибается пополам, а на плече у нее полотенце — мама сидит на полу в гостиной, пьет домашний лимонад — мама учит меня, как правильно бить высокого противника, чтобы сломать шею — мама стоит на крыльце и целует незнакомого мужчину...
И снова и снова всплывает в памяти, как фотография, та самая картинка, изображение мертвой женщины с нарисованным на груди черным сердцем.
Глава 8
В пятницу мы с Мэгги обедали в нашем уголке кафетерия, как вдруг появился Майкл.
Это оказалось неожиданным. Мы с Мэгги обсуждали что-то нейтральное. И тут вдруг над нами навис он, упер руки в стол и со зловещей улыбкой на некогда симпатичном личике впился в нас взглядом. С его лица разом сошла вся привлекательность.
Я вздохнула. Ну что за идиот. Школьные проблемы надо решать тихо и незаметно для окружающих. Он же действовал слишком напоказ. В чужой монастырь со своим уставом не ходят.
— Только посмотрите, — усмехнулся он. — Какая прелесть.
Короткий миг я даже не знала, как реагировать. Сидящая напротив Мэгги вообще съехала вниз на стуле, дрожа и пытаясь уменьшиться в размерах. Я взглянула на нее, затем на него, затем снова на нее, а затем растянула губы в саркастической улыбке.
Ладно. Я приму его правила, раз ему так хочется поиграть.
— То же можно сказать про твои ничтожные попытки научиться управлению гневом, — аналогично усмехнулась и я.
Замолчав, он сердито прикусил губу. Потом сел рядом со мной и переключился на Мэгги, проникнув своим локтем в мое личное пространство. Я нахмурилась и пихнула его собственным локтем — он это проигнорировал.
— Уверен, ты уже жалеешь, что ушла от нас, — бросил Майкл.
— Вы сами послали ее, — спокойно ответила я. Меня он решил игнорировать.
Мэгги затрясло, в какой-то момент мне даже показалось, что он сказал правду. Может, она сама решила уйти, после того как Майкл что-то ей сделал, может, ее никто не выгонял из их круга? Вряд ли у нее хватило бы мужества на такой шаг — но, возможно, после всего она наконец решилась.
— Всего одна подружка? Как это печально, не находишь? — усмехнулся Майкл.
Я ударила по его локтю кулаком. Он опять проигнорировал меня. Мэгги застыла каменным изваянием, только сильнее сжалась и опустила глаза в пол.
— Особенно, когда подружка у тебя шлюха...
Я засадила ему кулаком в глаз.
Он полетел на пол и растянулся на линолеуме.
Встав над ним, я окинула его снисходительным взглядом. И встряхнула кулаком. Это было больно. Ахнув, он опустил глаза и попытался отдышаться, а успокоившись, удивленно посмотрел на меня. Чуть позже у него проявится фингал. Я прямо-таки видела прекрасный пурпурный...
Я резко прищурила глаза, в воздухе сгустился запах крови, и я осознала, что с легкостью могу убить его, это будет проще простого.
Я отмахнулась от наваждения. Нет. Нет. Нельзя его убивать. Не здесь и не сейчас. Так что я просто стояла и смотрела на него, пытаясь подавить свои кровожадные инстинкты.
В его взгляде все еще плескалась ярость.
И это меня заинтересовало.
Большинство людей, когда их бьют, теряют запал. Они плачут, или кричат, или убегают, ну, в тех случаях, когда не валяются на полу трупами. Но он не убежал. Он просто сверлил меня взглядом. И в нем читалась ярость, которую я уже видела раньше, безумная по своей интенсивности злость и что-то еще...
Я вздохнула.
— Слушай, — сказала я. — Может, это прозвучит эгоистично, но вот в чем суть: ты говоришь гадости в адрес моих друзей, и я выхожу из себя. Меня это злит. Но ты сказал гадость обо мне и сильно выбесил меня. Очень. Со мной такие штучки не прокатят. Оскорбишь снова — и снова будешь валяться на полу.
Я подняла голову и осознала, что весь кафетерий притих. Все взгляды устремились на нас.