К концу дня погода вновь испортилась. Разыгрался настоящий ливень, тугие струи дождя настойчиво ввинчивались в землю, громко били по стеклам, крышам и подоконникам. Местами ливневые канализации не справлялись, из-за чего в низинах образовались маленькие озерца, которые автомобили преодолевали с трудом.
Детектив Фергюсон остановился возле парковки, где они с Коэном условились встретиться, без пяти шесть. Становилось все темнее, будто из-за непогоды долгое летнее солнце решило лечь спать пораньше. С минуту Фергюсон посидел, собираясь с мыслями. Развернуться, уехать, пока не поздно? Вдруг это ловушка? И совсем необязательно смертельная — Коэн мог долго играть с ним в кошки-мышки, прежде чем прикончить. Этого Фергюсон боялся больше всего — стать марионеткой в руках этого человека. Человека, которого ненавидел всей душой.
Он вышел из машины и глубоко вдохнул холодный мокрый воздух, надеясь, что он выветрит из головы ненужные мысли и успокоит чувства. Очки пришлось снять — в дождь от них больше вреда, чем пользы. Фергюсон направился к пропускному пункту — всего лишь маленькой будке, рядом с которой был расположен шлагбаум.
Там его уже ждали. Фергюсон не сомневался: в обычные дни этих жутковатого вида ребят в черных майках и с автоматами тут нет. Они завели его внутрь, где находилась простенькая панель управления, и повторили процедуру осмотра. Изымать было нечего — пистолет Фергюсон оставил в машине.
— Если понадобится, я зубами старику перегрызу горло. — с улыбкой пообещал Фергюсон.
Но зубы ему выбивать не стали и выпустили через другую дверь. Таким образом он оказался на территории практически пустой парковки. Фергюсон мог бы спросить — а куда ему, собственно, теперь идти? — но серый автомобиль, стоявший впереди, в самом центре площадки, красноречиво говорил сам за себя. Пригибаясь под ливневыми потоками и недружелюбными порывами ветра, Фергюсон двинулся прямо к нему. Дождь заливался за шиворот и холодными ручьями тек по спине, вызывая дрожь во всем теле. Кажется, он стал еще сильнее — он уже почти шипел, пузырился в лужах, он будто хотел продырявить землю. Лишь сев в машину, Фергюсон немного, но не до конца, приглушил его шум.
— Плохой день. — заметил Фергюсон.
Коэн сидел за рулем, но трогаться с места явно не собирался. Фергюсон думал, что он уедет куда-то — может, в какое-то сверхсекретное убежище — но похоже, их беседа пройдет прямо здесь, посреди принадлежащей Коэну парковки.
— Плохой день. — согласился Джордж Коэн. — Но вы сами выбрали плохой день для плохой новости. Сегодня утром я был на похоронах Сары.
"Вероятно, в этом самом костюме."- подумалось детективу. Пиджак Коэна был чернее вороного крыла. Фергюсон живо представил его, склоняющегося над мертвым телом Сары, словно хищник над добычей.
Видимо, Коэн просидел в машине довольно долго — его редкие седые волосы не липли к черепу, да и сама одежда выглядела сухой. Либо сегодня у старого мафиози совершенно нет никаких дел, либо слова Фергюсона и правда очень обеспокоили его.
— Соболезную вам. — сухо сказал Фергюсон.
— Спасибо. Но если бы соболезновали по настоящему, то не стали бы еще больше огорчать меня тем утренним звонком.
Фергюсон чуть не фыркнул. Вот оно что… Старикан решил давить на жалость. Очень забавно.
— Вы обманули меня. Я показывал вам фотографию того парня, Эдриана. Фотографию, на которой ваши люди, в том числе ныне покойный Картер, тащат его к своей машине, а он явно не очень хочет с ними ехать.
— Да, обманул. — Коэн пожал костлявыми плечами. — А разве играя в покер, вы раскрываете свои карты раньше времени?
