Одинокая неровная глыба белесого мрамора, заменявшая могильную плиту, была залита нежным персиковым цветом закатного солнца. На ней был искусно вырезаны цветок с лепестками и имя — Кимберли Элиссон Франклин.
Пионы улеглись у подножия надгробия, я уселась, как обычно рядом не глядя на холодный камень, и устремила взгляд на роскошный вид моря, который открывался в полной красе с этого места.
— Всего-то год, как оказалось… Если бы я только знала. Все кончено! Нам с отцом придется жить простой, размеренной жизнью, которую ты нам желала. А мне до сих пор не верится. И да… Без тебя эту жизнь мне начинать придется заново. Сью не терпится уехать в университет, а пока этого не случилось, боюсь, что я понятия не имею, как себя вести с ней. Я кругом виновата. И деньги тут не особо помогли. Ты была права, правда, дело было не только в них. Ты же знала…
Мамы не стало чуть больше года назад. Это стало для меня таким ударом, что я в буквальном смысле онемела почти на неделю. И дело было далеко не в том, что самый близкий мне человек ушел так внезапно, что я не успела попрощаться. Возможность-то была, вот только, отец мне ее не предоставил. Я как раз завершала, очередной «заказ» и вполне могла провалить дело, если бы мне сообщили, что мама умерла. Вместо меня на похороны приехал он.
Вот почему, отец настаивал на том, чтобы связь с родней я предоставила ему. Все сообщения, звонки и прочее, шли через него. Он оценивал степень важности полученной информации. Проводить женщину, которую любил всю жизнь, отец приехал без раздумий, за одно отмазал меня, рассказав мутную историю о том, что я улаживаю дела где-то в Индонезии с некоторыми оффшорными счетами и связи со мной нет.
Так что, в очередной раз возвращаясь домой, меня поставили перед фактом и перед вот этим мраморным надгробием. Молча, с застывшими лицами.
Сьюзан, Кассандра и Доба, глядели на меня тогда по-разному: я осуждением, сочувствием, жалостью, гневом и недоумением. Я не пролила ни слезинки. Впала в ступор и умолкла.
Доба, даже подумывал мне психиатра вызвать из города. Кася уговаривала поплакать, мол, станет легче, но я отказывалась, мотая головой и что-то нечленораздельно бормотала.
— Да и хорошо, что все закончилось. Тяжелая работа! Последний клиент, вообще, из головы не идет. Ох и гадко же я поступила, мам. Чересчур гадко! На том свете всем открывается истина, да? И ты, наверняка, знаешь, что по-другому было нельзя… Но все равно, гадко.
Едва слышный тяжелый вздох облетел поляну.
У меня определенно было не в порядке с головой, раз беседы с мертвыми мне давались легче, чем с живыми. Наверное, это все из-за своеобразного отношения к смерти.
О костлявой, я привыкла думать чуть ли не каждый день, учитывая ремесло, которым промышляла. И настолько эти мысли сблизили меня с гипотетической кончиной, что я, можно сказать, наполовину и сама была мертвой.
Вязкие, неприятные рассуждения прервал звук двигателя катера. Я поднялась с травы и медленно подошла ближе к обрыву. Судно уже причалило к пирсу, но это были не Сью и Кассандра. Группа из четверых крепких мужчин ловко выгружали большие пластиковые ящики.
Я без труда узнала форму охранной фирмы, услугами которой давно пользовалась.
«Неужели опять неполадки с системой?»
К этому времени собаки, за исключением Окуш, облепили мужчин, которые отряхивали злобных домашних питомцев со штанин. Невероятное терпение парней из охраны грозило дать трещину, но вот Доба, кажется, в полной мере насладился зрелищем и резко свистнул. Собаки тут же замерли и помчались к хозяину. И только Окуш рвалась на руках старика, не в силах угомониться.
Доба стоял неподалеку, в самом начале пирса, оперевшись на толстый деревянный столб и лишь изредка поглядывал на утес. Хоть он и славился своим тяжелым характером, но никогда бы не посмел поторопить меня. Только махнул рукой в мою сторону, показывая ребятам, что, вот мол хозяйка вернулась — решайте все вопросы с ней.
Все верно! Как и говорила мама — «Меньше безделья!»
С холма я, буквально, сбежала и только у подножия вспомнила, что носиться с выражением детской непосредственности на лице, не пристало главе семейства, владелице крупного бизнеса и старинного особняка, который охраняют, будто Форт-Нокс.
— Андридже, рада тебя видеть.
Ребята расступились, пропуская своего начальника — хмурого вида молодого парня. Он протянул мне руку для рукопожатия. Андридже был сыном владельца охранной компании. Я долго наводила справки, относительно людей, которым собиралась доверить безопасность своих близких.
— А уж я как рад. Скоро поселяться тут на постоянной основе… — услышала я недовольное бурчание Добы. Старик сплюнул и как ни в чем ни бывало уставился невидящим взором на море.
