Они лежали под одним одеялом, им было хорошо друг с другом, и луна приветливо светила в незанавешенное окно.
Совсем как десять лет назад, только за стеной спал сын Елены, которого Данилов слегка побаивался. Вернее, не побаивался, а просто не знал, как с ним держать себя. То ли наравне, то ли с позиции старшего товарища, то ли вообще не форсировать события и свести общение к минимуму до тех пор, пока мальчик сам не потянется к нему. А если не потянется? Нет, надо, чтобы потянулся…
— О чем ты думаешь? — поинтересовалась Елена, прижимаясь к Данилову всем телом.
— Перебираю в уме легион своих любовниц и пытаюсь убедить себя в том, что ты — самая лучшая.
— И получается? — Рука Елены погладила его по груди и спустилась ниже.
— С трудом, но я справлюсь! — заверил ее Данилов.
— Ты стал наглым, Вова, — вздохнула Елена. — И что самое ужасное — такой ты мне нравишься больше.
— Я стал взрослым, — ответил Данилов.
— Я чувствую… — Рука Елены спустилась еще ниже.
Данилов повернулся и обнял ее…
Потом они опять лежали под одним одеялом и луна все так же светила в окно.
— Я была дура, — призналась Елена. — Я только сейчас понимаю, что так хорошо, как с тобой…
— Остановись! — Данилов попытался зажать ей рот рукой, но был тут же укушен за палец и вернул руку на прежнее место — на левое плечо Елены. — Не надо сравнений. И не надо экскурсий в прошлое. Прошлого нет, будущего нет, есть только вечное «сейчас» и больше ничего.
— Ты добрый…
— Это тебе так кажется, или ты хочешь в это верить! На самом деле — я холодный и расчетливый мерзавец, преследующий корыстные цели.
— Ты хочешь прописаться в моей квартире? — Елена шутливо толкнула его локтем в бок.
— Нет, — совершенно серьезно ответил Данилов. — Мне нужно другое.
— И что же?
— Завтра ты подпишешь два моих заявления. Одно — на предоставление очередного отпуска, а другое — об увольнении по собственному желанию.
— По графику у тебя отпуск в сентябре! — напомнила Елена. — И увольняться тебе незачем, это глупо. Неужели ты принадлежишь к числу тех мужчин, которые не могут смириться с успехом любимой женщины?
— Я не могу спать с начальством, — объяснил Данилов. — Чувствую себя каким-то жиголо. К тому же, поскольку наша связь ни для кого не секрет, мне не хочется быть любимчиком…
— Я буду держать тебя в ежовых рукавицах! — пообещала Елена. — Никаких поблажек! Я — очень строгая, и ты, кажется, уже успел в этом убедиться…
— Два выговора… — вздохнул Данилов. — А когда-нибудь придется дать третий… И вообще — я не привык к раздвоению восприятия. Давай определяться: или ты моя подруга, или моя начальница. В одной руке два арбуза не удержать!
— В качестве твоей, как ты выразился «подруги», я нравлюсь себе больше, — после небольшой паузы высказалась Елена. — Подпишу я твои заявления, только тебе придется заплатить за это!
— Душу я тебе не продам! Не надейся!
— Оставь свою душу при себе! — ответила Елена, откидывая прочь одеяло и садясь на Данилова. — Меня устроит расплата натурой!
— О боже! — притворно ужаснулся Данилов. — Ты выпьешь из меня все силы!
— И дам тебе отпуск, чтобы ты их восстановил! — пообещала Елена, легонько царапая его ногтями по груди.
— Я передумал, — ответил Данилов. — К черту отпуск, ограничимся увольнением. А то тебе придется объясняться с Сыроежкиным. Чего доброго и в протекционизме обвинят. Отдохну, пока буду подыскивать работу.
— Но…
— Вот поэтому я и не хочу работать в одной конторе с тобой, — Данилов привлек Елену к себе, — нет хуже занятия, чем обсуждать в постели рабочие вопросы.
