Лицо высокого мужчины побледнело.
— Сэр, джентльмену не подобает так говорить. Ненормативная лексика — это свидетельство недостатка ума.
— Значит, вот он я: слабоумный отброс из Арканзаса.
Восточный диалект. Пижон. Вот кем был этот человек. В эти дни, казалось, нельзя было плюнуть, не попав ни в кого подобного. Кейб обычно просто оставлял их в покое, независимо от того, что он чувствовал по поводу происходящего. Большинство из них никого не беспокоили. Но иногда появлялись и такие…
— Нет, сэр, вы, определённо не джентльмен. Вы грубы, неотёсаны и отвратительны.
— Да, сэр, всё именно так. — Кейб поставил стакан на стойку и надел шляпу. — А теперь, пожалуйста, убирайтесь с моих глаз, пока доктору не пришлось вытаскивать мои шпоры из вашей прекрасной белой задницы.
Но мужчина по-прежнему не двигался, и Кейб начал подумывать, не придётся ли ему похоронить и этого сукина сына.
— Если бы у вашей матери была хоть капля здравого смысла, охотник за головами, она утопила бы вас в ведре, чтобы вы не портили своей вонью эту славную страну.
Кейб почувствовал, как волосы у него на затылке встали дыбом. Нет, нет, он не позволит этому ублюдку втянуть себя в то, о чем потом пожалеет. Этого никогда не случится. Он уйдёт прочь от этого человека.
Высокий мужчина стал между Кейбом и дверью.
Это означало, что у Кейба было два варианта: обойти его или пройти через него. А поскольку Кейб никогда никого не обходил стороной, решение было принято очень быстро. Это было не в его стиле. Это стоило ему крови и синяков на протяжении многих лет, однако он никогда не отступал. Но для себя решил: «я не достану пистолет, пока будет другой способ решения проблемы».
Пижон продолжал стоять на пути, и Кейб двинулся прямо на него, не замедляя шаг.
Когда он был уже в нескольких шагах от него, высокий мужчина выхватил свои кольты. И довольно быстро. Но недостаточно быстро.
Пока он вскидывал оружие, Кейб оказался уже настолько близко, что мог ощутить запах, исходящий от мужчины. Несколько быстрых шагов — и он ударил пижона по лицу двумя быстрыми прямыми ударами, от которых тот упал на колени. Кейб пнул его ногой в живот, чтобы тот не смог подняться на ноги. Где-то во время падения высокий мужчина уронил револьверы. Кейб отшвырнул их ногой в сторону.
Кейбу никогда не нравились подобные разборки.
— А теперь, — сказал он, — вы вернётесь домой: в Бостон, в Шарлотсвилл или куда вам там надо. Вернётесь домой к папиным деньгам и семейному титулу. Потому что здесь единственное, что вы найдёте, — это собственную смерть.
Кейб прошёл мимо мужчины, оставив его кашлять и задыхаться; из сломанного носа пижона ручьём текла кровь. Кейб уже почти добрался до входной двери, когда щёголь выкрикнул что-то непристойное и вытащил маленький пятизарядный «Ремингтон Эллиот» калибра.32.
Кейб замер на месте, понимая, что уже не успеет уклониться.
Мужчина направил на него ствол.
Мужчина, полный ярости и ненависти.
И в этот момент в дверь ворвались двое мужчин с дробовиками в пыльниках и ковбойских шляпах.
— Эй, ты, — крикнул первый. — Брось пистолет, или я тебя на месте пристрелю.
Пижон опустил руку, и оружие вывалилось из его ладони.
Второй мужчина повернулся к Тайлеру и окинул его взглядом.
— Вы Кейб? Тайлер Кейб? Охотник за головами из Арканзаса?
— Именно так.
Стволы, как по команде, повернулись в его сторону.
— Тогда вам лучше пройти с нами.
