…он наблюдает за ней в салонное зеркало, украдкой, чтобы не испугать…
Один раз они все же встречаются взглядами и она поспешно отводит глаза, по-прежнему не говоря ни слова. Ресторан, возле которого он ее ждал, остался далеко позади. В какой-то момент ему кажется, что тот человек преследует их — он запрыгнул в свою большую черную машину и как-будто бы отправился за ними, но потом машина исчезает из поля зрения. Все нормально.
Он спокоен. Он всегда спокоен, когда знает, что время пришло. Все волнения позади. Он следил за ней, наблюдал за ее жизнью, но теперь эта нить оказалась в его руках. Он знает, как с ней поступить. Его ножницы остро заточены, но не запачканы кровью. Она даже не испугается, когда увидит их.
Они едут по ночному городу. Мимо проносятся другие машины, но уже довольно мало в этот поздний час. Мелкий дождь стучит по стеклу, но он не включает "дворники". Воды не так много, чтобы она мешала видеть. Желтый свет фар отражается бликами на мокром асфальте и кажется, будто кто-то разлил по земле жидкое золото.
Сегодня она заставила его поволноваться. В том треклятом кафе, где она встретилась с идиотом, которого называла своим братом. Этот дурак накинулся на нее и чуть не сделал всю работу за него. Его нервы не выдержали и он даже обернулся, рискуя быть замеченным камерой. Он знал, где находятся камеры, и избегал их. Он знал также, что это совершенно лишняя мера предосторожности — никто не обратит на него внимания, не вспомнит о нем. Он неприметен и почти способен просачиваться сквозь стены.
Кажется, он до сих пор видит смутные следы на ее шее. Брат едва не придушил ее. Эта девушка несчастна. Ее зовут Сара, ей всего двадцать, но она так глубоко несчастна. Он сам несчастен, когда видит ее грустные глаза. Как хорошо, что скоро грусть уйдет из них. Какими прекрасными они тогда станут.
О чем она думает сейчас? Сознает ли, насколько ужасны и глупы ее чувства? Ее и всех остальных, каждого человеческого существа, неспособного осознать весь ужас догробной жизни. Он расскажет ей обо всем, она все узнает. Поначалу она испугается, но потом, когда она поймет, что все вот-вот закончится, она обрадуется. Она будет счастлива, она будет благодарна. Они все благодарны в самый последний миг, только высказать этого уже не могут. В тот миг, когда кислород перестает поступать в их мозг, и их разум — настоящий разум, а не этот серый кусок дерьма — наконец-то высвобождается, они будто прозревают.
Ночное путешествие подходит к концу. Он уже видит ее дом, видит далеко не в первый раз, только она этого не знает. Машина останавливается, Сара выходит из нее. Он слышит цокот ее высоких каблуков. Потом она встает у его окна и дает ему деньги, и в этот момент он вдыхает запах ее духов. Приятный запах, даже очень, духи наверняка дорогие, но они сейчас не вызывают у него никакого возбуждения.
— Спасибо. — коротко говорит она и, поправив маленькую сумку на плече, направляется к дому.
Он думает о цепочке, висящей на ее шее. Красивая вещь, он обязательно заберет ее. Эта вещица запомнила запах ее кожи и стук ее сердца. Он тоже навсегда запомнит ее сердце… эту благословенную тишину в ее груди, когда все закончится.
Сара уходит, а он едет дальше, совсем чуть-чуть. Он прекрасно знает что там, впереди, находится магазинчик, над дверью которого висит камера. Ему достаточно проехать вперед немного, всего несколько метров, остановиться возле лужайки соседнего дома, чтобы не попасть в поле ее зрения.
Он вновь останавливается и ждет. Нужно собраться с мыслями. Нет, не так — нужно выкинуть их все. Нужно сделать разум таким, как он становится у них — за миг до смерти. Он умеет делать это. Он почти чувствует, как все ненужное, словно шелуха, отлетает от него, и остается лишь самое главное. Он смотрит в зеркало заднего вида, наблюдает за ее домом, где зажегся свет. Время идет, он знает это, но на самом деле оно застыло. Сейчас есть только двое — он и она. Все остальное сгинуло, будто кто-то нажал на выключатель. Весь мир замер, страстно ожидая его выхода. Момента, когда бог выйдет из машины.
