— Вы же дружили?
— Да.
— Что ты сейчас чувствуешь?
— Пустоту, — тихо отзываюсь я. — Засасывающую пустоту.
— Может, ты что-нибудь выпьешь или поешь?
— Нет.
— И все же.
— Я ничего не хочу.
Перед глазами мелькают лица. Мама, Черри, Алекс, мать Майкла, доктор Марцелл, даже Луиза — глупая секретарша.
Как же тихо.
— Пожалуйста, не молчи. Не могу вынести тишину, — прошу я.
Алекс пожимает плечами.
— О чем говорить будем?
— Не важно.
Алекс пристально вглядывается в меня.
— Ты так стараешься, Алекс, — рассеянно бормочу я.
Алекс кивает.
— Мне холодно, — слышу собственный голос. — Пусто и холодно.
— Ты в порядке? — переспрашивает он.
— Нет, — повторяю я. Надо заполнить тишину. Я говорю быстро, едва улавливая собственные слова, едва узнавая свой голос. — Меня считают виновной? — вдруг спрашиваю я, хотя мы говорили о чем-то совершенно другом. Ему явно не комфортно.
— Есть и такие, кто в этом абсолютно уверен, — кивает он.
— Меня посадят?
Он качает головой, но я заметила его сомнение.
— Прямых улик против тебя нет. Только косвенные, так что ничего страшного. Все будет хорошо.
А мне вдруг становится интересно — а каково это, быть кем-то другим.
— А моя мама?
— Переживает. Она беспокоится за тебя, — пожимает плечами он.
— В смысле?
— Ну... она плачет. Я заезжал к ней, чтобы проведать. Она открыла дверь, но разговаривать отказалась. Просто... сидела в спальне и плакала. Постоянно повторяла о каких-то картах — я этого не понял.
— Прости, — бормочу я.
— Ты извиняешься за свою мать? — неуверенно переспрашивает Алекс.
— Не имеет значения, — отвечаю я.
И снова тишина.
— Она была хорошей? — спрашивает Алекс, опуская ладонь мне на колено.
— Кто, мама?
— Нет... Мэгги.
— Очень, — киваю я.
— Ненавижу, когда убивают хороших людей.
Я горько смеюсь. Чем пугаю его.
— Разве не в этом заключается твоя работа?
Он пожимает плечами:
— Бывает, что убивают плохих.
Ловлю себя на мысли, что вот-вот расплачусь.
— Мне холодно, — снова говорю я, вздрагивая.
— Ох, Кит, — бормочет он.
Мне холодно.
Холодно и страшно.
Холодно.
На какой-то миг он задумывается.