— Вы опять проводите аналогии с играми, но жизнь — это не игра. К тому же, ваша так называемая карта сыграла против вас. Правда все равно всплыла, и вы все равно в дерьме. Одна-единственная ниточка отделяет вас от вызова на допрос, и ниточка эта хранится у меня, в запертом столе. Та самая фотография, оригинал. Ее будет достаточно для вынесения обвинения, учитывая ваш богатый… послужной список.
— А у ваших коллег не возникнет ненужных вопросов? Например, они могут поинтересоваться, почему вы вспомнили об этой фотографии только сейчас.
Фергюсон чуть не рассмеялся, удивленный наивностью Коэна.
— Ну почему вы думаете, что я лично вручу ее своему начальнику? Можно прислать ее анонимно. А если кто-то в чем-то и заподозрит меня, доказательств у него все равно не будет.
— Если вы это сделаете, детектив, — сказал Коэн, понизив голос, так что Фергюсон едва слышал его за шумом неугомонного дождя. — я тоже кое-что анонимно пришлю.
Он достал телефон, искал в нем что-то примерно минуту, а потом из динамика донесся голос самого Фергюсона.
"Как бы глупо это ни звучало, вы должны поклясться, что с этим человеком все нормально. Иначе я не смогу вести с вами никаких дел."
Потом раздался голос Коэна:
"Хорошо, детектив, я клянусь вам: он жив. После нескольких часов допроса с пристрастием я отпустил его."
Коэн поднял глаза и встретился взглядом с Фергюсоном, который смотрел на него, не скрывая отвращения.
— Вы удивлены, детектив?
Он слегка перемотал запись вперед.
"…Откуда вы знаете, что я соглашусь?"
"Он вам понравится. Я в этом не сомневаюсь."
— Доверяй, но проверяй. — хмыкнул Коэн. — Я должен был обезопасить себя. И теперь вижу, что все сделал правильно.
Фергюсон был оглушен. Такой поворот событий мог изменить все, и далеко не в его пользу. А из телефона лился его собственный голос:
"Джерико Родригес должен сесть, причем в самое ближайшее время. Мои коллеги, в том числе детектив Бриджес, настроены скептически, но я думаю, мы можем попытаться направить их на путь истинный."
"И как же мы это сделаем?"
"Старым, как мир, способом. Подбросим улики. У меня есть перчатки — я специально испачкал их в крови Ричарда Кроу. Я выбрал именно его кровь, потому что точно не знал, на чьей он стороне, но был уверен, что он не человек Родригеса. Эта улика натолкнет следствие на нужные нам выводы: в ночь убийства там был еще один человек."
Коэн отключил телефон.
— Думаю, достаточно, не так ли?
Фергюсон молчал, все еще не в силах поверить, что попался так легко. Несколько минут назад, бредя сюда под проливным дождем, он еще думал, что никогда не станет пешкой в руках этого монстра. Но он, похоже, ошибся.
— В том ресторанчике полно записывающего оборудования. — не без гордости объявил Коэн. — Даже если бы вы пернули, я бы потом это услышал. Ну так что, детектив? Что будем делать?
— Я уже сказал. — Фергюсон наконец обрел дар речи, но голос предательски подрагивал. — Наша договоренность расторгнута, вы меня обманули.
— Это даже звучит как-то по-детски. — фыркнул Коэн. — Но я вас понимаю. Вы так старались, расставляя свои сети, что в какой-то момент сами начали в них путаться.
— Какие еще сети? — вскинулся детектив. — О чем вы?
Улыбка сошла с лица старика. Теперь он смотрел на Фергюсона совершенно серьезно.
— Не думайте, что если я стар, то ничего не помню. Или что меня уже поразил старческий маразм. Я помню эту фамилию: Фергюсон. Помню лучше, чем многие другие.
Детектив ощутил, как ужас волнами накатывает на него, парализуя тело и лишая возможности спокойно мыслить. Да, он собирался раскрыть себя, но не сейчас… и уж конечно он не думал, что Коэн сделает это за него.
— Я не понимаю, о чем вы. — буркнул Фергюсон в безуспешной попытке отбиться от этой атаки.