— Сам же начал, противный, — Елена игриво укусила его за ухо…
На последнее дежурство Данилов явился нагруженный, словно верблюд. Хорошо еще, что магазин был совсем рядом с подстанцией.
— Нанялся в разносчики тортов? — встретил его Чугункин. — И что, там-таки хорошо платят?
— Да уж побольше, чем у нас, — пошутил Данилов. — Поможешь донести до кухни — поделюсь заработком.
В холодильник влезло только четыре торта. Пятый пришлось поставить на холодильник. Рядом с ним Данилов поставил банку с растворимым кофе и упаковку чайных пакетиков.
— А это? — длинный палец Чугункина описал в воздухе контур огромной бутылки.
— После смены в кафе, — пояснил Данилов. — В узком кругу, но ты в числе приглашенных.
— Мне завтра на полусутки выходить, — погрустнел Чугункин. — Жаль… Но ничего — еще будет повод увидеться.
— Непременно! — заверил его Данилов.
По окончании конференции Данилов поспешил встать и сделать свое объявление, пока все не разбежались:
— Дорогие коллеги! Дабы подсластить горечь моего ухода, я предлагаю вам угоститься на кухне чем бог послал. Меня дожидаться не обязательно, потому что сейчас меня непременно ушлют куда-нибудь!
— Шестьдесят два — одиннадцать, вызов! — прозвучало с потолка.
— Вот видите! — Данилов развел руками и вышел, провожаемый аплодисментами…
В последнее дежурство провидение оказалось благосклонно к Данилову — вызовы перли косяком, но все они были не хлопотными, не изнуряющими. Старушка со стенокардией на фоне подъема давления, девушка с аппендицитом, две госпитализации из поликлиники — с нарушением мозгового кровообращения и с нестабильной стенокардией, мужчина с острым радикулитом, еще одна старушка с давлением, еще одна девушка, но на этот раз с подозрением на внематочную беременность, восьмилетний мальчик с пищевой токсикоинфекцией…
Мальчика пришлось везти далеко — на пересечение Ярославского шоссе и МКАД, в пятнадцатую детскую инфекционную больницу. На обратном пути Петрович завел с Даниловым разговор о выборе профессии.
— Мой племянник собирается в медицинский поступать, а я его отговариваю.
— Почему? — Данилов припомнил, в каком году он поступал в институт, и ужаснулся быстрому течению времени.
— Да насмотрелся я на вас, — вздохнул Петрович. — Почти полжизни ведь на «скорой» прошло. Беспокойная работа. Куда лучше — бухгалтером.
— И как ты его отговариваешь? Какие доводы приводишь?
— Да никаких! Одумайся, говорю, не лезь в медицину. Ни днем ни ночью покоя знать не будешь! Хорошо бы было его к нам на сутки в машину подсадить, чтобы пороху понюхал, да кто разве разрешит?!
— К нам — это не выход! — покачал головой Данилов.
— Почему?
— Романтично — сутки на колесах по всему городу. Не проймет.
— А что проймет?
— Морг. Это как лакмусовая бумажка. Настоящая изнанка жизни. Без косметики и патетики.
Данилов вспомнил свое первое посещение морга. Его поразил необычно широкий дверной проем. «Для въезда катафалков?» — подумал он.
Внутри в нос сразу проникал неуловимо-приторный, сладковатый запах разложения.
— Здесь — гримерная, — сказал преподаватель, указывая рукой на дверь слева, — где трупы укладывают в гробы и гримируют. А нам сюда!
Он распахнул дверь с пластиковой табличкой «Секционная». Во второй раз Данилова поразило светящееся красное табло с белой надписью: «Тихо! Идет секция». Зачем тишина? Кому здесь могут помешать звуки?
