— Ступай, Чарли.
На пороге Седобровый остановился.
— А что я вообще сделал?
Уилкокс вздохнул.
— Ты не помнишь? Правда, не помнишь? Или решил надо мной подшутить? Да, похоже, ты не врёшь… Ну, скажем так, Чарли: если следующий раз ты захочешь в туалет, не стоит делать это на чьём-то крыльце. Людям это не нравится.
Индеец почесал голову.
— Я — лишь невежественный дикарь. Что я могу знать о ваших правилах?
— Всё, убирайся отсюда!
Несмотря на хмурое выражение лица, в душе Седобровый хохотал, как ребёнок, написавший на заборе дурные слова. Может, белые и не считали его весёлым, но сам он здорово веселился за их счёт.
Индеец вышел на улицу. Воздух был холодным, хотя и светило солнце.
Второй помощник шерифа, Пит Слейд, привязал коня к изгороди и кивнул Седобровому:
— Холодный денёк, да, Чарли?
Седобровый пожал плечами.
— Я индеец… Я не ощущаю холода.
Слейд только покачал головой и вошёл в здание.
Седобровый плотнее запахнул пальто и поёжился.
Он уже собирался двинуться вдоль по улице, как дверь за его спиной отворилась, и наружу вышел ещё один человек. Он споткнулся о дощатый тротуар и чуть не упал, но удержал равновесие. Худой, долговязый мужчина, чьё лицо было одним сплошным синяком, а овчинный тулуп пах так, словно его только что сняли с овцы.
Он почесал спутанную, неопрятную бороду.
— Забрали моё оружие, — пробормотал он. Казалось, он разговаривает с кем-то третьим, а не с Седобровым. — Кольт калибра.44, да… Скольких сучёнышей я поубивал с его помощью на войне, знаешь? А теперь они говорят, что я не смогу его забрать, пока… Пока… Чёрт, что они там говорили? Не помнишь?
Седобровый ответил, что забыл.
Он знал этого мужчину. Орвилл дю Чен.
Сбрендивший белый, который считал, что он всё ещё на войне. Он говорил, как сумасшедший, и люди переходили на другую сторону улицы, когда видели его впереди. Он был не только встревожен, но и опасен, если его задеть.
Однажды парочка шахтёров решила повеселиться и поиздеваться над дю Ченом, так он изрезал их ножом для разделки шкур вдоль и поперёк.
От него стоило держаться подальше, как от бешеной собаки.
Седобровый никогда раньше не находился так близко к этому безумцу и всегда видел его только с дальнего расстояния.
И сейчас… сейчас его что-то начало беспокоить. Он не мог скачать, что именно. Не запах, идущий от мужчины, и не тревога, которую будило его присутствие. Нечто более глубокое. Нечто особенное.
Орв затрясся, и его глаза, казалось, расфокусировались.
— Да, папочка, я всё помню, папочка. Дедушка сказал мне спуститься в долину сегодня ночью, да, сегодня ночью. Эти корешки… Они появляются только в полночь, как он сказал. Да, папочка. Я выкопал их и принёс дедушке; а дедушка их сварил, и бородавки исчезли. Как в тот раз, помнишь, папа? У старика Вилли была опухоль? Дедушка… Он призывал их по именам… Тех, кого преподобный Эрвин называл плохими, плохими, плохими! Тех, кто заставляет небеса содрогаться, а мёртвых переворачиваться в могилах. Тех самых, папа? Да… А потом… Потом дедушка произносит слова и погружает руки во внутренности выпотрошенной свиньи. Он выкладывает их на опухоль Вилли, и она… эта старая опухоль… она исчезает, папочка. Да… Дедушка говорил, что у меня тоже есть дар… Но мне он не нравится, папочка. Он пугает меня…
Седобровый слушал, но отказывался это слышать.
Он попятился от свихнувшегося мужчины, на которого снизошло видение.
— Да, ничего хорошего из этого города не выйдет, — продолжал Орв. — Ни из этого… Ни из любого другого, которого коснулась его рука…
— Чья рука?
Орв захохотал.
— Древняя рука… Древняя рука из гор…
Индеец прикоснулся к плечу мужчины и попытался его успокоить:
— Всё хорошо, всё хорошо…
Но он прекрасно понимал, что произнесённые Орвиллом дю Ченом слова — не простой бред сумасшедшего. Это его дар. И он глубоко внутри.
Орв закашлялся и пришёл в себя.
— Я… Я говорил о том, чего нет, да? Я снова продолжаю это делать?
Грязная рука легла на плечо Седобрового и сжала его.
— Я говорю с ними; никто больше не видит и не слышит их голоса. Они рассказывают мне, что случится и с кем. Рассказывают тайны других людей, их потаённые секреты. То, что я не должен знать.
— И долго тебя это мучает? — спросил индеец.
— Сколько себя помню. Я говорил Джесси и Рою, что они погибнут, погибнут, погибнут! Они мне не поверили; но янки убили их, как я и говорил! Как и говорил…
Седобровый понимал, что это значит.
Естественно, дю Чен сошёл с ума. Сошёл с ума от того, что сидит внутри него.
Белые просто покачали бы головой и сказали, что он тронулся на войне. Но всё было гораздо серьёзнее. Гораздо глубиннее.
У Орвилла дю Чена был дар. Он был «видящим».
Особая способность. Та, о которой говорил его дедушка. Иногда она передавалась по наследству. У шамана племени тоже была такая способность… Способность предвидеть грядущие события и видеть духов.
Да, этот белый был пророком. Необученным, спонтанным — но пророком.