— 9 октября 1987 года. — по-военному четко произнес Коэн. — Два дня оставалось до того момента, как человек по имени Ричард Фергюсон явится в суд и даст показания против четверых подсудимых. Показания мистера Фергюсона были решающими и самыми важными для следствия, а подсудимые были моими людьми… тогда еще моими и Родригеса.
Фергюсон молчал, отвернувшись к окну. Его била крупная дрожь. Угроза разорвать зубами стариковское горло уже не казалась такой безумной. Что угодно, лишь бы он заткнулся.
— Мистер Ричард Фергюсон был главным свидетелем. — продолжал Коэн. — Его слова могли засадить за решетку четверых ребят, двум из которых едва стукнуло двадцать.
— Они были преступниками. — сухо заметил Фергюсон.
— Они были моими ребятами! Почти что моей семьей! — в голосе Коэна слышалась боль. — Я не мог позволить этому Фергюсону явиться в суд. Он обязан был замолчать, просто обязан был! Я послал человека, выяснить адрес, где проживает Фергюсон. Он проследил за ним до улицы, где жил этот парень, а потом остановился — ему показалось, что мистер Фергюсон заметил слежку. Ему пришлось отстать от него. А когда он вновь двинулся следом, то увидел, что мистер Фергюсон пропал. Но зато он увидел дом, на почтовом ящике которого было написано: "Р. Фергюсон". Этого было достаточно.
Фергюсон сжал кулаки с такой силой, что ногти больно впились в кожу. Он ощущал, как в нем вскипает ярость, словно огромный дракон медленно поднимает голову из слабо дымящегося озера застывшей лавы.
— Но он ошибся. — еле слышно прошипел Фергюсон. Он так и сидел, отвернувшись к окну, безуспешно пытаясь унять свои чувства.
— Он ошибся. — глухим голосом согласился Коэн. Фергюсон украдкой все же глянул на него и с удивлением обнаружил, что старик тоже отвернулся. — Он не знал… как он мог знать?… что на этой улице жил другой человек с фамилией Фергюсон. Роберт, ваш отец.
Тут их взгляды наконец встретились.
— Я знал, что этот день настанет, детектив. Я знал, что сын будет мстить за отца. Месть — блюдо, которое подают холодным, и это не просто красивая фраза. Нужен холодный расчет и трезвый ум, чтобы акт мщения вышел идеальным.
— Вы даже не проверили. — голос Фергюсона дрожал и он больше не пытался скрыть этого. — Вы не стали проверять, не ошибся ли ваш человек, не допустил ли какой-то оплошности. Он рассказал вам, как следил за ним, за этим Ричардом Фергюсоном, верно? Рассказал еще тогда? Рассказал, что упустил его из виду?
— Да, рассказал… Но я действительно не стал делать никаких дополнительных проверок. У меня был адрес и мне этого было достаточно. И я послал Родригеса.
— Почему именно его?
— Он жаждал крови. Один из тех, кто мог сесть за решетку, был его племянником, и Джерико хотел лично отправить в ад того, кто готов этому поспособствовать. — Коэн невесело усмехнулся и замолчал.
Настала очередь Фергюсона говорить. Ему не хотелось, каждое слово вызывало боль и лишь еще больше распаляло этот огонь в груди, но это была своего рода церемония, без которой, он чувствовал, обойтись нельзя. Фергюсон вдруг понял, что на самом деле давно хотел высказать все это. Да, он порывался рассказать об этом Бриджесу… лейтенанту… случайным парням в бесчисленных барах и забегаловках, где он провел, как ему казалось, половину своей осознанной жизни. Но именно Джордж Коэн был идеальным слушателем.