Первым он увидел труп немолодого мужчины одетого в бесформенные спортивные штаны и обычную майку. Явно привезли из дома.
— Вот наш! — преподаватель указал на соседний стол, на котором лежал худой, высокий, заблаговременно раздетый мужчина. На груди его был выколот орел, несущий в когтях голую женщину.
Студенты выстроились полукругом у стола, преподаватель надел один из висевших на вешалке у двери прорезиненных фартуков и начал занятие.
— Освежим в памяти первые трупные явления, — взгляд преподавателя остановился на Данилове.
— Выравнивание температуры тела с температурой окружающей среды, — сказал Данилов.
— Верно, — кивнул преподаватель. — Желающие могут убедиться лично.
Желающих не нашлось.
— Скорость остывания напрямую зависит от факторов окружающей среды, — продолжил преподаватель. — Длится этот процесс в среднем от четверти часа до шести часов. Далее: кровь заполняет вены низлежащих отделов тела и появляются трупные гипостазы, в отличие от трупных пятен, исчезающие при надавливании. Когда же происходит посмертный гемолиз эритроцитов, плазма крови, содержащая гемоглобин, выходит из вен и пропитывает ткани, после чего трупные гипостазы превращаются в трупные пятна и уже не исчезают.
Преподаватель поднял левую руку трупа и показал всем фиолетовое пятно в области локтя. Выждал несколько секунд и несколько раз надавил на пятно, словно массируя его. Пятно не исчезло.
— Трупное окоченение развивается через два часа после наступления смерти и в первую очередь затрагивает мышцы лица и шеи, а затем распространяется на все мышцы туловища и конечностей, охватывая всю мускулатуру тела через двадцать четыре — тридцать два часа.
Преподаватель снова взял руку трупа и с усилием согнул ее в локтевом суставе.
— Исчезает трупное окоченение через двое-трое суток.
Через стол от студентов санитар раздевал труп, мурлыча себе под нос какой-то бодрый мотивчик.
— Начнем вскрытие! Кто хочет ассистировать?
Ассистировать, конечно же, вызвался Гришка Прокопец, первый подлиза на курсе. Бодро нацепил фартук и встал напротив препода, изображая готовность к процессу.
Преподаватель взял в руки расческу и сделал на голове трупа аккуратный пробор посреди темени. Только не от лба к затылку, а от уха до уха. Затем расческу сменил скальпель, которым преподаватель произвел разрез по пробору и сразу же натянул кожу с черепа на лицо трупа. Горизонтальный распил от лба до линии пробора, второй распил немного под углом, затем преподаватель вставил над переносицей в распил стамеску и несильно тюкнул по ней молотком, расширяя щель.
Вставив в щель крюк рукояти молотка, препод сказал Гришке:
— Держите ноги!
Гришка опасливо, словно ожидая пинка, схватился за лодыжки трупа. Преподаватель как следует поднажал на рукоятку, и свод черепа с громким треском отвалился, подобно крышке от шкатулки. На стол из полости черепа вывалился мозг. Преподаватель потянул мозг на себя и большим секционным ножом обрезал черепные нервы и продолговатый мозг.
— Пожалуйста! — тоном заправского мясника сказал он, демонстрируя студентам головной мозг, очень похожий на пудинг.
Вставив скальпель между полушарий, преподаватель надрезал соединяющее их мозолистое тело и развалил мозг надвое. Несколько взмахов ножом — и взору студентов открылись первый и второй желудочки мозга, заполненные по бороздкам меж извилин прозрачной жидкостью.
— Пойдем дальше! Переложите подушку под лопатки.
Преподаватель, не особо и напрягшись, приподнял за плечи окоченевшее тело, а ассистент просунул под лопатки твердую круглую подушку, сделанную из обтянутого резиной куска дерева, которая прежде лежала под шеей умершего.