Все тихо и спокойно. Никто не прервет его теперь. Он глушит мотор, огни гаснут, он надевает перчатки и выходит, он движется вначале по тротуару, но потом приходится пройти по лужайке. Он идет осторожно, почти на цыпочках, чтобы не оставить четких следов на влажной земле. Он сворачивает на дорожку, ведущую к крыльцу, поднимается по ступенькам и нажимает кнопку звонка.
Мелодичная трель разносится по дому, она услаждает слух. Мерзкого громкого трезвона он бы не выдержал, это было бы как грубый мазок на прекрасной картине. Он слышит шаги.
— Кто там? — спрашивает Сара. Конечно же, она осторожна. Она не будет открывать дверь незнакомцу посреди ночи. Но ему она откроет, ведь он всего лишь…
— Таксист. — говорит он спокойным голосом. — Вы оставили кое-что в моей машине.
Она молчит некоторое время. Он почти видит, как она оглядывается, пытаясь понять, что же она могла забыть. Но она все равно откроет.
Ключ поворачивается в замке, дверь открывается. Девушка одета лишь в легкий халат и тапочки на босу ногу.
— Кажется, все на месте. — говорит она и ему кажется, что в этот миг она что-то понимает. Но уже слишком поздно.
— Аромат ваших духов. — говорит он с мягкой, почти что робкой улыбкой. А потом бросается вперед, молниеносно, как кобра.
Она сопротивляется и шипит, как разъяренная кошка, но он почти не чувствует этого. Но зато он ощущает другое: ее жизнь. Отныне она в его руках.
Сара пытается дотянуться до какой-то статуэтки, может, надеется использовать, ее как оружие. Он смеется над этими отчаянным попытками и лишь сильнее прижимает ее к полу. Его руки смыкаются на ее шее, но тут он слышит какой-то посторонний звук и поворачивает голову. Дверь ванной комнаты открыта и там шумит вода. Потом он вновь смотрит на ее халат.
"Она собиралась принять ванну. — понимает он. — И она примет ванну."
Он хватает ее за волосы и тащит за собой. Обставлена комната минимально и его это радует, он не спотыкается, ему не приходится обходить препятствия, а Сара, которую он тянет по полу, будто мешок, не сшибает все на своем пути. Только кричит, но и крики ее вот-вот затухнут.
Он подтаскивает ее к узкому дверному проему ванной комнаты и почти запихивает внутрь, но она упирается ногами. Руками она пытается бить по его рукам, потом старается расцарапать его, но ногти ее коротки, а пальцы скользят по гладкой поверхности перчаток.
— Тише. — шепчет он. — Сейчас все закончится.
Он тащит ее к самой ванне, а потом довольно неловко хватает за талию. В этот момент она бьет его коленом в пах и он едва не выпускает ее, пораженный болью, но в конце концов эта боль лишь прибавляет ему сил, ему удается поднять ее на руки, почти как невесту, а затем бросить в ванну, которая уже почти заполнилась. Он выключает кран, чтобы шум воды не мешал насладиться моментом.
Сара, уже совершенно голая — халат слез с нее, пока он тащил ее по полу — пытается выбраться, но он хватает ее за плечи и опускает в воду, полностью, с головой. Вода, вытесненная объемом ее тела, выливается через край и лишь каким-то чудом не попадает на его ботинки.
Девушка зажмуривается и слепо шевелит руками, она хватается за его запястья, пытается разжать его пальцы. От ее движений по воде ходит слишком сильная рябь и он почти не видит ее лицо — волны разбивают и искажают его. Вдобавок ко всему, свет лампы плавает в воде ярким раздражающим желтым шаром.
Она принимается сучить ногами и выгибается всем телом. Он поражен ее силой и настойчивостью. Ее черные волосы движутся, будто причудливые водяные змеи. Руки начинают уставать — Сара продолжает бороться. Одна его рука нажимает на ее грудь, вторая давит на плечо. Сара пытается освободиться от первой, старается отодрать ее и все так же бьется, бьется, как безумная, но его это нисколько не злит. Она просто не знает, не понимает, что сражаться-то ей не за что.
Наконец он замечает пузыри — она больше не может задерживать дыхание, воздух выходит из ее рта и носа, глаза открываются и он встречается с ней взглядом. Понимает ли она сейчас, какой великий дар он ей преподнес? Он надеется, что понимает… но она продолжает сопротивляться, двигаясь в воде всем телом. Их глаза, разделенные толщей воды, устремлены внутрь друг на друга. Ни один человек никогда не познавал другого так, как они познают сейчас. Это действительно божественно.