— Я проснулся в ту ночь не от выстрелов. — сказал Фергюсон. — А от стука в дверь. Я почувствовал что-то странное. Я понял: сейчас произойдет плохое. Это как… как запах грозы летним вечером. Это витает в воздухе. Я услышал, как отец спускается вниз по лестнице и сам начал торопливо одеваться. Я хотел сказать отцу, чтобы он не открывал. Пусть забаррикадирует двери, заколотит досками окна и зовет полицию. Пусть достанет пистолет, который хранит в сейфе у себя в кабинете… Но я не успел. Я сам уже был на лестнице, когда отец встал у двери. Я услышал, как отец спрашивает: "Кто там?" А ваш Родригес… знаете, что он сказал? "Это полиция, откройте." Гребаный сукин сын. И эта фраза подействовала, как заклинание. Папа открыл, когда я уже преодолел почти половину ступенек. Четыре выстрела — громких, ужасающих, от них дрожали стекла, он даже не потрудился навинтить глушитель. Грохот падающего тела и торопливый топот. Я хотел сбежать вниз сразу же, но побоялся, что меня тоже убьют.
Он помолчал, собираясь с мыслями. Слишком ярко и слишком живо все события той ночи вновь вставали перед его глазами.
— Я помню, как сидел на полу, а голова отца покоилась на моих коленях. Помню, как пытался зажать раны рукой, но их было четыре, а руки у меня всего две. Отец умер не сразу, он дрожал, корчился и захлебывался кровью. Кровь текла из его рта и в искусственном свете казалась черной. Кровь сочилась из каждой раны и скоро вокруг нас обоих образовалась большая лужа. К тому времени, как папа умер, я и сам уже был измазан кровью… Он так и не сказал ничего перед смертью. Он не мог дышать и говорить. Но я смотрел в его глаза, и до сих пор вижу их порой, в своих снах.
Он умолк и вновь в омываемой дождями и овеваемой со всех сторон ветрами машине настала тишина.
— Ричард Фергюсон, — снова взял слово Коэн. — явился в суд в назначенное время и дал показания, на которые надеялось обвинения. Четверых парней загребли в тюрьму на срок от 15 до 29 лет. Племянник Родригеса умер через четыре года — кто-то перерезал ему горло во сне.
Возможно, старик думал, что эти откровения вызовут у Фергюсона сочувствие. Нет. Не вызывали.
— Ты думаешь, Стивен, — впервые Коэн обратился к нему по имени. Фергюсон обернулся и встретился с ним взглядом. — что я такое чудовище… такое невыносимое отродье… что мог забыть невинного человека, которого я приговорил к смерти? Человека, который не сделал мне ничего дурного. Человека, которому всего лишь не повезло иметь ту же фамилию, что и у его соседа через несколько домов…
Фергюсон молчал. Он хотел отвернуться к окну, но что-то в бледных слезящихся глазах Коэна останавливало его.
— Вот с этого все и началось, Стивен. Именно тогда мы впервые крупно поссорились. Мы тогда еще были слишком молоды и глупы, чтобы признать, что оба виноваты, и потому пытались спихнуть вину друг на друга. Скажу честно, тогда меня больше беспокоили эти люди, четыре человека, которым предстояла жизнь в аду. Я старался поменьше думать о том, что отнял жизнь у несчастного, который не сделал мне ничего плохого. Мы оба об этом почти не думали. Мы ругались, цитируя чертов приговор. Мы наставляли друг на друга пистолеты и опускали их, не в силах нажать на курок. А потом, через четыре года, племянника Джерико убили. Это стало последней каплей. Родригес ушел в банду Блэка, а позже сам встал у ее руля.
Фергюсон смотрел на него уже с изумлением. Да, он знал, что Коэн и Родригес разорвали партнерские отношения довольно скоро после убийства его отца, но не думал, что именно оно стало отправной точкой для этого.
— Еще не встав на путь крови, — продолжил Коэн после недолгой паузы. — мы встречались где-нибудь в баре, на нейтральной территории. Мы могли говорить о чем угодно, так, словно ничего не случилось. Но потом Джерико неизменно возвращался к этой теме. "Почему ты не проверил, Джордж? — спрашивал он. — Если Кевин сказал, что не довел Ричарда Фергюсона до дома, как ты мог назвать мне этот адрес?" И он забывал, как накануне убийства буквально пританцовывал на месте, ожидая, когда же ему отдадут кровавый приказ. Мне тогда казалось, что он готов перестрелять всех, кто живет на этой улице, даже не зная точного адреса.