Грудная клетка приподнялась в удобное для секции положение. Тем же большим секционным ножом преподаватель разрезал кожу от щитовидной железы до лонного сочленения и завернул кожу книзу, словно снимая с трупа куртку. Распилил ребра, удалил грудину, долго возился, извлекая внутренние органы и раскладывая их на столе. Затем, комментируя свои действия, преподаватель начал исследовать все органы по очереди. Данилов запомнил, как из распоротого желудка вначале в нос ударила резкая вонь, а затем на стол вывалился полупереваренный ком пищи.
— Пельмени, — сразу же определил преподаватель.
Пельмени Данилов не ел после этого дня года три.
— Вот и все! — покончив с желудком, сказал преподаватель. — Теперь можно засунуть все обратно и зашить.
Последняя фраза предназначалась санитару-мурлыке, занятому мойкой из шланга свободного стола…
— Заграйская восемнадцать, четвертый подъезд, — прочитал Данилов. — Мужчина пятьдесят два. Отравление консервами.
«Пятиэтажка без лифта, — подумал он. — Семьдесят девятая квартира на пятом этаже, в пятиэтажках по двадцать квартир в подъезде. Да, последний вызов мог бы быть и покомфортабельнее».
Часы показывали семь часов четыре минуты. Утро — пора надежд. Еще минуту назад, возвращаясь на подстанцию из сто тридцать шестой больницы, каждый из бригады втайне надеялся на то, что сутки закончатся спокойным неспешным чаепитием на подстанции.
— Отравление консервами — это по меньшей мере два часа переработки, — расстроился Петрович.
«Дембельский аккорд», — улыбнулся про себя Данилов.
По лестнице Данилов с Верой поднимались медленно — сказывалась усталость. На пятом этаже их ждала гостеприимно распахнутая дверь, повисшая на одной петле. Клочья обшарпанного дерматина, изогнутые провода вместо кнопки звонка, скособоченная ручка.
— Алкаши! — диагностировала Вера.
— Люди, — поправил ее Данилов. — Страдающие хроническим алкоголизмом.
Отринув правила вежливости, они вошли без стука. Обстановка в прихожей полностью соответствовала их ожиданиям, являя собой яркий пример разрухи и запущения. Внимание Данилова обратил на себя остов настенного светильника, с которого свисал идеально обглоданный рыбий скелет.
— Сюрреализм, — высказался он и позвал: — Эй, хозяева, «скорую» вызывали?
Гробовая тишина.
— Пойдем вперед или… — напряглась Вера.
— Что «или»?
— Или подождем милицию?
— Я тебя умоляю!
Данилов прошел вперед по коридору, заглянул на кухню, осмотрел санузел…
— Здесь он! — позвала из комнаты Вера.
В нос Данилову ударил крепкий запах перегара. Пациент, одетый в серую от грязи футболку и черные семейные трусы, лежал лицом вниз на грязном матрасе, брошенном прямо на пол.
— Хрипит, — Вера поискала глазами, куда бы пристроить ящик, и, не найдя ничего подходящего (всю обстановку комнаты составляли дюжина пустых водочных бутылок и матрас), продолжала держать его в руках.
— Храпит! — вслушавшись в рулады, выводимые пациентом, уточнил Данилов.
Он присел на корточки возле спящего и потеребил его за плечо:
— Вставай, лежебока! Вставай, врачи к тебе приехали!
— И ни одной консервной банки вокруг! — сказала Вера. — Откуда взялся повод?
— И кто нас вызвал? — вслух подумал Данилов. — Просыпайся!
— Э-э-а! — сначала дернулись тощие волосатые ноги мужчины, оплетенные сетью синих узловатых вен, затем приподнялась нечесаная голова. — Уже утро?
— Утро, утро! — . подтвердил Данилов, поднимаясь.
— Оп! — с неожиданной легкостью мужчина вскочил на четвереньки, совершенно по-собачьи встряхнулся, а затем уселся на своем ложе, скрестив ноги, и посмотрел на Данилова светло-голубыми глазами. — Спасибо вам, доктор.
