— Просто так.
— Не просто, Алекс, что за фигня происходит?
Нет ответа.
Видок у него был мрачным, уставшие глаза он прикрыл. Вокруг них светились синевой круги. Рассеянно приоткрылся рот. Он едва ли находился в этом мире.
— Серьезно, ты так стрессуешь из-за дела Идеального Убийцы? Я знаю, что он снова при делах и выбросил какого-то парня из окна — в газетах писали.
Нет ответа.
— Алекс, поговори со мной. Тебе нужна моральная поддержка? Ты вот-вот сломаешься, или что? Тебе нужна помощь?
Нет ответа.
— Заварю-ка я еще чаю, — сказала, поднимая опустошенную чашку и направляясь к чайнику. Снова заполнила его водой — остатков не хватило бы даже для одной чашки — и, поставив на плиту, стала наблюдать за мерцающим огнем. Похоже, тут я бессильна.
— Ты же знаешь, что можешь рассказать мне все.
Внезапно он поднялся. Я обернулась к нему. Глядя на меня, он приоткрыл рот, собираясь что-то сказать. Но не мог.
От его взгляда становилось грустно, сама не знаю почему.
— Я пойду.
Он был одет в длинное пальто, которое взметнулось вокруг его ног от резкого разворота. Я ничего не понимала. Что случилось, что же случилось? Я всегда так легко читала людей, да и Алекс всегда был как открытая книга. Но сегодня его было невозможно понять. И дело явно не только в возвращении Идеального Убийцы; здесь что-то большее.
— Алекс, — позвала я, бросившись за ним в коридор. Он остановился, сложив руки перед собой, молча, словно в отчаянии ожидая моих слов.
Я посмотрела на него, затем отвела взгляд в сторону, к потолку, пытаясь отыскать нужные слова, пытаясь облегчить непонятную ситуацию.
А затем я случайно глянула в сторону кухни, точнее, кухонного стола, и с шоком осознала, что его так беспокоило. Я поняла. И гонор вкупе с гордыней сразу испарились. Проснулось другое чувство. Страх.
— О, — тихо выдохнула я и медленно, очень медленно перевела взгляд на Алекса. — О, — повторила уже громче. Он отступил на пару дюймов, желая исчезнуть. Вполне понятно. Ох, Алекс. — Ты забрал мою чашку, — произнесла вслух, чтобы до него окончательно дошло, что я поняла.
— Это не моя идея, — попытался оправдаться он, но такому оправдания нет.
Я не могла и слова выдавить. И в этот раз уже Алекс пытался заполнить напрягающую тишину. Он беспомощно повернулся ко мне, крутя чашечку в руках, но не касаясь ободка. Конечно, ну конечно.
Не было у меня права ощущать себя преданной, но именно это я и чувствовала.
— Этого потребовал старший по званию. Я все еще руковожу расследованием, но приказов это не отменяет, особенно от руководства. Знаешь, они буквально с ума сходят, и им нужен подозреваемый, но тебя, конечно, не подозревают, просто ты ближе всего к расследованию, к тому же убийство того паренька — и на месте преступления в Уайтвейл-тауэр нашли ДНК образец, поэтому захотели проверить тебя и убедиться, что он не совпадет — прости, Кит, правда прости, я даже не могу сказать...
Он извинялся. Честно и от души. Его открытое сердце не могло понять такого обмана, и его убивало видеть шок в моих глазах. Уверена, вид у меня был жалким. Да и чувствовала я себя так же. Даже не имея на это права.
— Ох, Алекс.
Он не знал — не мог знать — насколько важна для меня эта чашка. Белая и такая крошечная в его неспокойных руках, и от которой я не могла оторвать глаз. Чашечка с моим ДНК на ободке — моя смерть и погибель. Но он этого не знал.
— Ты мог попросить, — сказала я. — Не пришлось бы красть.
— Боже, Кит, прости, я просто не хотел, чтобы ты знала и беспокоилась из-за этого — ты не подозреваемая; они просто хватаются за соломинку.
— А этого вообще законно? Разве для подобного тебе не нужен ордер?
— Нужен.
— Ты нарушаешь закон, Алекс.
— Знаю. Но я не имею права нарушать приказ, — тихо произнес он, будто этот факт ломал его пополам. Хотя для таких, как он, подобные вещи немыслимы. Идти против воздвигнутых для себя правил. Его стремление следовать законам превосходила лишь необходимость исполнять приказы свыше.
Уже не говоря о том, что эти приказы вынуждали его предать друга.
Я поняла, почему этот внутренний конфликт привел его сюда. Мы так часто вместе обедали где-то, что его приход был крайне необычен — он хотел, чтобы я его поймала. Он умен — мог бы сделать все так, чтобы у меня и подозрения не родилось. Спокойно мог украсть вилку в заведении, и я бы даже не заметила. Но он хотел, чтобы я его поймала. Хотел, чтобы его поймали на обмане, чтобы наказали за ложь.
— Я могу добиться твоего ареста. Увольнения. Что ты никогда не вернешься в полицию. — Я не угрожала, просто констатировала факт. Смотреть ему в глаза было мучительно. Я понимала, что должна хитрить и выйти из этой ситуации. Но почему-то не могла. В мыслях царила пустота. Даже пульс замедлился.
И расстроилась я не меньше него. Он пытался обмануть меня, воткнуть нож в спину. Я осознала, насколько сильно меня это задело. Будь на его место кто угодно другой, я бы легко разобралась, даже выдернула бы чашку из рук, но с Алексом все иначе. Я смотрела, как он стоит в коридоре и вертит в руках несчастную чашку, а в груди поднималась обида.
— Ты заберешь ее? — спросила я. — Уйдешь и заберешь?
— Тебе ведь не так важна эта чашка? Тебя никто не собирается обвинять. Это не имеет значения. — Он избегал отвечать на мой вопрос. Умоляя взглядом. Я же не могла позволить ему унести чашку.
— Не в ней вопрос.
— Господи, Кит, прости, но я был вынужден забрать ее, но может... Боже, я ужасен, да? Можно я заберу ее, Кит, пожалуйста? Тебе ничего от этого не будет. Я верну ее сразу после экспертизы. Обязательно верну. Я знаю, что результат будет отрицательным.
В этот момент в груди перемкнуло, и я осознала, в какой опасности нахожусь. Я могу оказаться в тюрьме. Смертной казни у нас нет, но мне грозит пожизненное, возможно, даже в одиночной камере, если я позволю этому мужчине уйти. Я разозлилась на саму себя. Какое еще ДНК я могла оставить? Волос, может, порезалась о битое стекло?
Меня словно льдом сковало. Я не могла заговорить его. У меня на это просто не было слов.
— Прости, — сгорбившись, выдохнул он, и словно стал ниже. Я подошла к стене и привалилась на нее. Уставилась себе под ноги. Тело будто оцепенело.
— Вот ты какой, — бессвязно пробормотала я.
Слова ударили ровно в цель, я видела, что ему от них больно. Но он сам в этом виноват. Я посмотрела ему в глаза.
— Мне очень жаль, — прошептал Алекс.
— Сожалеет здесь только один из нас, — ответила я.
Или будет.
Он сжал руки на чашке. На миг мне показалось, что она расколется. Между нами повисла тишина, в течение которой я начала считать вдохи, а он сражаться со своими хорошими качествами.
Сердце начало колотиться как барабан, тук-тук, тук-тук. Глаза распахнулись, внутри появилась слабая надежда, что меня он ставил выше дурацкой потребности следовать приказам. Ох, Алекс. Если бы ты знал.