— Так вы из-за этого до сих пор не ладите? — почему-то почти шепотом спросил Фергюсон. — Так и не смогли признать, что виновны оба?
— Да… да, наверное, из-за этого. А сейчас расскажи мне свою историю, Стивен. Ты решил стать полицейским… Из-за таких, как я? Или целиком из-за меня?
— Вначале из-за вас. — признался Фергюсон. — Мне очень хотелось стать тем, кто усадит вас за решетку. Я представлял, как застегиваю наручники на ваших запястьях, а потом улыбаюсь и произношу всего одно имя: Роберт Фергюсон. И наблюдаю за вашей реакцией. И я еще думал тогда: "Если он не поймет… если он не вспомнит этого имени… я просто достану пистолет и выстрелю ему в лицо. И плевать, если проведу оставшиеся дни за решеткой."
— Я бы вспомнил. Я бы вспомнил его и на смертном одре. Это имя стало бы последним, что слетело бы с моих губ… так я думал… но потом появилась Сара.
Фергюсон молчал, ожидая, что Коэн заговорит о ней, но его интересовало другое.
— На несколько лет ты пропал из моего поля зрения, Стивен. Да, я потихоньку наблюдал за тобой, ожидал, когда жажда мести наконец прорвется и ты сядешь мне на хвост. Но ты уехал.
— В Нью-Йорк. — сказал Фергюсон. — Там я выучился, окончил академию и устроился на первую работу. Я знал, что мне нужно получить хоть какой-то опыт, прежде чем начать охоту на крупную дичь. А потом я занялся вами, Джордж. Парня, которого вы скрываете и бережете как зеницу ока, зовут Эммануэль, верно?
Коэн удивленно моргнул.
— Да, верно. Неужели…
Фергюсон усмехнулся.
— Да-да, именно так. Я наблюдал за ним полгода. Жертвовал обедами и отпусками, чтобы досконально изучить все его маршруты. И однажды нанес удар. Вы назвали меня грязным копом, Джордж. Может, вы и правы. Я нашел еще одного такого же — грязного копа, и попросил его об одолжении. Он остановил уже пустую машину, которую перегонял Эммануэль, и подкинул наркотики в багажник. Паренек, кажется, особо и не сопротивлялся, понимая, что виновен. Я догадывался, что Родригес не станет с ним возиться и подставлять себя, и не ошибся. И конечно же, я догадывался, что им заинтересуетесь вы, Джордж.
— Но зачем все это? — никак не мог понять Коэн. — Ты хотел, чтобы я уничтожил Родригеса? Не хотел сам с ним расправиться?
Фергюсон слабо улыбнулся.
— Родригес был всего лишь исполнителем. С самого начала моей главной целью были вы, Джордж. С вашей помощью я собирался упрятать Родригеса за решетку, где он гнил бы до конца своих дней, или где ему перерезали бы глотку, как его мерзкому племяннику. Но вас я оставил бы для себя. Я много месяцев думал о том, как убью вас. Как оставлю вас умирать, истекая кровью. Я не буду смотреть на вас в этот момент, как смотрел на отца, я уйду, и вы умрете в полном одиночестве, никому не нужный, всеми покинутый, жалкий старикан.
Коэн смотрел ему в глаза и, должно быть, увидел что-то такое в них, что заставило его отвести взгляд.
— Да, Стивен. Ты так бы и поступил, и это было бы справедливо. Но ты ведь уже понял, что справедливости в этом мире нет. Разве справедливо, что Сара сейчас лежит в могиле? Разве справедливо, что ты сейчас сидишь тут, высказывая все это, но не можешь приставить пистолет к моей голове и нажать на курок?
— Вы любили Сару? — спросил Фергюсон, желая сменить тему. Действительно, к чему говорить о мести, которая теперь уже, не сомневался Фергюсон, никогда не свершится?
— Любил. Ты когда-нибудь встречал человека, про которого мог бы сказать: "он будто олицетворение самой жизни"?
Фергюсон покачал головой.