Рука, похожая на клешню краба, потянулась к Данилову для рукопожатия. Данилов прочитал на пальцах вытатуированное зелеными буквами имя «Миша».
— На что вы жалуетесь? — Данилов предпочел сделать вид, что он не заметил протянутую руку.
— На жизнь! — бодро заявил Миша, убирая руку. — Жизнь — дерьмо!
— А консервами кто отравился?
— Ну уж не я — эт точно! — заверил Миша. — Я консервы вообще не жру — гадость! Предпочитаю экологически чистую натуральную пищу.
— Я вижу! — Данилов выразительно посмотрел на нестройную шеренгу из бутылок, среди которых преобладали гренадеры литрового достоинства. — А кроме вас здесь есть еще кто?
— Никого! — Миша затряс головой и тут же сморщился от боли. — Я один живу.
— А кто же вызвал нас? — Данилов пытался добраться до истины.
— Не знаю… — растерялся Миша. — А кто вас впустил сюда?
— Дверь была открыта, — объяснил Данилов.
— Перепутали дом? — предположила Вера.
— Наверное! — Данилов отошел от Миши к закрытому окну, благодаря щелястой раме не препятствующему свободному доступу воздуха извне. Здесь запах перегара почти не ощущался. — Доброе утро, беспокоит шестьдесят два — одиннадцать, врач Данилов. Мы сейчас на вызове по адресу улица Заграйская, восемнадцать, квартира семьдесят девять. Наряд семьсот девяносто два сто четырнадцать. Прошу уточнить адрес. Нами здесь обнаружен один гражданин…
— Епифанов Михаил Иванович! — представился Миша, сидя на матрасе в прежней позе.
— …который жалоб не предъявляет и «скорую» не вызывал. Хорошо, ждем.
С наладонником в руке Данилов остался у окна, разглядывая небо и прикидывая — будет сегодня дождь или нет.
— А! — Миша звонко хлопнул себя по голове. — Так это Нинка вас вызвала!
Он поднялся на ноги и подошел к Данилову.
— У меня мобильник украли, а телефон отключили за неуплату, — немного смущенно признался он. — А я после этого дела, — последовал не менее звонкий щелчок по острому кадыку, — сплю очень крепко. А мне сегодня на новую работу выходить, к девяти. А Нинка перед уходом сказала — не беспокойся, Мишаня, не проспишь! Вот ведь умище-то, а!
— А будильник завести вы не пробовали? — подражая Мишиной речи, поинтересовался Данилов.
— Не держатся они у меня, — закручинился Миша. — Пропадают куда-то. Ну, ладно, вы тут располагайтесь, если отдохнуть желаете, а я пойду приведу себя в порядок.
Наладонник трелью напомнил о себе.
— Возвращаемся на подстанцию, — сказал Данилов.
— Вы спускайтесь, а я вас догоню, — Вера недобро смотрела на мужика.
— Ты шутишь? — не поверил Данилов.
— Нет, — серьезно сказала Вера. — У нас с Мишей секретный разговор.
— Об чем? — Миша слегка подобрал живот и пятерней пригладил волосы.
— Об том! Идите, пожалуйста, Владимир Александрович! Я вас догоню.
— Ну, как знаешь, — Данилов направился к выходу.
На лестничной площадке он остановился и напряг слух, но из сказанного Верой ничего не смог разобрать. Вера говорила тихо, почти шепотом.
— Я так и знала, что вы станете подслушивать! — воскликнула она, появившись в дверях.
— Я просто ждал тебя, — Данилов начал спускаться по лестнице. — Если не секрет, то что ты ему сказала?
— Секрет!
Только выйдя во двор, Вера сочла возможным раскрыть тайну.
— Я сказала этому козлу, что если его прошмандовка еще раз дернет «скорую» на побудку, то мы приедем и отдуплим его спящего одним уколом, а потом сдадим в морг.
