Трёх, поправила она. Я-то сразу узнала тебя, потому и замотала голову платками, но ты принёс мне кофе и был так внимателен ко мне; впрочем, с чего бы тебе таить на меня зло. А где теперь твой друг Август?
Не знаю, плавает где-то, он ведь то здесь, то там, то богат, то беден...
Он тогда рассердился на меня?
Эдеварт: Мы всё последнее утро искали тебя, обшарили весь Стокмаркнес.
Я тоже искала его, сказала Маттеа, но у меня было мало времени. Господи, это было так давно! Вот я ещё что хотела спросить: куда ты едешь?
Эдеварт: Лучше не спрашивай. Знаешь, как поётся в песне: столько надежд в душе у меня!
Но как достучаться до сердца любимой, смеясь закончила Маттеа. Она тебя обманула?
Она уехала.
Бедняга! — посочувствовала ему Маттеа. Да брось ты о ней думать, такой видный парень, такой красавец.
Эдеварт, польщенный: А что у тебя с горлом? По тебе что-то ничего не заметно.
Если б ты только знал! Она лукаво засмеялась.
Это тайна?
Да, тайна, ответила она. Ничем я не больна, всё это я просто придумала и написала мужу, что боюсь оперироваться без него.
Эдеварт даже онемел от изумления, он не знал что и подумать. Невероятно! — пробормотал он.
Маттеа решила загладить впечатление, которое произвело на Эдеварта её признание: Ну, не скажу, чтобы я совсем его обманула. Когда я писала ему, у меня и вправду болело горло, а теперь я в самом деле должна показаться доктору. Но главное, мне хотелось, чтобы он встретил меня, я, считай, не больно-то много и придумала. Все соседи в один голос твердили, что мне нужна операция.
Эдеварту было приятно её общество, и он даже пошутил: Хотелось бы посмотреть, как тебя будут резать!
Она: Не шути так! Может статься, моя болезнь серьёзнее, чем я думаю.
Глупости! Ты такая здоровая, красивая. Мне бы такую жену!
Они оживлённо болтали, фарватер в этом месте проходил в шхерах, пароход почти не качало, и Маттеа заметно повеселела. Они говорили о своих родных селениях, он поведал ей, что купил усадьбу намного южнее и даже показал купчую, весь вечер до самого сна они провели вместе. Заметив, что она вложила свою руку в его, Эдеварт наклонился и поцеловал её. Поодаль на переборке горел единственный фонарь. Кое-где дремали одинокие пассажиры.
Ночью Эдеварт и Маттеа просыпались, перешептывались и теснее прижимались друг к другу, он обнимал её, это согревало их обоих. Утром они были уже лучшими друзьями.
В Будё Маттеа ещё издали увидела на пристани своего мужа: Вон мой муж! Ты его знаешь, это Нильс, мы с ним были помолвлены, ты видел его на ярмарке. Он сын одного шкипера из Уфутена. Ха-ха-ха, смешно вспомнить, как я натянула нос Августу!
Вот оно что, так это тот самый парень, который заставил Августа схватиться за хлебный нож, а потом запустить в потолок табуреткой. Незабываемое было зрелище! И эта чертовка Маттеа считала, что в том не было её вины, и даже торжественно поклялась, что будет принадлежать Августу всю жизнь.
Как думаешь, мы больше уже не встретимся? — спросила она у Эдеварта.
Это была простая вежливость, она ничего не означала, но в последнюю минуту Маттеа сумела незаметно протянуть руку назад и нащупать его руку, от этого он потерял голову и сказал: Мне всё равно, пожалуй, я тоже сойду здесь!
Планов у него не было никаких, определённых желаний тоже, он не изменял своим намерениям, поддавшись первому случайному порыву. Лёгкомысленно, не задумываясь, он быстро предъявил свой билет и сошёл на берег.
Им руководило безразличие, но там, в Будё, он нашёл выход...
Нильс-коробейник поначалу немного смутился при встрече с Эдевартом: В Стокмаркнесе?.. Неужели ты не помнишь того полоумного с золотыми зубами? — удивилась Маттеа. Здорово мы его тогда провели!