— А она была именно такой. Она была такой стремительной, и при этом спокойной. Такой мягкой, но при этом решительной. Она любила жизнь и я думал, что жизнь тоже ее любит. Сара мечтала о путешествиях. Она хотела побывать во многих странах, особенно в Японии. Только брат ее беспокоил. Сара не была легкомысленной. Она осознавала свою ответственность и любила своего бездаря-братца.
— А что насчет Скотта? — спросил Фергюсон. — Вы знали, что они с Сарой любовники?
Коэн слегка сморщился.
— Я догадывался. Я не злился на Сару, потому что мог понять ее. Она молода и красива, а я… Но меня все же беспокоило, что это именно Скотт. Он ведь, в принципе, был такой же, как я, только моложе почти на пятьдесят лет. Я опасался, что когда он пойдет на дно, то утянет Сару с собой. И, вероятно, так оно и вышло.
Он умолк и вновь наступила долгая тишина. Стихия вокруг не унималась, ливень, похоже, зарядил на весь вечер, а может и на всю ночь. Где-то вдали гремел гром — он напоминал голодное урчание в чьем-то исполинском животе.
— Это не Родригес. — сказал наконец Фергюсон. — Поначалу, когда все это случилось, мне было выгодно заставить вас думать, что это он. Это было просто — Родригес следил за Сарой и за вами, он знал, что девушка стало вашей слабостью, и вполне мог этим воспользоваться. Когда Сару убили, вы тут же нанесли ответный удар.
— Эдриана я убивать не собирался. — Коэн смотрел немигающим взглядом прямо перед собой. — Но он упорствовал, покрывая своего хозяина, да еще и начал грубить. Вот я и не выдержал.
— Где его голова, Джордж? Что вы с ней сделали?
— Отправил Родригесу, на блюде. Как знак, что это случится и с ним самим, и со всеми его людьми. Если бы не наш тогдашний разговор, трупов было бы уже гораздо больше. Пусть я и солгал насчет Эдриана, но больше я крови не проливал, как и обещал.
— Лжете. — отрезал Фергюсон. — Вы очень сильно оплошали с Бобби Роулом. Так сильно, что разом испортили все!
— Это была случайность. Мои люди допустили грубую ошибку. Они собирались лишь поговорить с Бобби, а не убивать.
— Но они убили, и стерли запись с камеры, которая видела их лица. Вы ведь понимаете, как подозрительно это выглядело? Предполагаемая машина Родригеса должна была проехать прямо мимо магазина, но она не могла проехать там, если ее там не было, а случайно взятый напрокат фургончик не убедил бы ни Бриджеса, ни лейтенанта. Нужен был автомобиль, совершенно точно принадлежащий Родригесу, но такого у вас нет. Вот вы и вышли из положения, удалив видео… видео, на котором ничего нет.
— Все совсем не так…
— Но выглядит именно так! Вы одним махом все разрушили. Убийством Эдриана вы лишь спугнули Родригеса. В результате он только ответил кровью за кровь и сбежал в Мексику, не желая вступать в открытое противостояние. Вы еще не поняли? Он не ответственности за убийство Сары и остальных боится. Он боится вас, Джордж.
Наступила гнетущая тишина. Фергюсон вновь сидел, отвернувшись к окну. Ему казалось, что там, за стеной дождя, кто-то шевелится, что там движется какая-то фигура, но возможно, это просто иллюзия.
— Насколько безопасно здесь? — спросил он.
— Безопаснее, чем у директора Пентагона в заднице. — хмыкнул Коэн. — Сегодня тут нет никого, а ребята на входе впускают только тех, у кого есть пропуск — то есть лишь моих людей. Боишься, Стивен? Пока не нужно. Мы сейчас друг у друга на крючке, и лучшее пока, что мы можем делать — это не дергаться.
— Я убью вас, Джордж.
— Вы знаете, что стоит первым пунктом в моем новом, переписанном завещании? Отправить напрямую вашему начальнику ту самую замечательную аудиозапись, часть которой мы с вами сейчас прослушали. А чем будете парировать вы?
Фергюсон молчал. Мерзкий старик загнал его в угол.