— Вера! — укоризненно произнес Данилов. — Что за слова: козел, прошмандовка, отдуплим? Графиня, я вас не узнаю!
— Культурным словам он бы не поверил, — рассмеялась Вера.
— Возможно.
От шума открываемой дверцы спящий Петрович тут же проснулся и спросил:
— Куда везем?
— На подстанцию, — ответил Данилов. — Ложняк. Подруга вызвала нас, чтобы мы разбудили ее перебравшего приятеля.
— Наркоманы? — понимающе уточнил Петрович, нажимая на педаль газа.
— Алконавты! — ответила Вера. — Нашли себе бесплатный будильник.
— Вы ему хоть по морде дали? — Петрович с надеждой посмотрел на Данилова.
— Ты на дорогу смотри, — привычно посоветовал Данилов. — По морде — это не наш метод. Негуманно. Вера провела с ним разъяснительную работу.
— Вот это как раз и негуманно, — заржал Петрович, вызывая Веру на словесную дуэль, — с утра пораньше мозг сверлить человеку. Лучше уж по морде. Вова, «светомузыку» врубить?
— Зачем?
— Ты же вроде любишь… Напоследок.
— То была репетиция, — улыбнулся Данилов. — Хорошего понемножку.
Чаепитие с двумя, дожившими до утра тортами началось сразу же после обеда и было коротким. Данилов выслушал полагающуюся ему порцию сожалений об его уходе, пожелал всем остающимся на «скорой» традиционных свободных дорог, благодарных пациентов, теплых машин, легких ящиков, справедливых заведующих и больших зарплат, пообещал звонить, навещать и вообще — не забывать.
— Я уверена, что мы часто будем вас видеть! — сказала на прощание Вера. — Благодаря Елене Сергеевне.
— Те времена, когда рыцари провожали и встречали своих дам, канули в Лету, — ответил Данилов. — Так что твои надежды беспочвенны.
На продолжение банкета в кафе никто не захотел или не смог остаться. Все ссылались на неотложные дела — Петрович уезжал на дачу, где таджики-гастарбайтеры чинили прогнившую крышу, Вера должна была встретить подругу, прилетавшую из Краснодара, Саркисян, наоборот, провожал в Волгоград двоюродного брата, Старчинский капитально задержался на последнем вызове и до сих пор не вернулся на подстанцию.
Данилов решил перенести праздник на вечер и отправился на закупки всего необходимого, предварительно отзвонившись домой.
— Ма, а не устроить ли нам камерный ужин при свечах в честь моего ухода со «скорой»?
— Можно, — поддержала Светлана Викторовна. — Только для камерного вечера нужны гости.
— Ты читаешь мои мысли, мам! Гости будут. Два человека.
— Кто?
— Моя бывшая начальница с сыном, — ответил Данилов и приготовился услышать нечто вроде «ой, давление что-то поднимается, давай лучше отложим гостей на другой день».
— Я приготовлю мясо с грибами и жареной картошкой, — сказала Светлана Викторовна после минутного размышления. — Все мальчики любят жареную картошку. А на десерт будет мороженое. И не забудь купить свежих овощей для салата. Тебе продиктовать список продуктов по пунктам, или ты сообразишь сам!
— Соображу! — заверил Данилов. — И даже куплю баночку какого-нибудь ягодного варенья, чтобы полить мороженое сверху.
— Главное — правильно подбери напитки, — язвительно посоветовала мать. — Не купи одного коньяка или, того хуже, водки. Помни, что дамы преимущественно пьют вино, а дети — соки.
— Обижаешь, мам. Дамы со «скорой» пьют исключительно разведенный спирт!
— Тогда купи бутылку «Каберне» хотя бы для меня, — попросила мать, делая вид, что поверила сыну. — Мы, старые педагоги, предпочитаем вино вашему разведенному спирту…
Главный врач поликлиники Данилову не очень-то и обрадовался.
