— Я всё понял про расположение, но номер квартиры захочет с меня твой домофон.
— Тридцать два, — сообщила она.
Он кивнул, взял какой-то пакет в машине и пошёл в подъезд. Затрезвонил домофон, Вероника механически открыла.
Ну ни хрена ж он. Не было печали. Хорошо, что хоть убраться успела. А переодеться — уже нет. Что делать, что делать, что делать.
Панику усилил звонок. Она открыла дверь квартиры, вышла в общий с соседями предбанник и открыла вторую дверь. Стоит, улыбается. В светлых джинсах и рубашке с короткими рукавами. И с пакетом.
Вошёл, она заперла все двери. Пакет был аккуратно поставлен на обувную полку, а Ледяной с восторгом её оглядел. Да-да, именно с восторгом.
— Ну вот теперь здравствуй, душа моя, — он обнял её и смотрел, просто смотрел.
А она держалась за него, просто держалась. Потому, что непонятная дурацкая слабость разбила на месте, как удар по голове. И только держаться. Обхватить его посильнее. Чувствовать его тепло. Его запах. Его…
На кухне что-то с грохотом упало на пол, и звук привёл их обоих в себя. Так бы и целовались в прихожей, пока мама не приехала.
— Проходи и рассказывай, откуда ты взялся, — она пошла посмотреть, что там на кухне.
Всего-то кастрюля пустая с печки свалилась. Которая была помыта и сохла.
— В смысле — откуда взялся? Снизу.
— Это я понимаю, а откуда ты взялся у меня под окнами?
— А чего бы мне не приехать под окна к своей девушке? — улыбнулся он. — И вот ещё, смотри, мне показалось, ты такое любишь, — достал из того самого пакета цветущую орхидею в прозрачном горшке.
Миниатюрный фаленопсис, с белоснежными цветами, тугими листьями и бодро торчащими наружу корнями.
— Да, я люблю орхидеи и фиалки, спасибо, — надо же, обратил внимание.
— Фиалок не видел, а этого добра у тебя полный кабинет, сложно не заметить, — подмигнул он.
Горшок Вероника унесла к себе, поставила на стол. Потом подумает, куда его определить. Пока надо определиться с более важными вещами.
— А про девушку — ты уже всё решил, да? — села напротив него на табуретку, смотрела прямо в лицо.
— Я — решил. А если ты против, то скажи. Но тогда я чего-то не понимаю.
Всё ты правильно понимаешь, подумала она. Но всё же решилась.
— Ты не знаешь обо мне ничего. Я не знаю о тебе ничего. Ну, кроме каких-то анкетных данных, да?
— Дело наживное, узнаем. Я рад побывать у тебя, и буду ещё более рад, если ты окажешься у меня. Вчера мы видели друг друга достаточно неформально. Если ты хочешь о чём-то знать — спрашивай, я отвечу. Если усомнишься в моём ответе — спроси любого моего родственника, их у меня прорва, да ты заметила, наверное.
Вероника рассмеялась.
— Да если ты врать возьмёшься, то твои ж все за тебя горой встанут!
— Это точно. И ты им, кстати, понравилась. Полинька просила звать тебя в гости. А Майк уже позвал в лес. Нас обоих.
— Вот-вот, твоя семья. Ты высоко летаешь, я по земле хожу. Что у нас может быть общего? Я до недавнего времени копейки считала, ты — вряд ли. У меня, наверное, и мозги по-другому устроены, не так, как у тебя и всех твоих!
— Да фигня это всё. Отец Полиньке тоже был ни разу не ровня. Ей, по ходу, до сих пор некоторые приятели припоминают, что вышла замуж не понять за кого, без роду, без племени, и уехала к нему жить в жопу мира, где одна зима только полгода, а всё остальное — уж как получится. И что? Кому-то это помешало?
— Так она правда итальянская графиня?
— Это откуда инфа? — рассмеялся он.
— Тётки в конторе рассказывают, откуда ещё. А вчера мы все посмотрели и поняли, что это правда. И что с такой мамой тебе у нас в принципе никто не может понравиться, ты к другому привык.
— А тебе откуда знать, к чему я привык? — он всё ещё улыбался. — Знаешь, лет-то не двадцать, и в жизни бывало разное.
— Сколько, кстати? Я твои анкетные данные не смотрела.
— Тридцать восемь. В августе будет тридцать девять. А ты чуток помладше моих сестёр, Элке уже есть тридцать три, а Линн только ещё будет осенью. Я странноватый, но хороший, правда.
— Ты — мой начальник.
— Тебя это волнует? — удивился он. — Ты вроде не секретарша и не диспетчер. И должность свою получила ещё задолго до меня, и отметилась на ней так, что ни одна собака ничего гадкого про тебя и про твою работу не скажет.
— Уверяю тебя, скажет. Непременно. И так уже, думаю, говорят, что ты решил взять меня в любовницы, а мне только того и надо было.
— Вот и скажи, что это ты решила взять меня в любовники, а я и не возражал, — рассмеялся он. — Если кто-то осмелится сказать в лицо, конечно же.
— Это вряд ли. Скорее будут говорить за спиной.
— Слушай, неужели у меня репутация такого человека, женщину которого можно безнаказанно обижать? Удивила, правда. Ваш Недолюбов был тряпкой, так что теперь, все тряпки, что ли? И мне нужно непременно кого-нибудь серьёзно покалечить, чтобы поверили? — вот теперь он перестал улыбаться.
— Вик, я не знаю. Ты нравишься мне так, как никто и никогда. Но я не хочу, чтобы стало ещё сложнее, чем уже есть.
— Вот. Я услышал то, что хотел. Душа моя Вероника, ты мне не просто нравишься, мне нравится в тебе вот вообще всё. И как ты говоришь, и как ты смотришь, и как ты одеваешься, и как ты движешься. И как ты работаешь, уж прости. И как ты реагируешь на происходящие неприятности. Если вдруг станет сложнее, чем уже есть, то мы заметим. Мимо нас не пройдёт. А вообще говорят, что правильно — это когда вместе лучше, чем по отдельности. Я такое видел, у меня перед глазами есть прекрасные примеры. Это не сказка, так бывает. Давай пробовать? — он снова улыбался, смотрел на неё и улыбался.
— А вдруг тебя в моём теле что-нибудь не устроит и разочарует? — сощурилась она.
— То, что я вижу, меня восхищает. А в остальном… Знаете ли, Вероника Андреевна, тело — инструмент настраиваемый.
Угу, только многие предпочитают, чтобы этот инструмент уже был настроен, как надо.
И кто его знает, до чего бы они там договорились, Вероника уже прикидывала, что её кровать слишком старая и узкая для них двоих, но Вику позвонили. Он буквально пару раз ответил что-то вроде «угу», и завершил тем, что «хорошо, буду».
Убрал телефон, взял её за обе руки.
— Вероника, увы, но у меня максимум полчаса. С другой стороны — хорошо, что нам дали поговорить.
Она глянула на часы — да, половина восьмого.