Пузырей становится все больше, а ее движения — все отчаяннее. Он смутно видит полукружья ее грудей, думает о том, как бьется сейчас ее сердце… бедное глупое сердечко, еще не понимающее, что все было напрасно, каждый его удар был напрасен…
Ее руки, до сих пор крепко сжимавшие его собственную, слабеют. Глаза теряют ясность и закрываются, она перестает бить по воде ногами. Из открытого рта выходит последняя, совсем маленькая, стайка пузырьков, которые быстро лопаются один за другим. Желтый шар света качается влево, вправо, снова влево — и успокаивается вместе с застывшей водой.
Он отходит на шаг, любуясь своим шедевром. Все произведения искусства, вместе взятые, не сравнятся с этим творением. Ему хочется плакать от счастья и восхищения.
Он склоняется над ней и осторожно приподнимает, усаживает ее в ванне. Вода вновь приходит в движение, черные волосы шевелятся, снова вызывая ассоциации со змеями, но они скоро замрут, как и сама девушка.
Сара будто спит, а снится ей самое прекрасное место — не на этом свете, и не на следующем, на всех разом. Ее лицо так спокойно, мышцы расслаблены… как же она красива! Смерть подарила ей подлинную красоту, смерть сделала ее совершенством.
"Я.- думает он. — Я сделал совершенство."
Невольно он задумывается о том, что будет дальше. О, это печальные мысли и в этот момент стоит гнать их прочь, но они слишком настырны. Он думает о том, как она изменится, какие ужасные вещи ожидают ее впереди, но разве даже одно краткое мгновение величайшего счастья не стоит всех, самых невообразимых, самых чудовищных ужасов? Другие увидят ее, изуродованной фальшивыми красками, призванными скрыть начавшийся процесс разложения, с аккуратно уложенными волосами. Она будет лежать в гробу, потом крышка захлопнется, зазвенят цепи, посыпятся первые комья земли. Он всего этого не увидит. Он видит ее такой, какая она сейчас, а сейчас она — само совершенство.
Как всегда, приходят и другие мысли, еще более приземленные. Не наследил ли он где-то? Не оставил ли непростительных улик? Это нормально, он испытывал это и раньше, но все равно он останавливается у зеркала и осматривает себя. Одежда слегка забрызгана водой, но в остальном все нормально. Никаких следов, никаких царапин. Под ее ногтями тоже ничего не осталось, а если и осталось, вода обо всем позаботится.
Он хочет принести стул и посидеть тут хотя бы час, любуясь на творение рук своих, но звук, доносящийся с улицы, заставляет его замереть и напрячь слух. Нет, не может быть…
К дому подъехала машина.
Паника захлестывает его, накрывает с головой, но он быстро справляется с приступом. Бросив последний, ужасающе короткий, взгляд на Сару Эллисон, обретшую наконец свое счастье и свой дом, он покидает ванную и подходит к окну.
Возле дома стоит черный автомобиль, кажется, тот самый, что он видел возле ресторана. Тот надоедливый парень все же приперся… Нужно что-то с этим делать.
Он озирается по сторонам. Вот маленькая кухонька, тут можно найти что-то… Он открывает стол, хватает один из многочисленных похожих друг на друга ножей и быстро возвращается в гостиную. Сейчас он понимает, что забыл закрыть дверь ванной, но теперь уже слишком поздно. Он открывает дверцы шкафа, откуда, как ему кажется, будет удобно наблюдать за происходящим, обнаруживает, что он совершенно пуст и забирается внутрь. Мгновение спустя входная дверь открывается.
— Я же тысячу раз говорил тебе, — произносит вошедший мужчина в кожаной куртке. — запирать дверь.
Мужчина молод, слегка небрит и очень взволнован. Незнакомец замечает валяющийся на полу халат, хмурится, но пока еще не смотрит в сторону ванной.
— Я подумал обо всем, что ты сказала. — говорит мужчина. — Коэна обдурить нелегко, ты должна понимать это. Но я думаю, я смогу достать кое-какие деньги. Те десять тысяч нам пригодятся, когда все уже будет готово. А до той поры пусть хранятся в банке.
Он не решается высунуть нос из шкафа и напасть на незнакомца. Он не знает, чего от него ждать. Мужчина говорит о каких-то странных вещах. Может, эти двое замышляли какое-то преступление?
