— Разве сама не понимаешь? Убийства касаются не только тебя. Если тебя раскроют, раскроют и меня. Меня посадят. Я ведь тоже убивала. Черт, надо быть осторожнее, Кит!
— Мне очень жаль, — всхлипнула я.
Глаза у нее безумно сверкнули.
— Плевать мне, что тебе жаль! Мне нужна от тебя осторожность, а не извинения. Ты становишься неосмотрительной, да еще и сближаешься со своими жертвами и дерешься в школе — не этому я тебя учила! Ты же знаешь, почему мы убиваем. Мы убиваем только потому, что правосудие чуждо этому миру. А без нас он обречен...
А затем ее голос оборвался, она осознала, что сказала «мы», а не «ты».
— Мне очень жаль, прости, — взвыла я. Истерика настигла в полной мере, и слезы закапали на черную куртку.
— Мне все равно, — отрезала она и ушла наверх, ее гулкие шаги тяжестью били по мне.
— Прости меня, — прошептала я, скатившись по стене, спрятала голову в коленях и заплакала. И так и сидела, пока не начала засыпать, сломленная и опустошенная.
А снилась мне Диана.
Диана, не римская богиня охоты и луны, а Диана предвестница смерти, моя личная богиня преступного мира и писем. Окруженная окровавленными письмами, смеющаяся, прекрасная и ужасная Диана.
Все сны о Диане становились кошмарами.
Глава 10
В воскресенье утром я решила побегать.
Бегала я редко, а точнее никогда — но в воскресенье что-то пошло не так. Меня будто что-то торкнуло. Я не могла найти себе место. Меня так и тянуло отправиться на пробежку и избавиться от этого непонятного ощущения — и я побежала.
Нацепила подаренные на прошлое Рождество отцом стремные кроссовки и джинсовые шорты, абсолютно не подходящие для бега, но альтернативы у меня не было. И побежала. Бежала по Челси, спустилась к Темзе, немного вдоль набережной, топая по бетонной мостовой, бежала, и бежала, и бежала.
Иначе бы я просто взорвалась.
В лицо бил утренний ветер, по коже скакали мурашки. Я выдохлась, начала задыхаться, ноги налились свинцом. Но я все равно бежала, не могла остановиться, чувствовала, что еще рано. Жар и боль в бедрах, как и жалящий ветер в лицо, почему-то действовали на меня успокаивающе. И я нырнула в эти ощущения с головой, позволяя смыть с меня навалившуюся тяжесть.
Я бежала. И бежала. И бежала.
Бежала, пока не устала настолько, что у меня подкосились ноги, я упала прямо на тротуаре, не в силах двинуться дальше. Через боль растянулась, иначе бы на следующий день мне бы стало плохо — точнее, совсем плохо — и только после этого поймала такси и поехала обратно под аккомпанемент поднимающегося солнца и просыпающегося города.
В понедельник в школе творился какой-то ужас — однако в некоторой степени происходящее было довольно-таки забавно.
Едва я вошла в школу, как приковала к себе все взгляды. Взгляды вели меня вдоль коридоров и проводили до самого класса. В каждом читался неподдельный интерес. От этого как-то не по себе, что естественно. Я привлекла к себе внимание. Нарушила главное правило. Создала для себя опасное положение. Очень опасное. Но, честно говоря, все эти взгляды и шепотки взволновали меня. Так вот что ощущала Мэгги. Только не понимаю, почему ей это так не нравилось, это же приятно. Приятно, когда на тебя все смотрят.
Зайдя в класс, я заметила, что Мэгги нет. А восседающий впереди Майкл обернулся ко мне и теперь улыбался.
— Доброе утро, Кит, — поздоровался он с поддельной теплотой в голосе.
— Доброе, Майкл, — вежливо ответила я и прошла мимо. Он снова попытался спровоцировать меня. Но я не пойду у него на поводу. На всякий случай я еще раз оглянулась — но да, Мэгги не пришла. Я посмотрела на Майкла и уперла руки себе в бедра. Он же лишь улыбнулся.
— Мэгги где?
— А мне откуда знать?
— Оттуда, что ты издевающийся над ней урод.
Он рассмеялся.
— Правда, я понятия не имею, где она.
— Перестань прикидываться, — шиплю я.
И вот снова — все повернули к нам свои ушки. Оторвались от разных дел и следили за нами, надеясь, что мы снова перейдем на язык физического насилия.
— Я действительно ничего не знаю, — беспечно отозвался он.
— Твоей психопатии нет оправданий, даже если она послала твою жалкую задницу куда подальше. — Я сказала это настолько громко, чтобы ребята точно услышали каждое мое слово. В классе послышались шепотки и смешки, я же высокомерно улыбнулась Майклу.
— Побей его снова, — шепнул кто-то. И вот правда, мне очень этого хотелось. Но я не могла.
Поэтому я просто улыбнулась. Он тоже.
— Вряд ли она сегодня придет, — сказал он. На миг мне показалось, что маска слетела с его лица — таким расстроенным он выглядел, но суматоха в классе вызывала у него ярость — и от него исходило нечто такое, словно он жаждал убить меня. Причем всем сердцем. Но затем он снова улыбнулся и надел маску.
Прозвенел звонок. Все подпрыгнули от этого звука. Я прищурилась. Тепло улыбнувшись, Майкл прошел к двери и по пути задел меня.
На это я не отреагировала.
Но ядовито прошептала ему вслед:
— Я тебя предупредила.
Уже в женском туалете я засела за телефон в тщетной попытке дозвониться до Мэгги. Она не отвечала. А я звонила целых пять раз, еще и три сообщения оставила. Это было на перемене между вторым и третьим уроком, а от нее до сих пор ни слуха, ни духа.
Я оставила очередное сообщение и повесила трубку.
— Черт, — выругалась я.
Уверена, он напугал ее. Мне очень хотелось выяснить: она боялась выполнения его угрозы или же просто боялась появиться в школе. Надеюсь, второе. Она — со мной. И вовсе не его собственность.
Я прислонилась к стене и пришла к выводу, что у меня есть два варианта.
Первый: он же самый безопасный. Ничего не делать. Игнорировать Майкла и не препятствовать его свинскому поведению. Продолжать жить своей жизнью и в подходящий момент убить Мэгги. Мне по-любому предстоит убить ее — это моя ответственность. Раз включилась в эту игру — играй до конца. Если уж выбрала жертву, то не смей увиливать, каким бы ни был автор письма. Придерживайся первого правила. Вспомни, кто ты, и иди дальше. Но это не мешает мне защищать ее до решающего момента.
Второй: просто убить Майкла.
Мама бы предпочла первый вариант — но я не она. Я не помешана на собственной безопасности, как она. И к убийствам подходила проще.
Но надо мной уже нависла угроза. Сейчас убивать было действительно небезопасно.