О тюрьме и Чарльзе Седобровом.
И о Миззи Модин, естественно.
Все эти мысли смешались в его голове, заставляя её гудеть и болеть.
Кейб закурил.
«Интересно, что будет дальше?»
Облизнув губы, он двинулся вниз по грязной, изрытой колеями улице, осматривая город.
Сейчас он в первый раз действительно на него смотрел. Уиспер-лейк был похож на все другие шахтёрские поселения, через которые он проезжал — скопище грязных людей в переполненном городке.
Высоко над городом, цепляясь за возвышенности и окутанные туманом склоны, виднелись вырисовывающиеся стальные копёры[1] и подъемники, выступы разнообразных зданий и возвышающихся навесов. Оттуда постоянно доносился треск, грохот и лязг, словно землю потрошили наизнанку для добычи серебра.
Повозки с рудой постоянно двигались от желобов к нависающим вышкам у самого озера… и там постоянно клубился серый, ядовитый дым, который вырывался из труб и оседал обратно на землю, загрязняя всё вокруг.
Постепенно город превращался в огромную грязную выгребную яму.
Поселение не имело никакого плана постройки — просто беспорядочное скопление бревенчатых зданий и магазинчиков с навесами, палаток и деревянных лачуг с крышами из тростника и веток кустарников; меж построек вился лабиринт пересекающихся грунтовых дорог, которые ныряли в небольшие овраги и взбирались на невысокие холмы.
Нет, в городке было несколько кирпичных зданий и сложная система дощатых тротуаров. Но в Уиспер-лейк гостиницы беспорядочно чередовались с мотелями, пробирные конторы — с салунами, бордели — с церквями, а лесопилки — с зажиточными особняками, и всех их объединяла единая ветка Тихоокеанской железной дороги.
Всё — от уборной до мясного рынка — было загрязнено сажей из шахт и очистительных заводов.
Дороги были заполнены лошадьми и повозками, старателями и предпринимателями, иммигрантами, толкающими телеги, и грязными детьми, гоняющими мячи палками.
Кейб видел дам с зонтиками, сбившихся в перешёптывающиеся группки, и проституток в исподнем, выливающих прямо на улицу ночные горшки.
Шахта гремела, люди кричали и разговаривали, и всё это создавало непередаваемую какофонию.
В отличие от других пограничных городков, здесь очень немногие бездельничали. Все были заняты зарабатыванием денег, и слоняться без дела было некогда.
Кейб, сапоги которого были заляпаны грязью до самого верха, ступил на дощатый настил, а затем снова спустился вниз, уступая место трём пожилым прогуливающимся дамам.
Он коснулся края шляпы в знак приветствия.
Мимо него с рёвом пронёсся грузовой фургон, чуть не сбив с ног группу чернолицых шахтеров, и плеснул грязной водой из лужи на штаны Кобба.
Несколько мужчин пытались вытолкать из выбоины повозку, застрявшую в яме по самую ось.
Двери салуна через дорогу распахнулись, и оттуда, спотыкаясь, вышел пьяный мужчина, перегнулся через перила и изрыгнул поток пены.
Одетые в тёмное иностранцы бурно жестикулировали и бормотали на дюжине различных диалектов.
Рядышком стояли индейцы в пончо и наблюдали за разорением своих земель.
Кейб продолжал идти, лавируя между группами шахтёров и рабочих, пытаясь найти место, где можно было бы укрыться от шума и суеты.
Но куда бы он ни повернул, в каждом переулке и на каждой улице толпилось всё больше людей, всё больше фургонов и всё больше рабочих.
«Господь милосердный, — подумал он, — возможно, Диркер был прав… здесь слишком много людей, и я никогда не найду Душителя в этой помойке».
Но Кейб не собирался сдаваться.
Если понадобится, он заползёт в каждую щель, в каждую трещинку этого кипящего и бурлящего улья.
Он сделает всё, чтобы уничтожить Душителя Города Грехов.
— 2-
Джексон Диркер, заметно побледнев, произнёс:
— Я видел зверства, док, я видел истинные ужасы… Но это… Вот такое… Я даже не могу понять, что это такое.
Доктор Бенджамин Уэст, хирург Уиспер-лейк и коронер округа Бивер, только кивнул.
Это был высокий, тощий, как тростинка, человек в тёмно-сером костюме с золотой цепочкой от часов, сверкавшей на солнце, как подмигивающий глаз.
Доктор прижал к груди шляпу, провёл длинными тонкими пальцами по седым волосам и тяжело сглотнул; на шее отчётливо дёрнулся кадык.
— Конечно, я — человек науки, — произнёс он, наконец, — но даже я подумал бы, что здесь побывал сам дьявол.
Диркер не мог не согласиться.
Они стояли перед главным магазином, который служил не только рынком, но и салуном, и игорным домом в Рассвете — городе прииска.
Они стояли перед двойными дверями, глядя перед собой и мечтая ослепнуть и ничего не видеть. Ведь то, чему они стали свидетелями в Рассвете, навсегда запечатлелось в их мозге, на их сетчатке, как след от ожога.
Диркер изучал то, что находилось на двери.
Труп полностью освежёванного мужчины с татуировкой орла на спине валялся на полу, а к двери была прибита его снятая целиком кожа.
По меньшей мере три головы висели под потолком, как призрачные фонарики. В уши им была вставлена медная проволока, загнута на обратной стороне и подвешена за крюки. Лица забрызганы засохшей кровью, побелевшие глаза безмолвно смотрели в пустоту. Голова слева, казалось, собиралась что-то сказать.
Доктор Уэст отогнал от неё нескольких мух.
Несмотря на морозный ветер, солнечный свет прогревал воздух. Только усиливавшаяся вонь разложения создавала прекрасные условия для жуков.
— Полагаю, — заметил доктор, — что эти головы не были срезаны или срублены. Они были оторваны прямо от тела.
Это Диркер уже выяснил.
На обломках шеи оставалось слишком много мышц и кожи, свисавших неопрятными лоскутами. И никаких гладких срезов. Кому-то — или чему-то — хватило сил, чтобы буквально сорвать голову с тела взрослого мужчины.
Диркер не любил делать фантастические выводы, но что еще ему оставалось думать? Доказательства говорили сами за себя.