— Врачей у нас хватает, — пробурчал он и сразу же уточнил: — Почти хватает. Правда, в основном женщины, из мужчин только один участковый врач и рентгенолог. Даже уролог — молодая девушка из Уфы, после ординатуры. Некоторые из пенсионеров стесняются давать ей себя осматривать, а некоторые — чуть ли не ежедневно приходят. Бабье царство!
Лаконичностью главный врач не отличался. С первых минут разговора у Данилова сложилось впечатление, что его собеседник привык думать исключительно вслух и никак иначе.
— Мужчина — это, с одной стороны, хорошо, — пожевал толстыми губами главный. — По крайней мере хоть не забеременеет. Дети есть?
— Нет, я холост, — ответил Данилов.
— Не запойный? — главный врач просканировал его взглядом и ответил себе сам: — Вроде не похожи. А в вытрезвителе последний раз когда были?
— Давно, — признался Данилов. — Еще в феврале. Вызывали к одному из постояльцев…
— Я не в том смысле, — главный поерзал в кресле. — Сами в постояльцах не оказывались?
— Нет, не приходилось, — улыбнулся Данилов. — Бог миловал.
— А других вредных привычек у вас нет? — не сдавался главный. — Покурить, уколоться, таблеточек покушать?
— Нет, — улыбка Данилова стала шире. — Могу справку из наркодиспансера принести.
— И принесете, — кивнул главный. — И из психдиспансера тоже. Для оформления допуска к выписыванию наркотиков. А личная печать у вас есть?
— Откуда? — удивился Данилов. — Я же, кроме «скорой», нигде не работал.
— У нас работа сложнее, — строго предупредил главный.
— Чем?
Сам Данилов думал иначе. В сравнении со «скорой помощью» поликлиническая работа виделась ему спокойной и нетяжелой.
— Выписка льготных рецептов, выписка больничных, проведение диспансеризации. Знаете, как сейчас строго с диспансеризацией? Потребнадзор в этом году дважды с проверкой был.
— Да ну! — Данилов постарался придать голосу максимум сочувствия.
— Истинная правда! Из проверок не вылезаем. Вас на «скорой» много проверяли?
— Контроля везде хватает, — уклончиво ответил Данилов.
Он никак не мог вспомнить имя своего собеседника. То ли Сергей Андреевич, то ли Андрей Сергеевич.
— Да, вы правы, — согласился главный. — В том числе и у нас в поликлинике. У меня, если вы хотите знать — не побалуешь!
— Так я не баловаться хочу, а работать, — резонно возразил Данилов.
Его уже начал тяготить этот пустой разговор.
— Работа, как в народе говорят, дураков любит, — главный снова пожевал губами. — Живете вы рядом — это хорошо. Удобно. Но готовы ли к тому, что ваши соседи просто не будут давать вам проходу? Доктор — то, доктор — это…?
— Так мне же не обязательно работать на том участке, где я живу, — улыбнулся Данилов. — И потом, если позволите, мой адрес уже пятый год не относится к району вашей поликлиники. У нас там своя, за железной дорогой, бывшая медсанчасть.
— Ах, да, действительно, — смутился главный врач. — Никак отвыкнуть не могу. А сертификат у вас есть?
— По специальности «врач скорой помощи», — ответил Данилов.
— Так и работайте себе на «скорой»! Что вас ко мне привело?
— Надоела разъездная работа, — Данилов почувствовал, как голову сдавливает раскаленный обруч. — Да и ночами хочется спать дома.
— Это да! Ночами лучше спать дома!
Данилов встал, намереваясь поблагодарить главного врача за уделенное ему время и попрощаться.
— Что такое? — главный врач явно намеревался продолжать разговор.
— Я, наверное, напрасно отнимаю у вас время… — продолжая стоять, завел прощальную песнь Данилов.