Болтая, они вместе дошли до города, остановились перед постоялым двором и вошли внутрь. Позже они опять встретились и вообще часто встречались, потому как жили в одном месте. Маттеа побывала у доктора, слава Богу, операция ей не нужна, но она получила капли и добрый совет, а потому повеселела и приободрилась. У Нильса появился план: они с Эдевартом должны стать компаньонами и торговать вместе, ведь у Эдеварта есть усадьба, под которую они смогут брать в кредит любые товары. У него самого отец, шкипер в Уфутене, далеко не бедный, но получить что-нибудь у отца трудно.
Эдеварт не возражал против такого плана, наоборот, ему было приятно чувствовать себя состоятельным, удачливым человеком, который мог согласиться, а мог и отказать. Маттеа не спускала с него глаз и горячо расхваливала план Нильса; было похоже, что ей не хочется отпускать от себя Эдеварта, но она печётся только о его благе.
Я подумаю, пообещал Эдеварт.
Он подумал. И, всё взвесив, не мог взять в толк, зачем ему с кем-то объединяться, чтобы торговать вразнос? Нильс жаловался на недостаток кредита, он распродал почти весь свой товар, его мешок был пуст, но Эдеварту-то что до этого? Почему ему самому не воспользоваться своей небольшой усадьбой, чтобы набрать под неё товару и самостоятельно начать торговать? Это был выход. Маттеа напирала на то, что у Нильса есть опыт, он торгует вразнос уже два года. Эдеварт улыбнулся: он тоже не новичок в торговле, прошёл хорошую школу у самого великого Кноффа в Фусенланнете. Маттеа: Но у Нильса есть свои маршруты, он знает в селениях каждого человека, знает, какой к кому нужен подход. Да и отец поддержит его.
После полудня Нильс побывал у купцов в Будё, чтобы раздобыть новый товар для своего опустевшего мешка. Оставшись наедине с Эдевартом, Маттеа сумела уговорить его — да-да, она уговорила и опутала его так, что он уже не мог отказаться. Чертовка Маттеа! Но Эдеварт не продешевил и на этот раз не наделал никаких глупостей, потому что не был влюблён. Вернувшись домой и узнав новость, Нильс обрадовался, но Эдеварт охладил его пыл: Мы с тобой составим договор! Договор? А зачем он нужен? Эдеварт только покачал головой в ответ.
Они пошли к адвокату и заключили настоящий договор на бумаге, Эдеварт настоял на своём: усадьба принадлежит ему и кредит получает он, Нильс участвует в деле исключительно как наёмный работник.
Маттеа, эта чертовка, побледнела и рассердилась. Можешь сжечь этот договор! — сказала она мужу.
Эдеварт не имел ничего против, Маттеа уже порядочно надоела ему своей липучей предприимчивостью, он помнил, как три года тому назад она сбежала от Августа с его золотым кольцом и часами.
Сожги, если хочешь! Мне всё равно! — сказал он.
Нет-нет, Нильс и не думал жечь договор. Они должны остаться друзьями, всё решит время. Кто знает, может, вскоре Нильс уже сумеет освободиться от этой зависимости!
Коробейники набрали в городе товару и отправились каждый своей дорогой, Эдеварт сел на каботажный пароход и поехал на юг, в Хельгеланн. На одной остановке он сошёл на берег с мешком и аршином — пора попробовать свои силы; было раннее утро, уже рассвело, на полях лежал снег; от пристани к лавке была протоптана тропинка, а оттуда в селение вела проезжая дорога. Эдеварт остановился у небольшого ручья и, слушая его грустный плеск, загляделся, как ручей трудолюбиво пробивается под коркой льда; позже, днём, он заметил, что на вербе, стоявшей в снегу, уже появились пушистые почки, — знакомая картина, Эдеварт с детства любил её, она трогала его сердце. Он ещё не совсем очерствел душой.
