— Что по пленке?
— А что по пленке?
Мартын вздохнул:
— Фрол, я тебя что просил?
— А что ты просил?
— Проверить температуру проявителя. Вот итог.
Фрол живо взял в руки пленку и посмотрел на просвет.
— Недотянул. Эх! Ничего исправим при печати. Там что-то важное было?
Иннокентий пожал плечами:
— Пробы. На дедовском аппарате решил поснимать в разных условиях.
Фрол и Петрович переглянулись
— Твой косяк, тебе и исправлять, Фрол Никодимыч.
Старик со странным именем и не менее странным отчеством вздохнул и потянулся к шкафчику, вынув оттуда несколько кассет. Нашел одну с «хвостиком» от вставленной пленки и подал Кеше.
— Извини, старик, только «Тасма». Что уж выдают по разнарядке.
Иннокентий ускоренно зашевелил мозгами.
— Солнце еще не ушло, в «режиме». Успею и сейчас. Проявить самому дадите?
Старики-разбойники одновременно хмыкнули и переглянулись.
— Дерзай, племя младое, незнакомое!
В принципе дело не такое уж сложное, особенно когда припекает. Терять день было неохота. Да и блокнот под рукой. Потому Иннокентий управился за полчаса, пока тени безбожно не удлинились. Он даже сфотографировал несколько молоденьких девиц, что проходили мимо.
«Папарацци недоделанный!»
Холл фотосалона был девственно пуст, приемщица готовилась закрываться. Но старички-разбойники запустили Кешу к себе безо всяких возражений. У них была своя атмосфэра. Да и количество пустых бутылок под столом увеличилось.
— Вот здесь кабина для проявления, — привел на место Петрович. В этом бачке проявитель для пленки.
— Какой, стандартный?
— А вот тут, Иннокентий, даже обидно. Самолепный. Смесь Д 76 и Д 96. В меру мягкий и тянет неплохо.
В голове Петрова всплыли давно позабытые названия. Дед старался для пленки составлять проявители сам, и зачастую брал рецепты из журналов.
— Градусник где?
— Вот здесь на полке. Сначала нагрей проявитель в бачке. Чайник в общей комнате по коридору дальше. Горячей воды пока не дали.
— А специальной кюветы для подогрева нет?
— А попа не слипнется? Была, — Петрович вдохнул, — перегорела. Так что давай по старинке. И перемешивай! Оптимальная температура 20–22 градуса. Сам вставишь?
Мастер кивнул в сторону спиралей. Вот тут уже вздохнул Кеша, но настоял на самостоятельности. Отчего-то у него было ощущение, что эта встреча для него очень важна.
Пленка висела в специальном сушильном шкафу, а Кешу ждал кофе. Настоящий, сделанный в турке. Его аромат он ощутил, когда вылез с проявленной и отфиксированной пленкой. В этот раз все было на месте. И экспонированные кадры, и цифры, четко проглядываемые на свету.
— Молодца, отличный негатив! — оценил проявленную пленку Фрол Никодимыч. — Значит, Ваня не зря тебя учил.
— А печатать здесь можно?
Старики-разбойники переглянулись.
— Да поздно сегодня, да пленка твоя пока высохнет! Приходи завтра под вечер. Садись, кофий пить. Фрол, у тебя где-то там были пирожки?
— Еще остались. Таисья пекла да забыла, что я с луком не ем. Угощайся, Васечкин. Черт, как же я рад, что снова выговариваю эту фамилию.
Глава 13
Пятилетке качества- наши трудовые победы!
В этот день хотелось все быстренько переделать и уйти с работы поскорее. Васечкин даже был не рад очередной халтуре, поругавшись по этому поводу с Потаповым.
— Сегодня не могу, дела.
— Да знаем мы твои дела! Девку никак новую нашел? Так вся ночь впереди!
— А если и нашел?
— Далась тебе эта комсомолочка?
— Чего?
Потапов вовремя отскочил в сторону.
Занятия на спортивной площадке и природная сила сделали Васечкина опасным противником. Ребята из дружины как-то пригласили ЖЭКовсого электрика в боксерскую секцию. Тренер скептически осмотрел движения Иннокентия, но удар ему понравился. Васечкин относительно легко свалил спарринг-партнера на землю. Потому тренер здорово удивился, когда Кеша отказался от дальнейших занятий.
— Оно мне надо по башке получать?
Он бы, может, и походил сюда чисто для здоровья, но бесплатные секции в Советском Союзе были заточены на спорт и соревнования. А они ему к чему? Ради призов и материального благополучия тренера здоровье терять. В свое время он плотно пообщался с этой бандой выжимателей соков из глупых малолеток. Спорт такой же бессмысленный и жестокий конвейер.
Васечкин собрал инструменты и на выходе бросил: