Если моя мать выказывала презрение по поводу отсутствия у меня женственности, я выказывала такое же по отношению к недостатку у нее мозгов.
Я также была разочарованием в плане моих перспектив – помню разочарование в темных глазах моего отца, когда он пришел посмотреть на мою игру в футбол или баскетбол, а я абсолютно проваливалась в этом. Командам приходилось драться за то, чтобы я не была в их команде, никто не хотел получить обузу в виде Джейн Дженсен, которая была неудачницей в любом виде спорта. Те первые дни начальной школы были началом моих детских унижений. Я хотела бы забыть это, но они были единственным, что очень живо помнила и в больших деталях. Ну, конечно же.
Мой отец тоже был с прибамбахом. Однажды вечером за ужином, я слушала, как он рассказывал жениху своей младшей сестры, «Есть две вещи, что ты должен знать о нашей семье. Первая, мы все крикуны. Вторая, мы всегда идем по пути меньшего сопротивления. Это может быть не самый успешный путь, чтобы прожить жизнь, но это то, как мы живем… и теперь, ты собираешься стать одним из нас».
Он говорил, так сильно в это веря и с таким самодовольством, что я взрывалась смехом прямо за столом. Все игнорировали меня – это было нормой. Бедный парень просто смотрел на моего отца, как будто тот был сумасшедшим и слабо кивал. Моя тетя Кара неубедительно улыбалась, но было очевидно, что она хотела провалиться на месте. Я думала, все это было невероятно уморительным.
Он, по сути, говорил правду: Дженсены были семейством крикунов, но к несчастью для меня я родилась без этой способности. У меня тихий голос, а громкие голоса заставляют меня подпрыгивать. Но, однако, я обладаю склонностью следовать по пути наименьшего сопротивления, и это лишь модное слово для обозначения неудачницы. Все знают, чтобы преуспеть в жизни нужно рисковать – чем больше риск, тем больше награда.
Ох, верно. Если уж я и не почувствовала себя одинокой (из-за моей нехватки личности), то факт, что я была единственным ребенком решил меня добить. У меня была одна хорошая подруга, что тоже работала в «MT»; ее зовут Мэлани Б., но все зовут ее Мэл. А не Мэл Би. Спасибо Богу, у меня есть Мэл и спасибо, что я ее помню. Она единственная в моей взрослой жизни, кого я вспомнила. Я знаю, есть и другие люди, но их я помню смутно, и они мелькают как тени в покрывшихся паутиной закоулках моей памяти. Когда я пытаюсь вспомнить слишком усердно, я получаю в ответ ослепляющую головную боль.
Итак… три недели назад случилась авария, когда я ехала назад из северного пригорода. У меня нет никаких идей, почему я там была. Моя машина не подлежит ремонту. Другая машина превратилась в пыль, а ее водитель, сорокадевятилетний мужчина, умер мгновенно. Я перенесла черепно-мозговую травму и восстановила где-то на шестьдесят пять процентов моей долгосрочной памяти. Моя краткосрочная память начала отсчет только через четыре дня после аварии, когда я пришла в сознание. Время между ними пропало, кажется навсегда. Это ощущается очень странно.
Мне ужасно дурно от мысли, что мужчина умер. Никто не хочет мне ничего рассказывать о нем; они говорят, что чувство вины помешает моему выздоровлению. Я набралась смелости узнать больше об аварии: статья утверждала, что он умер от смертельных травм. Это в принципе может обозначать что угодно. Я надеюсь, что он умер быстро. Очень надеюсь. Полиция сказала, что авария случилась не по моей вине... что другая машина резко подрезала мою. Человек, сообщивший об аварии, был также и свидетелем столкновения, я так думаю. Похоже, мне очень повезло, что он был – или это она – там. Очень повезло.
Доктор Лавелль сказал мне, что облечение моих мыслей в слова поможет в моем восстановлении – так что сегодня я сходила ранее в магазин канцелярских принадлежностей и отстояла очередь, которая казалось, никогда не закончится, чтобы купить дорогущую маленькую записную книжку в кожаной обложке с пустыми страницами, которые – надеюсь – я заполню. Мои ребра болели от перенесенных усилий, и когда я пришла домой я выпила еще две таблетки «Оксикодона».
Я начала с того, что изучила свое отражение в зеркале, закусив щеку от усердия. Потянувшись к бумаге и ручке, я начала описывать себя:
Двадцать пять лет. Рост – пять футов восемь дюймов. Прямые светло-каштановые волосы. Янтарные глаза. Правильные черты лица. Прямые ровные зубы – я носила брэкеты пять лет. Вес сейчас составляет сто тридцать восемь фунтов14. Мэл сказала мне, что я потеряла, по крайней мере, тридцать фунтов15, а может даже больше. Я, наверное, была как поросеночек.
Прямо как в старшей школе. Да и в средней.
Авария помогла мне сбросить вес. Может даже это стоило всей этой боли… но не смерти мужчины. Ничто не будет стоить этого.
Мои родители так и не приехали меня навестить. Они звонили дважды, но я была в коме в первый раз и спала во второй. Моя мать собиралась в Нью-Йорк, когда она только узнала об аварии, но затем поняла, что здесь со мной есть Мэл, и решила не приезжать. Кандидатка в Матери года. Мои родители больше не хотели покидать юго-восток.
Даже ради того, чтобы навестить единственную дочь.
Которая почти погибла в автомобильной аварии.
Неважно.
***
Джейн приняла вертикальное положение в постели, ее сердце сильно билось об ребра. Светящиеся зеленые цифры на часах показывали три восемнадцать ночи. Потянувшись к стакану воды, что стоял на ее ночном столике, она залпом выпила его половину. Боже.
