И медленно взглянули на каждого посетителя пустыми, мёртвыми, изголодавшимися глазами. Глазами волков, взирающих на стадо и прикидывающих, кого им съесть первым.
Странники переглянулись, кивнули друг другу и плавно, как змеи, скользнули вглубь заполненного людьми салуна.
Загремели шпоры, прошелестели полы плащей.
Мужчины не спешили, любуясь сваленными в кучу кирками и лопатами, бочками с солониной и бобами, испачканными шахтёрами…
И, похоже, им понравилось то, что они увидели.
Незнакомцы ухмыльнулись, обнажив ряды острых жёлтых зубов.
Один из них был с бородой, а второй — гладко выбрит с испещрённым шрамами подбородком.
Они прислонились в барной стойке, положив на столешницу одинаковые обрезы Ремингтон. Они не произнесли ни слова, но никто не мог оторвать от них взгляд. Возможно, каждый присутствующий ощущал нечто странное, дикое, клубящееся внутри вошедших; то, что заставляло внутренности стягиваться в тугой узел.
Было в новых посетителях что-то необъяснимое. Тяжёлый, тошнотворный запах скотобойни и могильника. Такой запах исходит от диких собак, которые от голода жрут любую найденную в лесу мертвечину.
Хили с трудом сглотнул застрявший в горле комок.
— Хотите выпить, парни? — спросил он.
Бородатый мужчины глухо, лающе рассмеялся.
— Слышал, Худ? Мужчина интересуется, не хотим ли мы пить?
И снова рассмеялся.
— Ты хочешь пить, сынок?
Худ погладил покрытый шрамами подбородок.
— Думаю, да. Но я не вижу здесь своего любимого напитка. Похоже, мне придётся откупорить собственный бочонок. Ты же понимаешь, о чём я, Кук?
— Кажется, понимаю.
Шахтёр у барной стойки с висящим на поясе ремингтоном 1858 года калибра.44, не выдержал:
— И какого хрена это значит?
— Слышал, Худ? Человек хочет знать, что это значит.
Худ рассмеялся. Отрывистый металлический смех, напоминавший стук молотка по изгороди.
Нечеловеческий звук.
— Слышал, слышал. Похоже, этот парень просто не понимает, кто мы такие.
— Может, покажешь ему? — спросил Кук.
— Похоже, придётся.
Хили нервно облизал губы и незаметно опустил руку на лежащий под барной стойкой армейский карабин.
— Нам здесь проблемы не нужны, парни. Люди просто выпивают, расслабляются и играют в карты. Думаю, вам стоит поступить так же.
Худ снова ухмыльнулся, и эта улыбка могла принадлежать только закопанному в землю два месяца назад трупу.
— Это угроза?
Шахтёр с сорок четвёртым калибром кивнул.
— Ты чертовски прав, парень. Будь мирным и дружелюбным… Иначе ничего хорошего можешь не ждать. Вас тут всего двое, а нас — человек двадцать, плюс-минус. Тебе стоит это учесть.
— Учту, — ответил Худ.
Кук провёл ладонью по бороде и произнёс:
— Вы должны нас простить. В нас говорит голод, и пустые желудки заставляют бурчать от злости.
Теперь настала очередь Хили смеяться, хотя его смех больше напоминал нервное хихиканье.
— Чёрт, парни, вам надо было просто сказать об этом!
— Кажется, мы так и сделали, — напомнил ему Кук.
Хили не стал обращать внимания на эту фразу.
Он ощущал на себе взгляды всех присутствующих, с интересом наблюдающих, как он собирается справиться с этими крепкими орешками.
Хили понимал, что мир в баре ещё до конца не установлен; большинство посетителей были вооружены, и в любой момент могла начаться перестрелка и драка.
Хили этого не хотел.
Любая драка светит ему лишь убытками. Восстановление повреждений требует немалых денег. Тела можно было бы и выкинуть вместе с мусором, но вот товары… Где он ещё наберёт столько продовольствия в этой грёбаной дыре в заднице у дьявола?!
— Всё, что вам надо, парни, — произнёс Хили, — это побольше мяса. И всё встанет на свои места.
Худ и Кук переглянулись и рассмеялись.
И окинули взглядом комнату, что-то прикидывая. На желтоватых, словно пергаментных лица блеснули огромные, немигающие, тёмные, как разрытые могилы, глаза.
— Мясо, — протянул Кук. — Слышал? Парень предлагает нам мясо.
— Слышал. Очень дружелюбный жест, — кивнул Худ, облизывая губы. — Потому что именно ради мяса мы сюда и пришли. Свежего мяса. Лично я люблю сырое мясо. Люблю привкус крови на языке, ясно? От этого чуть не кончаю.
Кто-то удивлённо распахнул глаза.