— 9-
Некоторое время после ухода Тайлера Кейба Дженис Диркер ловила себя на том, что думает о нём. О том, как он держался, как говорил; о той невозмутимой честности, которая, казалось, была признаком того, кем он являлся в этой жизни.
Она поймала себя на том, что думает обо всем этом и знает, что он возбуждает её. Возбуждает какую-то часть, которая долго дремала, как вулкан, только и ждущий своего часа, чтобы извергнуться.
Тайлер Кейб был свободным человеком.
Он казался совершенно не таким, как остальные. У него не было истинного уважения к деньгам или положению, к авторитету или культурным ценностям. Он жил, как хотел; говорил, что хотел и кому хотел.
Он изгой, бродяга. Похоже, у него было больше общего с индейцами, чем с белыми людьми. Может быть, именно это ее и взволновало. Он так отличался от других мужчин, которых она знала. А вот ее муж Джексон — полная противоположность. У него было положение в обществе, безупречные манеры и непоколебимая уверенность в себе.
Но он был жесток и непреклонен, и эмоции казались ему чем-то чуждым. И это был скорее недостаток, чем комплимент. Хотя Джексон хороший человек, который всегда делал правильные вещи в нужное время, но… он был холоден. Ужасно холоден и методичен.
А Тайлер Кейб?
Полная противоположность. Он был крепким, повидавшим многое, вышедшим из самых задворок общества. Конечно, ему недоставало утонченности и светских манер, но то, чего ему недоставало, он восполнял теплотой и человечностью. Он был теплым и дружелюбным и не скрывал свои эмоции.
Он обладал глубиной, искренностью и состраданием. Он являлся всем, чем не был Джексон, и не боялся быть таким. Её отец презирал бы Кейба. И несмотря на то, что Джексон янки, он был именно тем человеком, с которого её отец поставил бы ей в пару — человеком с достоинством, решимостью и выдержкой. Таким было представление отца о настоящем мужчине. А Кейб? Ее отец немедленно отмахнулся бы от него, назвав «мусором с холмов».
Конечно, Кейб не был самым красивым из мужчин.
Он высокий, даже долговязый; мощный, но не слишком мускулистый. Его лицо было обветренным от тяжелой жизни и долгой езды верхом, покрытое морщинами, оставленными опытом. А потом на его лице появились шрамы. Он мог бы внушать ужас, если бы не эти прекрасные грустные зеленые глаза, которые компенсировали все остальное и придавали ему печальный, меланхоличный вид.
Не было никаких сомнений, что Дженис влекло к Кейбу.
Может быть, это из-за отеля, персонала и ежедневной рутины по поддержанию порядка. Джексон был частью этого. Просто еще одно напоминание о тяжелом труде и несчастье, и повседневной жизни… и, возможно, всё это вместе взятое сделало Тайлера Кейба таким новым, таким свежим, таким волнующим.
Ведь он был, если уж на то пошло, воплощением пирата из её подростковых фантазий — негодяй, распутник, волк в мире овец и собак.
Вот о чём размышляла Дженис в тот ветреный вечер, когда в дверь вошёл великан.
Может быть, «великан» — и не самое подходящее слово, но нельзя было не заметить, что ее гость был выше двух метров. Он был одет в лохматую бизонью шкуру, такую же рваную и изношенную, как шкура облезлого гризли.
На груди у него висели скрещенные патронташи с патронами. Большой кольт «Драгун» висел на поясе его штанов из оленьей кожи с бахромой. Его лицо было жёстким, глаза немигающе смотрели вперёд, стальная седая борода свисала до самой груди.
Дженис почувствовала, как внутри у нее все превратилось в желе. Она начала дрожать при одном виде великана.
— Могу я… могу я вам помочь? — она справилась.
Он шагнул вперед, отбрасывая на нее тень. На поясе у него висели ножи и пистолеты. Он снял шляпу: его голова была так же гладка, как отполированный ветром камень. Он постучал по столу стволом дробовика.