Глир поднял вверх фонарь, и по стенам заскакали причудливые фигуры из теней. Или поднимались и опускались, ныряли вниз и подпрыгивали вверх.
Кобб облизал пересохшие губы.
Внутри было теплее, чем на улице, и льдинки в его бороде начали таять, а вода закапала на куртку.
— Ну и какого хрена вы здесь нашли? — поинтересовался он. — Здесь только грязь и камни, и больше ни хера.
Но они оба знали, что это не так; оба чувствовали, что здесь что-то есть, но боялись облечь свои мысли в слова. Мужчины застыли в ожидании, с беспокойством вглядываясь в темноту. Как человек, который сидит возле палатки и чувствует, что кто-то кружит вокруг костра.
Кто-то большой. Кто-то жуткий. Кто-то дикий и зубастый.
Кобб не чувствовал страха. Он всегда говорил себе, что страх — это его вдохновение, а не беспокойство. Возможно, это была чистая правда, а возможно — полная хрень, но в эту секунду он действительно не боялся. Потому что голос его голове шептал: «Да, да! Это именно то, что ты искал!»
Где-то в этой пещере и коридорах Кобба ждало откровение.
— Здесь ничего нет, — надтреснутым голосом произнёс Глир. — Так что давай…
— Нет, есть… ты был прав, — Кобб посмотрел на Глира; пылинки кружили вокруг него, как мошки. — Разве ты не чувствуешь?
— Да… Да, думаю, чувствую.
Коббу он напоминал запах разложения. Сладкий аромат гниения, похожий на мусорное ведро, наполненное испорченной картошкой, или на раздутый мухами труп, выброшенный на берег реки. Влажный, резкий запах, которому не место в этом сухом, обезвоженном месте, где даже воздух пах пылью и сухостью.
Глир тяжело сглотнул.
— Мне это совсем не нравится. Давай выбираться отсюда к чёртовой матери.
— Идём за мной, — произнёс Кобб.
Он последовал за запахом, как за восхитительном ароматом, позволяя ему привести себя в сердце этого места, в его «кухню», где томятся и кипят на огне вкусности.
Он двинулся вверх по склону, осторожно обходя острые выступы скал и перешагивая через плоские обвалившиеся камни. Вместе с Глиром они двинулись вверх по узкому извилистому коридору, задевая меховыми шапками потолок.
И в следующей пещере они увидели…
Они увидели кости. Некоторые принадлежали животным, но в основном кости были человеческими.
Посреди помещения в полу находилась выдолбленная кирками и лопатами яма глубиной пять-шесть метров, заполненная костями. Словно гигантская кремационная урна. Погребальная яма для бедренных и лучевых костей, для позвонков и рёбер. И черепов…
Господь милосердный, там были сотни черепов. И взрослых, и детских.
И единственное, что у всех этих костей было общего, это то, что они обуглились… как будто их поджарили.
Почерневшие черепа уставились на них пустыми глазницами, намекая на омерзительные тайны, которые они не хотели раскрывать.
Внезапно одна из лопаток пошатнулась и вызвала обвал наваленных сверху плечевых и бедренных костей. Череп с отсутствующей нижней челюстью упал со своего места и ухмыльнулся Коббу с Глиром.
— Оно движется, — Глир, как завороженный смотрел на яму. — Матерь божья, заступница Мария… Там что-то движется!
Ему хотелось выхватить свои револьверы и опустошить весь барабан в то, чему он не ведал имени.
Он был из тех, кто сражался с неизвестным голыми руками, топорами и пистолетами. А тому, что лезло из глубин, он не мог найти определения.
— Они уже давно мертвы, — произнёс Кобб. — Просто пошатнулись и обвалились. Если бы на месте костей были обычные камни, ты же не испугался бы, так?
Глир сделал глубокий вдох и взял себя в руки.
— Думаю, нет.
— Вот видишь? А эти кости причинят тебе не больше вреда, чем камни.
Но вслух он хотел сказать, что у него было странное, необъяснимое чувство, что то, что было в пещере, что скрывалось и шепталось вокруг них, могло заставить эти кости сдвинуться с места.
И могло принести им кучу неприятностей.
А может… Чёрт побери, может, оно могло заставить эти скелеты встать и пойти!
Кобб и Глир обошли эту пещеру и нашли вход в третью. Она была такая же, как и предыдущая.
Кости повсюду. Кучи, кучи костей.
Их владельцы были уже давным-давно мертвы.
В каменную плиту высоко наверху были ввинчены какие-то металлические кольца. С них свисали куски старой пеньковой верёвки, напоминавшие мёртвых змей. На некоторых из них болтались потемневшие мумифицированные конечности. Как будто людей подвесили и оставили умирать, а потом их тела гнили и распадались, пока не остались висеть только руки, привязанные к верёвкам.
Кобб коснулся одной из верёвок, и она начала разваливаться прямо у него в пальцах.
— Это место чертовски старое, — произнёс Глир с придыханием, не сводя глаз в канатов почти в религиозном экстазе. — Очень, очень старое. Ты только посмотри сюда, Джимми! Думаю, эти пещеры вырублены индейцами прямо из гор.
Кобб изучил грубо вытесанные стены: они действительно были выбиты из цельного камня. Естественной из всех трёх пещер была лишь первая; в двух других явственно читалась работа инструментов.
Глир издал странный звук — что-то среднее между рвотным позывом и смешком.
Он осветил фонариком стены. На них были изображены примитивные рисунки и гравюры. В основном это были изображения медведей, горных львов и буйволов. Кобб видел подобные изображения и в других пещерах на юго-западе. И иногда даже на севере, в Монтане или Дакоте. Стада животных. Фигурки людей, охотящихся на них. Танцы у костра. Основные моменты жизни племени.
Но Глир, мать которого была наполовину чикасо, казалось, был ими очарован. Он переходил от одной картинки к другой, изучал их, хихикал и бормотал что-то себе под нос.
— Смотри! Смотри! — говорил он. — Вот здесь, внизу, изображения самые старые. Они уже выцвели, истёрлись… Чёрт, да им сотни и сотни лет, если не больше! Может и тысячи…
Он начал тяжело дышать и облизывать губы, следуя за рисунками на стенах и освещая их фонарём.
— Иди сюда, Джимми Ли. Иди сюда, и ты сможешь лучше их рассмотреть. Здесь, повыше, картинки уже не такие старые. Но всё равно, им уже много, много, много лет…
Но Кобб по-прежнему не был впечатлён. Обычные художества индейцев. И что с того?
Но Глир был другого мнения. Он подробно объяснил, что всё это значит; что рассказывает им скала, и как она протянулась сквозь века, решив поведать им историю жизни, давно ушедшей с этих холмов.