— Я поеду с тобой. — говорит мужчина и наконец-то делает несколько шагов в сторону ванной. — Ты слышишь? Мы вместе уедем отсюда, от всего этого дерьма. Почему ты молчишь?
Тут мужчина наконец-то замечает ее. Из узкой щели, через которую приходится наблюдать за происходящим, он видит, как кровь приливает к лицу незнакомца.
— Сара? Почему ты молчишь?
Еще шаг в сторону ванной.
— Сара? Сара!
Тут незнакомец понимает, что что-то не так. Мужчина почти исчезает из поля зрения. Кажется, мужчина хватает ее руки и смотрит на них, а потом они с плеском падают обратно в воду.
"Безмозглый идиот. Думаешь, если бы она порезала себе вены, вода была бы прозрачной?"
— Сара! Сара!
От его криков начинает болеть голова. Хочется подойти сзади и прямо сейчас свернуть ему шею.
— Сара! Сара, нет! — мужчина пытается вытащить ее из воды, но девушка выскальзывает. — Сара, черт побери! Что ты сделала?
"Что сделала она? — этот вопрос возмутителен. — Она ничего не сделала! С каких пор скульптура лепит себя сама, с каких пор картина сама себя пишет?!"
Мужчина тянет Сару за подмышки, пытаясь вытащить из воды. А он, сидя в шкафу, так увлечен этим зрелищем, что не сразу замечает еще одного человека, появившегося будто из ниоткуда. Этот человек тоже одет в черную куртку, брюки у него темные и замызганные какой-то грязью, видимо, наступил в лужу, а короткие светлые волосы зачесаны назад. Человек вытаскивает пистолет и направляет его на другого мужчину, который по прежнему возится с телом Сары.
— Скотт!
Мужчина поднимает голову и смотрит на него не в изумлении, будто не удивлен вовсе его появлением, но с мольбой.
— Ричи, помоги мне. Она не дышит!
— Чего? — тот, кого звали Ричи, кажется, чуть не роняет пистолет. На лице парня застывает ужас. — Ты чего мелешь, мать твою?
— Она не дышит! — пыхтит первый мужчина, будто не замечая направленного на него оружия. — Помоги мне вытащить ее, давай отнесем ее в спальню, Ричи…
— Ты чего сделал с ней? — взвизгивает Ричи. — Какого хрена, Скотт? Ты грохнул девку босса?
— Да нет же! — стонет Скотт и выпускает наконец Сару. — Я прихожу, а она тут…
— Теперь я понимаю, о чем говорил Фред. — произносит Ричи со странной смесью ужаса и радости. — Ты реально больной, Скотт. Отойди от нее, и без глупостей!
— Ричи, да что с тобой? Опусти пистолет! — Скотт делает шаг вперед, а Ричи отступает, пистолет в его руке трясется пуще прежнего.
— Не подходи, мать твою!
Но Скотт не слушает. Кажется, он не воспринимает угрозы всерьез и явно собирается выйти из ванной.
Грохот выстрела в маленьком доме похож на взрыв гранаты. В ушах еще долго стоит звон, а в нос бьет запах пороха — дошел даже до укрытия, где он прячется.
Тело Скотта с неприятным стуком валится на выложенный плиткой пол ванной комнаты. Он успевает заметить красное пятно на его животе и морщится. Он ненавидит кровь, просто терпеть ее не может. Она не вызывает в нем страха, но он испытывает к ней глубочайшее отвращение.
Ричи опускает пистолет. Лицо его напоминает картину "Крик" Эдварда Мунка. Кажется, ноги едва держат его.
Он не решается выбраться из шкафа, тем более теперь, когда в доме находится человек с пистолетом. Нужно сидеть тихо и выжидать удобного момента… но когда он наступит? Не заметит ли кто его машину подозрительно близко от места, которое уже завтра с утра назовут местом преступления?
Ричи, кажется, находится на грани слез. Растерянно оглядывается, будто надеясь, что откуда-нибудь из под стола выскочит клоун с криком "Сюрприз!" и объявит, что все это розыгрыш. Наконец Ричи делает неуверенные шаги. Ноги едва держат его, бедняга шатается, словно пьяный, явно еще не до конца осознавая, что натворил.
Ричи медленно и осторожно, словно столетний старик, садится на кресло, прямо позади которого и находится шкаф, где прячется он.