Торговля Эдеварта шла неплохо; продвигаясь на юг, он продавал одежду, шнурки для ботинок, гребни и другие необходимые в хозяйстве вещи, на жизнь ему хватало, и даже кое-что оставалось. Мешок полегчал и уже не тяготил его, такая работа была Эдеварту по душе, он мог по своему желанию либо идти, либо останавливаться; в больших селениях он задерживался на несколько дней и ходил с товаром по окрестностям. Его бумажник распух от денег. Молодой красивый парень располагал к себе, он хорошо держался, был вежлив и легко сбавлял цену, ночлег и питание обходились ему почти задаром. Воистину Эдеварту никогда не было так хорошо, как теперь, даже в ту пору, когда он был шкипером на шхуне «Хермине».
Он отправил свой долг купцу в Будё, и у него ещё остались деньги. Время от времени он посылал домой отцу один или два далера. О Нильсе не было ни слуху ни духу.
Эдеварт шёл и шёл, весна ощущалась всё сильнее, дорогу развезло, и идти стало трудно, он начал подумывать о лодке, но эту затею пришлось отложить до лучших времён. Когда он добрался до Фусенланнета, весна была уже в полном разгаре, он думал было заглянуть в Доппен, но и это отложил на другой раз. Что нового он мог увидеть в Доппене, да и какое удовольствие заходить в заложенную и ещё не выкупленную усадьбу? Нильс должен был прислать ему деньги, но почему-то не сделал этого. Наверняка он уже продал большую часть товара; у самого Эдеварта мешок был уже почти пуст, теперь он нёс его не на плече, а под мышкой, как обычный узел.
Путь Эдеварта лежал мимо усадьбы шкипера Нурема; залаяла собака, кто-то уже стоял у окна, и Эдеварт не мог незамеченным пройти мимо, он быстро решился, почистил снегом свои грязные сапоги и вошёл в дом. Приветствия, радость, вопросы и ответы, большое удивление и дружеские шутки: Что это ты тащишь? Ах вон оно что, заделался коробейником! Давай, показывай свою лавку, жене опять требуется четыре аршина ситца для крестильного платья ребёнку — разве не видишь, как она растолстела?
Седая грива на голове Нурема растрепалась, и, как всегда, он выглядел довольным собой греховодником — ни он сам, ни его близкие ещё не знали, что маленькое белое пятнышко на кончике его языка таит опасность. И несёт с собой смерть. Нет, этого они ещё не знали.
Эдеварту рассказали все новости: о Кноффе и его большой усадьбе, о пристани, лавке, уволенных работниках и слугах, о шхуне «Хермине», которой уже не было и в помине, о том, что вся деятельность Кноффа остановилась.
Эдеварт: Вон оно как всё обернулось. Выходит, Кнофф обанкротился?
Нет, только покуда он вроде как связан по рукам и ногам, ответил Нурем, так сказать, покачнулся, но не упал. Тут самому чёрту не разобраться, но всё вышло, как в сказке: его сын получил капитал, Ромео, мальчик Ромео, пятнадцать лет, толковый парнишка. В школу ему не пришлось ходить, и он взялся за дело, конфирмовался, стал взрослым и принялся ворочать делами. Никто такого и не упомнит, ведь ему всего пятнадцать! У него есть опекун и он на всё должен получать разрешение, но парень такой смышленый, что умеет всё повернуть по-своему. Ты же его помнишь, раньше он вроде никакими талантами не отличался.
Откуда же взялись деньги?
Говорят, будто от дяди, брата отца, он там на юге был важной шишкой. Все Кноффы люди непростые, тот Кнофф владел большой усадьбой, был холостяк, скупердяй и уже не раз отказывал брату в помощи. И вот в прошлом году, когда дела шли особенно плохо, хозяин отправил Ромео на юг к дяде за помощью, но дядя помогать отказался, нет, мол, у него на это средств. Однако Ромео, видимо, пришёлся ему по душе и растопил его сердце; дядя дал парню и денег и надарил подарков, а когда в марте он умер, то отписал племяннику всё своё состояние. Сейчас Кноффы хлопочут, чтобы продать богатую дядину усадьбу и получить большой капитал.
Невероятно!