— Да, я несколько раз звонил Вам в офис, госпожа Франклин. Нужно было кое-что согласовать. Слишком часто срабатывала сигнализация в последнее время. Мы перепроверили всю систему несколько раз, за последнюю неделю. На записях все чисто, распознавание молчит, сбой исключен. Поэтому, я подумал установить инфракрасные сканеры, — вечно серьезный Андри старался смотреть прямо в глаза, как было у него заведено.
На загорелом лице, я всегда видела сосредоточенность, а необычные серые глаза, светились умом. Весьма редкие качества для не в меру симпатичного молодого человека с прекрасным телосложением. Как бы то ни было, для своих двадцати двух, Андридже вел себя крайне разумно: заочно учился и подрабатывал у отца, самостоятельно оплачивая университет.
— А потом еще берег золотыми булыжниками обложим и канделябры развесим хрустальные вместо фонарей! Не, ну, в край оборзели! Не знают, как деньги вытащить, — старик даже не старался говорить тише, когда заковылял к дому, где с кухни призывно гнусавил телевизор.
Легкая растерянность пронеслась по загорелому лицу Андридже, в то время, как его команда незадачливо чесала затылки.
— Не обращайте внимание на него. Можно попробовать, чтобы исключить ошибку в работе. Но только на год, Андри, хорошо?
— Без проблем, — в этот момент парень мельком глянул на дом и я уловила, что в глазах промелькнуло разочарование, это неожиданное и не званное явление тут же испарилось и послышалось зычное, — парни, за дело!
Вполне возможно, что он опасался, что Доба вновь начнет свою тираду, но к поведению старика можно было давно привыкнуть. Нет, тут что-то другое.
Моя подозрительность снова заняла первое место и все переживания исчезли, будто их и не было. Я даже поняла, что не перестала напряженно сжимать челюсти — недобрый признак чрезмерного стресса.
Потрясающая ирония! Тихие, мирные мгновения полной безопасности наводили на меня панику, а угроза жизни стала привычной и знакомой обстановкой, где я могла чувствовать себя расслаблено.
Возвращение домой, без промедления закрутило водоворот дел, которые вряд ли дадут мне скучать и предаваться невеселым мыслям. Безусловно, я еще не осознавала в полной мере, что впереди долгий период привыкания. И увы, он будет крайне непростым.
Легкая растерянность наконец-то отвоевала себе место на моем лице и я тупо уставилась на линию песчаного пляжа, который тянулся метров на сто, после чего поворачивал за южный выступ острова.
Судя по всему, недавно был шторм. Это объясняло невероятное количество водорослей и деревянных щепок на песке, которые приходилось периодически вычищать.
«Завтра займусь!»
Неприятный мандраж от того, что я до сих пор не встретилась со Сьюзан, уже начинал раздражать. Концентрация моей заботы, которая раньше поровну делилась между ней и мамой, теперь полностью умещалась на персоне моей малолетней тетки, которую я растила, на правах старшей сестры.
Насколько это не звучало бессердечно, но переживать за одного человека было еще хуже чем за двоих. И только болезненная тоска и сожаления, что мама так и не стала свидетелем, моего возвращения «навсегда» домой, добавляла в гамму переживаний черных красок.
Короткие команды Андридже, разбавили воцарившуюся тишину. Пакет с куньками и абрикосами так и остался лежать на пирсе.
Доба донес до дома только мои вещи.
В этот момент мерный гул мотора донесся до моего слуха и я прищурилась, чтобы вглядеться в водную гладь, которая колыхалась мелкими гребешками от ветра.
Катер приближался в приличной скоростью и судя по надписи на борту я поняла, что это одно из местных водных такси.
Три фигуры: две на пассажирских сиденьях и собственно человек у руля. Одна из сидящих фигур поднялась и приложила руку ко лбу, чтобы солнце не слепило глаза. Высокая, с темными длинными волосами, стройная.
Сьюзан!
Раньше она прыгала от радости и размахивала руками, когда встречала меня.
А теперь, я кожей ощущала ее колкий осуждающий взгляд. Наши встречи становились все холоднее.
Тут бы и успокоиться, мол, подростковая ненависть и крайности, слишком мне знакомы, а в ситуации с моей чудо-работой, так, вообще, не ясно, как мое семейство меня терпело, но нет… Сью умудрялась проявлять ко мне настолько полярные чувства, что я и сама терялась. Точки в болезненной теме моего вечного отсутствия ставиться не торопились.
Не в пример моей молодой тетке, старушка Кассандра, закрыла лицо руками, когда поняла, что именно я стою на пирсе, и помахала мне, после чего тут же прижала руку ко рту. Можно было биться об заклад, что в глазах женщины стояли слезы радости.
— Приехала! Ави! Деточка, а мы и не ждали, ну, хоть бы предупредила.
Мужчина за рулем катера поспешил подать руку Кассандре, ибо судно грозило перевернуться от бесплодных попыток женщины проявить молодецкую прыть при девяноста килограммах веса.