Я впала в ступор.
— Ну... а как это может не быть злом? То, от чего он страдал — разве его можно в этом винить? Нет. Он был обычным ребенком, как и все мы. Отнять у кого-то шанс на жизнь — это зло, — ответила я.
Но я так не думала. Зато я озвучила мысли окружающих. Но, тем не менее, сказанное мной заставляло задуматься.
— Ты... ударила его пару недель назад, верно? — осторожно спросила доктор Марцелл. Я кивнула.
— Да... ударила... но это никак не связано. Мы не ладили, но убить его — я бы никому не пожелала смерти.
«Кроме тех, кто ее заслужил», — промелькнула мысль.
— А эта тема так важна? — заныл кто-то с дальних мест.
Доктор Марцелл проигнорировала этот выпад.
— Значит, смерти он не заслуживал, даже если однажды совершил бы то, что ты сочтешь злом?
— Но он же ничего не сделал! — закричала я, подскочив и ударяя ладонями по столу — и осознавая, что сказала чистую правду.
Он ничего не сделал.
Насколько мне известно, он не убивал, не изменял, не врал, не крал. Не особо вредил Мэгги, хоть она его и боялась. Это я набросилась на него. Это я запустила механизм. Это я вынесла приговор.
Кроме меня винить некого. И я не могла больше притворяться, что все в порядке, потому что сама никогда и никого не приговаривала к смерти...
В этот раз я решала сама, от и до. И оступилась. Я могла придумать тысячу оправданий, но только не перед самой собой. Я убила его ни за что. Я и раньше это понимала и осознавала — но, тем не менее, последствия приняла слишком близко к сердцу.
Я взглянула на доктора Марцелл, ощущая, как гнев и неповиновение отступают, несмотря на мелькнувшее в ее глазах подозрение. Она смотрела очень пристально. В груди образовалась пустота. В глазах поплыло. Я опустилась на стул, закрыла глаза и попыталась заново научиться дышать. Внутри было пусто, слишком пусто.
Впервые в жизни я ощущала себя убийцей.
— Зло, — пробормотала я. Ответил ли кто-то на мои слова — не знаю.
Состояние у меня было слишком нестабильным.
В небольшом кабинете я откинулась на спинку кресла и скрестила ноги, скользя взглядом по выцветшим персиковым обоям. Сидящая по противоположную сторону стола консультант потянулась ко мне. Для меня она осталась безликой. Ничего не значащей. Я не хотела приходить; но пришлось. Всех принудили к этой беседе, но особо повезло мне. Ради такого меня даже с философии отпустили пораньше; на запись к мозгоправу выстроилась очередь, так что с расписанием у нее выходил полный бардак. И я была крайне благодарна за выделенное для меня время. После случившегося на уроке мне не хотелось задерживаться в классе ни на секунду.
— Как ты себя чувствуешь? — утомленно спросила она. Ну конечно, стоит только подумать, сколько раз она задала этот вопрос за сегодняшний день.
— Отлично, — ответила я.
Правда, сама себе не поверила. После сегодняшнего-то.
В отличие от нормальных подростков, я не имела права выговориться. Я чувствовала себя убийцей, заключенной в клетку из четырех персиковых стен, — и одновременно с этим внутри проскакивало что-то нервное и даже выжидающее. Сейчас я была слишком похожа на Диану. Я чуяла ее жажду крови, опасение и холодный расчет.
— Наверное, напряженно оказаться посреди всего этого безумия.
— Я в порядке.
Безликий психолог оказалась недовольна моим ответом, но я не собиралась идти ей навстречу и выкладывать все, что чувствовала. Я посмотрела мимо нее в окно второго этажа, на темные верхушки деревьев, которых едва касалось полуденное солнце.
— Ты знала Майкла лично?
— Нет, — соврала. Перед глазами всплыла его плачущая мать.
— Мне сказали, что ты... недавно ударила его в столовой.
— Мы не общались.
— Кит, я помогу тебе, если позволишь.
— Мне не нужна помощь.
— Кит...
Я перехватила ее взгляд. Пускай считает, что я в состоянии аффекта, напугана и не желаю разговаривать из-за пережитого стресса, а никак не потому, что безумная.
Нестабильное состояние. Осознание этого никак не отпускало. Хотя описание идеальное — тихая, спокойная, этакий тихий омут, в глубинах которого сокрыто нечто мрачное, опасное и взрывное.
— Ты знала его, — спокойно повторила психолог.
— Возможно.
— Хочешь поговорить об этом?
— Нет.
— Я понимаю, что тебе нужно время, чтобы оправиться. Но для этого надо что-то делать.
— Меня же обязали посетить одну консультацию?
Ей стало некомфортно.
— Я бы хотела, чтобы ты походила ко мне.
— Не хочу.
— Тебе нужна помощь, Кит. — Ох, как же она была права.
— Не нужна мне помощь, — огрызаюсь. И на этом спору конец, никому — будь то она или кто-то другой, я не позволю себя принуждать; я — лед, а она рыба, которая безнадежно бьется о мою поверхность.
Мэгги шла чуть ли не пританцовывая. Она понимала, насколько неуместна ее улыбка, потому пыталась как-то прикрыть ее черным шарфом, но выходило не очень удачно. По коридорам школы она летела подобно феечке, всюду сверкая радостью. Внутри меня же поднимался гнев. Я и так едва сдерживалась, но ее показная жизнерадостность добивала.
И вот вроде должно быть легче от того, что пусть и без письма, но механизм «правосудия» запустила не я. Только легче не становилось. Наоборот, ее настроение вызывало во мне еще большую жажду убивать, и — что куда хуже — пробуждало чувство вины. Она пробивала путь вперед сквозь толпы учеников, а я следовала за ней по пятам.
Мы вошли в столовую и направились к столику. Возле которого я сбила Майкла с ног. Я прикусила губу и постаралась не пялиться на линолеум.