— Так это же серьезный вопрос, — главный врач, оказывается, тоже умел улыбаться и даже шутить. — Семь раз расспроси — один раз выгони.
— Сергей Андреевич, вы сильно заняты? — в открывшуюся дверь просунулась женская голова.
— Сильно! — ответил главный, оказавшийся Сергеем Андреевичем.
Дверь захлопнулась.
— А если я позвоню в ваш отдел кадров справиться о вас, то не узнаю ли я там чего-то этакого, сенсационного? — прищурился главный, вцепившись обеими руками в подлокотники.
Головная боль из давяще-стягивающей превратилась в пульсирующую. Хрен, как утверждает народная мудрость, редьки не слаще.
— Попробуйте, — невежливо буркнул Данилов и предложил: — Телефон подсказать?
— Спасибо. У меня есть, — ответил главный. — Я сам когда-то два года на семнадцатой подстанции отработал. Знаете такую?
— Кто ж ее не знает, угол Летчика Бабушкина и Печорской.
— Потом в стационар ушел, где дорос до заведующего приемным отделением, — продолжил излагать свою биографию Сергей Андреевич, — оттуда перешел заместителем главного врача в медсанчасть при третьем управлении, — он кивнул на окно, в котором виднелось здание, отделенное от поликлиники бетонным забором, — а там уже и до этого кресла рукой подать было! С кажите-ка…
— Владимир Александрович, — подсказал Данилов.
— Скажите-ка, Владимир Александрович, а может быть, вы захотите стать кардиологом? — неожиданно предложил главный врач. — В деньгах, с одной стороны, конечно же потеряете, но работа на месте, без беготни по участку, есть возможность совмещать на полставочки врачом функциональной диагностики, кардиограммы самому себе расшифровывать, да и премиями обижать не буду, если сработаемся, конечно.
Предложение виделось Данилову заманчивым и в то же время не совсем подходящим.
— Учиться отправлю сразу же — в сентябре, — добавил Сергей Андреевич.
— Мягко стелете, Сергей Андреевич, — попробовал отшутиться Данилов. — Подумать надо.
— Двух дней вам хватит? — спросил главный.
— Хватит, — поднялся со стула Данилов. — Если надумаю в кардиологи, то приду оформляться. Ну а если нет, тогда позвоню…
— Не надо звонить, Владимир Александрович. Если нет — все равно приходите, — поправил главный врач. — Оформим вас участковым врачом. Мне кажется, что мы сработаемся…
Проходя мимо регистратуры на первом этаже поликлиники, Данилов услышал разговор пенсионерок, стоявших в очереди за своими амбулаторными картами:
— Анна Петровна, я на третий этаж поднялась, а там народу — тьма-тьмущая. Пошли лучше домой, «скорую» вызовем…
— А и правда — приедут, давление померят, магнезию сделают.
— И вызов на завтра в поликлинику передадут. Ольга Александровна придет и на дому нам все рецепты выпишет, даже звонить с утра не придется. Пошли!
— О, сколько нам открытий чудных!.. — негромко сказал Данилов, толкая тяжелую дверь.
Он вышел из поликлиники и решил пройтись пешком до дома, чтобы сполна насладиться теплым летним днем. Это такая редкость, когда никуда не надо спешить. Просто праздник какой-то!
Данилов неторопливо шел по знакомой с детства улице, предвкушая хороший вечер. Он думал о том, как сейчас он придет домой, поиграет на скрипке, затем немного прошвырнется по Интернету, а ближе к пяти позвонит Елене и вытащит ее куда-нибудь, или напросится к ней в гости. Надо же в конце концов посоветоваться с кем-то близким и понимающим на тему выбора своей будущей специальности.
Данилов мог бы спокойно решить этот вопрос самостоятельно, но обсудить его с Еленой было приятно, а отказывать себе в приятном Данилов не привык.