Он теперь видит лишь шею Ричи и его жидкие светлые волосы. Парень наклоняет голову и начинает бить себя по голове кулаком, при этом что-то шипит себе под нос и всхлипывает. Это самоистязание продолжается несколько минут.
"Пора."
Времени прошло слишком много, надежды ускользнуть из дома незамеченным растаяли. Нужно действовать. Он крепче сжимает в кулаке рукоятку ножа и тихо-тихо открывает дверцу шкафа.
Дверца скрипит, но Ричи не слышит этого. Ричи все еще хнычет и бормочет что-то себе под нос. Для этого ничтожества смерть будет подлинным избавлением.
Всего какой-то метр, но какой длинный. Он идет на цыпочках, глядя себе под ноги, но при этом наблюдая и за Ричи. Тот так и держит в руке пистолет, видимо, даже не замечая этого.
Вот голова Ричи уже совсем близко. Он протягивает руку и может дотронуться до его волос. Смутно улыбаясь, он хватает их, сжимает в кулаке и тянет на себя.
Ричи вскрикивает и долю секунды смотрит ему в глаза. Кажется, в них Ричи видит свою судьбу и начинает кричать еще громче, судорожно пытаясь вырваться.
Он проводит лезвием ножа по его открытому, мягкому горлу. Нож заточен хорошо, он режет кожу, словно масло. Брызжет кровь, ее металлический запах бьет в ноздри, вызывая тошноту.
Он не успевает довести дело до конца — Ричи вырывается. Рана, хоть и не слишком длинная, однобокая, но ее достаточно — кровь льется упругой струей, заливая пол и кресло, отдельные капли попадают и на ковер.
Отойдя подальше, он с отвращением наблюдает за конвульсиями Ричи. О пистолете в своей руке глупец и не вспоминает, более того, ослабевшие пальцы роняют его, лишь чтобы тут же попытаться зажать рану на горле. Кровь льется долгим и сильным потоком, ее становится все больше. Но времени наблюдать за кончиной Ричи у него нет. Он спешит в ванную.
Первый мужчина, которого звали Скотт, лежит все так же неподвижно, кровь уже запачкала белую изначально рубашку, обнаружившуюся под курткой, и та будто поменяла цвет.
Он хватает его за ноги и подтаскивает к себе, затем переступает через тело, берет Скотта за руки почти в области плеча и медленно разворачивает спиной к выходу. Теперь вероятность, что кровь запачкает пол, оставив широкий алый след, минимальна. Правда, большая лужа уже образовалась на полу ванной, но об этом он не беспокоился. Божественный замысел способен любые недостатки сделать достоинствами.
Он подтаскивает тело мужчины, которого звали Скоттом, к спинке кресла. Ричи все еще хрипит, но уже не шевелится — кровь уже гораздо более слабым потоком льется из его горла. Ричи лежит на полу, на животе, с повернутой набок головой и слабо дергает ногой, напоминая спящую собаку.
Он осторожно берет пистолет, валяющийся у ножки кресла, стараясь не испачкаться в крови, и хочет переложить его в руку Ричи, но тут Скотт издает какой-то звук и начинает вертеть головой, глаза его открыты и полны ужаса и изумления.
Он реагирует мгновенно и решительно — разворачивается кругом, встает у ног "воскресшего" мужчины и нажимает на курок. Прямо в центре лба Скотта образуется круглая красная дымящаяся рана. Скотт навеки замирает.
Он усаживает тело мужчины спиной к спинке кресла, голова мертвеца валится либо вперед, либо на плечо, что бы он ни делал. Плюнув на попытки вернуть ей вертикальное положение, он наклоняется и кладет рядом с правой рукой Скотта окровавленный нож. После этого он обходит по широкой дуге большую кровавую лужу и кладет пистолет не рядом с креслом, куда Ричи уронил его изначально, а возле стоящего напротив дивана. Теперь складывалось впечатление, что оружие просто выпало из ослабевших пальцев Ричи.
Он отходит назад, к двери, почти что любуясь всей этой странной сценой. Кажется, сейчас даже кровь почти не портит картину.
"Это шедевр. — понимает он и по его телу пробегает дрожь. — Это просто совершенство."
Он уходит и быстрым шагом направляется к машине. Кто-нибудь мог услышать выстрелы, нужно поторопиться. Он едет, даже забыв снять перчатки, а перед глазами его вновь возникает Сара. Сара, лежащая в ванной. Сара, ставшая богиней. Сара, которую он осчастливил.