А его мать перенесла инсульт и умерла, пока Тайлер сражался в войне между Штатами.
Земля и жадность Коннелли уничтожили его родню. Во время войны янки сожгли и разграбили всё имущество Коннелли. И это был единственный раз, когда Тайлер Кейб радовался за Север.
Но сейчас Кейб вспоминал о той ферме… Видел, как наяву, своего старика, сидящего на пне; грязного, измученного, всего в поту от попыток выжать хоть что-то из этой неплодородной земли.
— Тайлер, — говорил он, — ты мой единственный сын. Может, ты и не самый умный из всех, но черт меня подери, самый решительный! Уверен, ты со всем справишься. По крайней мере, я на это надеюсь. Но чтобы ты не делал… Не позволяй другому человеку командовать тобой.
И Тайлер Кейб никогда не позволял. И не позволит. Даже если у него не будет денег, у него останется чувство собственного достоинства.
Уилкокс позволил ему оставить табак, лист папиросной бумаги и спички, поэтому Кейб скрутил себе сигаретку и сел в углу.
«Чёрт, а старому Безумцу Джеку это пришлось бы по душе», — подумал он.
«За решеткой, да, Кейб? Убил человека? Похоже, ты так и остался вспыльчивым южанином, я прав? К этому всё и шло, мальчик мой. Не дал Господь ума пьяному задире».
Черт.
Сверху на Кейба капала вода. Всего пару капель в минуту, но к утру он явно промокнет насквозь. Промокнет и замёрзнет. А разве он этого не заслужил?
— Кровать не прикручена к полу, — произнёс голос из соседней камеры. — Сдвинь её к стене, а то к утру одеяло закореет.
Кейб зажёг спичку и поднёс её к прутьям решётки слева.
Там он увидел старого индейца, сидящего на кровати, скрестив ноги. На нём было шерстяное пончо, а из-под шляпы выглядывали длинные седые волосы. Его глаза казались чёрными точками на изможденном лице, испещрённого морщинами больше, чем неубранное покрывало на кровати.
— Просто совет, — заметил индеец. — Я неплохо умею давать советы, но вот сам следовать им ещё не научился.
Кейб усмехнулся, несмотря на давящую головную боль.
— Меня зовут Тайлер Кейб… А тебя?
В слабом свете камеры Кейб видел, что старик по-прежнему смотрит в одну точку, будто видит то, что недоступно обычному человеческому глазу.
— Ты хочешь знать моё индейское имя или вариант для белых?
— Индейское будет лучше.
Старик поправил шляпу.
— Нет, ты не сможешь его произнести, да и я, если честно, не могу его вспомнить. На языке белокожих оно означает «тот, кто ждёт». Что-то вроде того, если мне не изменяет память.
— И чего же ты ждёшь?
— Я точно не знаю. Наверно, я буду сидеть и ждать, пока оно само меня не найдет.
— Просто ждать? — удивился Кейб.
Индеец пожал плечами.
— Конечно. Я всегда чего-то жду. Когда я ещё был свободными индейцем, я ждал, когда правительство Штатов заберёт мои земли. Когда это произошло, мне оставалось только ждать в резервации свой ежедневный паёк из говядины, кукурузы и хлеба. Он был невелик, но я исправно его ждал. Теперь я жду здесь, в Уиспер-лейк. И если я слишком долго жду в одном месте… Обязательно найдётся белоглазый, который захочет меня вышвырнуть. Но такова жизнь индейца: если ждать достаточно долго, что-то непременно произойдёт.
Кейб не знал, что и думать. Казалось, старик одновременно и шутил, и был чертовски серьезен. Но Кейб знавал одного индейца чероки ещё в молодости и понимал, что они не похожи на белых и не вписываются в их рамки.
— И каково же твоё белое имя?
— Чарльз Седобровый, — ответил он. — Седобровый — это тоже немного индейское. Означает человека с седыми бровями.
— Правда? Никогда бы не подумал.
— Старайся каждый день узнавать что-то новое, Тайлер Кейб.
Кейб снова потер виски.
«Господи, до чего же жутко болит голова!»
Чем старше он становился, тем сильнее было похмелье. И разговоры с Седобровым нисколько не помогали. У Кейба создавалось впечатление, что его оскорбляют и поддерживают одновременно.
— Держи, — произнёс индеец. — Это поможет твоей голове.
Кейб протянул руку, и в ладонь ему лёг маленький кожаный мешочек. Пальцы индейца были шершавыми, как необработанная шкура.
— Что это?
— Магическая смесь индейцев, — ответил Седобровый. — Хотя некоторые белые называют это порошком от головной боли.
Кейб запил щепотку порошка водой, умылся. И передал мешочек обратно через решетку.
— Почему тебя арестовали, Тайлер Кейб?
Кейб хмыкнул.
— Потому что я дурак. Остановился в «Виноделе», чтобы выпить и отдохнуть. А следующее, что помню, это то, что я убил человека. Застрелил. Мне сказали, что его звали Вирджил Клей. Чёрт, ну хоть ещё на одного мудака в мире стало меньше.
— Вирджил Клей? — Седобровый прищёлкнул языком. — Плохи дела, плохи. И если индеец говорит, что дела плохи, значит, ты вот-вот вляпаешься в кучу дерьма.
— Точно?
— Ага.
Седобровый поведал Кейбу, что Клеи были злобным семейством с востока Западной Вирджинии. Что-то произошло с ними во время Гражданской войны, и у них осталось лишь два пути: покинуть свои любимые горы либо предстать перед судом. Насколько Седобровый помнил, это семейство промышляло убийствами и конокрадством, поэтому их преследовала большая часть населения округа. Так они оказались на территории Юты, привлеченные гористой местностью.
Сегодня их род потихоньку вымирал. Насколько знал Седобровый, поблизости жили лишь пару человек, и они очень не любили незнакомцев. Не один охотник и горняк убедились в этом на собственной шкуре.
Кейб спросил про Вирджила.
— Мудак, — ответил индеец. — Как ты и сказал. Кусок мусора в выгребной яме под названием Уиспер-лейк. Он считал себя самым метким стрелком после Дикого Билла[1]. Хотя назвать его «стрелком» язык не поворачивался. — Чёрт, — сплюнул индеец, — да назвать его человеком тоже язык не поворачивается!