— Нам лучше продолжить сотрудничество. — заявил Коэн. — Это будет полезно нам обоим. Разве вы наказали Родригеса, как собирались? Да, он сбежал, но это не значит, что его нельзя достать. Еще парочка улик, детектив, более убедительных, и у ваших коллег появится достаточно причин, чтобы запросить экстрадицию Родригеса.
Фергюсон заметил, что Коэн вновь перешел на более официальный тон. Думает подкупить его таким образом?
— Я не собираюсь больше заниматься этим. Найдите кого-нибудь другого.
— Да бросьте, детектив Фергюсон. Он четыре раза нажал на курок. Четыре пули вонзились в вашего ни в чем не повинного отца. Давайте продолжим, вы ведь и так уже измазались по самые уши. Еще немного грязи вам не повредит.
— Я не буду… — начал Фергюсон, но осекся. Теперь он точно знал: зрение не подвело его. Даже без очков он видел смутную фигуру, бредущую в их сторону сквозь дождь. — Там кто-то идет.
— Что?
— Кто-то движется там. Идет прямо сюда.
Паника захлестнула его. Неужели Коэн сейчас солгал, сказав, что хочет продолжить сотрудничество? Неужели уже приготовил для него пулю? Что ж, это было бы верным решением. И чем Фергюсон мог бы ему навредить после смерти? Той дурацкой фотографией? Нельзя забывать о "кроте" Коэна, шныряющем по участку. Он вполне может подчистить и этот хвост.
— Я никого не вижу. — буркнул Коэн.
Фергюсон подергал ручку, но дверца не открывалась.
— Откройте дверь, Джордж.
— Да бросьте…
— Откройте дверь, мать вашу!
Но он уже не успел бы ничего сделать. Человек появился перед ними, словно сотканный из капель дождя. Он шел довольно медленно, держа руку на животе, словно он у него болел, а вторую опустив вдоль тела. Что-то в ней было зажато.
— Что за… — выдохнул Коэн.
— Откройте двери, черт побери!
Незнакомец был одет в синюю куртку с капюшоном, но сейчас он опустил капюшон и Фергюсон очень смутно — мешали струи дождя — рассмотрел его лицо. Он заметил странную отметину у него на лбу, какое-то черное пятно.
— Джонни? — изумленно воскликнул Коэн, но едва ли с той стороны его мог кто-то услышать.
Старик будто оцепенел. Похоже, он знает этого парня, но при этом сильно удивлен его появлением.
Незнакомец встал прямо перед ними и поднял правую руку, сжимавшую пистолет.
"Они услышат. — успела мелькнуть мысль. — Те люди на пропуске, они услышат грохот выстрела."
Все происходило будто в замедленной съемке. Отчетливее, чем прежде, Фергюсон видел уже не капли, а струи дождя, бегущие по лобовому стеклу. Из-за воды тело незнакомца казалось размытым и будто бы раздавалось то вширь, то в высоту, напоминая колеблющуюся фигуру призрака. В какой-то момент Фергюсон разглядел его пистолет… слишком длинный пистолет. Глушитель.
"Нет, они не услышат. Никто ничего не услышит."- понял Фергюсон.
Так громко шумит дождь… такие густые его струи льются с разверзшихся небес… на востоке гром… а сердце стучит, многократно перекрывая все звуки.
В последний, лишь в самый последний миг все вновь стало нормальным, обрело прежние скорость, яркость и объем. Мужчина направил пистолет на лобовое стекло.
— Горячий привет вам от сеньора Родригеса!
Четыре выстрела не разбили лобовое стекло, но оставили в нем четыре круглых отверстия с трещинами, змеящимися во все стороны. Первая пуля попала в грудь Джорджа Коэна, а вторая прямиком в голову и за мгновение до собственной смерти Фергюсон увидел, как голова старика, с черным отверстием в центре лба, падает на руль. Еще две пули настигли детектива Стивена Фергюсона. Первая вошла в плечо, причинив лишь боль, а вторая пронзила сердце. Он умер, успев услышать еще один раскат грома.