Странные, почти зловещие, кадры из прошлого налетели на нее как обломки торнадо. Джейн не была уверена, это была правда или ей это приснилось. Вероятно, это были воспоминания. То как резко они вернулись, было жестоко. Она спала, и они посыпались на нее как бесконтрольные видеопленки, приводящие в замешательство изображения, атаковали ее мозг, одно за другим, и теперь она сидела в темноте, пытаясь понять, что же она видела. Там была светловолосая девушка, лет пятнадцати. Выглядящая жутко – на лице ухмылка, обнаженные лошадиные зубы… и она насмехалась над Джейн. Прямо злопыхала недоброжелательностью. Джейн не знала, кем та была, но ее лицо казалось смутно знакомым, и она знала, что ненавидела эту девушку, но не знала почему.
Может быть, там была скорая и полицейская машина – огни мерцали. Ее авария?
И прямо сверху этого, она получила изображение, где она сидела за столом, напротив кого-то, и делала записи. Делала домашку с подругой? А затем они с родителями кричали друг на друга. Повышенные голоса звучали так, как будто произносились под водой – Джейн не могла понять ни слова, только пронзительные голоса. Она надеялась, что воспоминания – если они вообще были воспоминаниями – были с десятого года обучения в школе, это бы значило, что ее воспоминания стали возвращаться в хронологическом порядке.
Осталось подождать, что будет дальше.
***
Сегодня была суббота, и Мэл планировала заняться шопингом, чтобы купить Джейн одежду подходящего размера. Они пережили ночь, и теперь сидели в солнечной кухне Джейн, и пили кофе.
— Мне вчера приснился эротический сон.
Глаза Мэл широко распахнулись.
— Серьезно? Расскажи мне.
— Там был мужчина.
— В мокрых мечтах всегда есть мужчина, Джейн, — прервала ее Мэл. — Расскажи мне то, чего я не знаю.
— Я не могла видеть его лицо... но у него было красивое тело, ну знаешь, мускулистое такое?
— Нет, я не знаю. Опиши его поподробнее.
Джейн засмеялась.
— Он был больше грустным, чем сексуальным. Сон. Я чувствовала, как будто… Я любила его… а когда проснулась, была подавлена.
— Может быть, ты знала его когда-то?
— Может быть. Но… если бы я с кем-то встречалась, то, наверное, упомянула бы это при разговоре с тобой?
— Не обязательно. Ты одна из тех скрытных личностей, что сводят с ума таких любопытных девчонок как я.
Издав маленький смешок, Джейн быстро сменила предмет разговора.
— Мне интересно, я бикини то хоть раз надевала?
Мэл встала, постукивая ногой и ожидая, пока кофе остынет.
— Я не знаю, но ты можешь, если хочешь. У тебя имеется в наличии хорошая фигурка.
Джейн улыбнулась. Это ощущалось крайне странным слышать, как кто-то говорит ей такие слова. В прошлом году в то же время, она, должно быть, была намного тяжелее, так как большая часть ее гардероба состояла из коричневых мешковатых одежек, четырнадцатого16 размера, некоторые были даже шестнадцатого – мешковатые, чтобы скрыть недостатки фигуры, предположила она, а коричневыми, чтобы не привлекать внимание.
Сегодня она весила сто тридцать шесть фунтов и могла влезть в джинсы шестого размера, что Мэл купила ей. Она припустилась в счастливую пляску, и до нее вдруг дошло, что может быть ей стоит взять пару уроков танцев. Было странным смотреть в зеркало и любить то, что она видит. Не было никаких свидетельств того, что ее тазовые кости вообще существуют.
Нравится ли красивым людям смотреться в зеркало, или же они видят недостатки, которые не видны другим? Джейн не была уверена, но позднее, она ловила себя на том, что частенько смотрится в зеркало. Ей нравилось смотреть на себя новую, но легкое чувство страха при приближении к зеркалу все еще сохранялось. Было ли оно от того, что она привыкла быть толстой и непривлекательной или было остаточным явлением после аварии и от того страха, что она пережила тогда, Джейн не была в этом уверена. Тот первый раз, когда она посмотрелась в зеркало в госпитале, был довольно ужасающим. Даже ничего не помня, она могла понять, что смотреться в зеркало сейчас и не ненавидеть себя, было чем-то новым.
Ее волосы отросли ниже линии подбородка. Мэл сказала ей, что она всегда коротко стригла их, но добавила, что они у нее растут быстро. Было чудно, когда кто-то другой знает о ней больше, чем она сама.
Вчера вечером Джейн пошла с Мэл в ее салон в городе, чтобы постричься. Как только Аннабель посадила Джейн в кресло, она сказала ей, что не будет убавлять длину.
Джейн посмотрела на стилиста скептически. Женщина выглядела как самый настоящий гот, а она собирается прислушиваться к ее советам? Она посмотрела на Мэл, но ее подруга оживленно кивала, выражая свое согласие со стилистом. Двое против одной.
— Более длинные волосы смягчат углы на вашем лице. Вам повезло иметь высокие скулы и четкую линию подбородка, но мы лишь немножко их смягчим. Я бы хотела, чтобы вы отрастили их еще подлиннее, чтобы я смогла сделать вам слоистую стрижку. Пока что, я их просто подстригу и добавлю мягкую челку.
Мэл стояла, перекрестив руки на груди и лыбилась. Ее парикмахер, Грегори, порхал рядом, восторгаясь изумительной стрижкой, хотя сам же ее и сделал. Когда Аннабель закончила с волосами Джейн, он сначала разразился тирадой о великолепно проделанной работе.