Васечкин окончательно проснулся и осуждающе глянул на коллег:
— Два. Бал и материал в газету.
— Угу, — Никодимыч лихо подмигнул, — и рубашка в помаде. Снегурка оставила?
Кеша отвел глаза. Было дело, горячая оказалась актрисуля. Не смог устоять. Слабый он человек, далек от коммунистических идеалов.
— Вот силы и закончилась, — заржал аки конь Герман.
— Пей кофе и дуй в газету. Оттуда уже звонили какая-то наглая пигалица.
— Ириночка. Их ответственный секретарь. А пленки с балом проявили?
— Висят в сушилке. Театральные даже напечатали. Их директор также названивал. Тебя отбрехали, мол в лаборатории, очень занят. И знаешь, даже не соврали. Какая из них? — Брагин хитро подмигнул, вывалив на стол последние из снятых Кешей фотографии из артистической уборной.
Васечкин лишь махнул рукой на двух ёрничающих дедов, подхватил пачку со снимками для газеты и побежал на автобус. Хорошо, что Заволжск не Москва. Из центр можно попасть в любую точку города минут за пятнадцать — двадцать.
Сам Новый год он провел в общаге. Анжела умотала с родителями за город. Там была своя компания. Да и кто она ему по сути? Так что без претензий! Толком друзей он в этом мире не завел. Ни к чему было, да и некогда. Но и в общежитии все прошло довольно весело, да так, что под утро давно непьющий фотограф конкретно захмелел и был препровожден спать. Народ здесь жил в целом добрый и общительный. Друг за другом следили и ухаживали.
Утром ему от щедрот налили похмельного супчика, выставили бутылку пивка, и потому Иннокентий в кои веки провел целый день за телевизором и общением с простыми советскими гражданами. Второго в салон идти не надо. Это хоть и был рабочий день, но Кеше ввиду переработок дали отгул. Вот тогда и можно заняться неотложными бытовыми вещами, отодвинутыми из-за дикой загрузки. Ну и заодно денюжки посчитать честным трудом заработанные.
Ставка фотографа, плюс повышенные выездные, плюс гонорары из газеты, добавим к этому полставки лаборанта. Да еще добавим неплохие наличные за новогодние халтуры и выданную в последний момент нежданную Кешей квартальную премию в половину оклада. Так что должно выйти не хило для грядущей заначки. Жизнь в столице дорогая. Покупка финской дубленки и других шмоток здорово подкосила его бюджет. К тому же вскоре Анжела подкатит с новыми вещичками и впечатлениями.
От приятных фантазий на тему проведения времени со стройной блондинкой Иннокентия отвлек голос парня со второго этажа:
— Васечкин, тебя там кто-то по телефону спрашивает.
Евдокия Ниловна кивнула в сторону лежащей трубки. Строгая донельзя дежурная бабуля на самом деле оказалась страшной сластеной. Васечкин быстро раскусил её тайное пристрастие и время от времени подгонял в будку дежурной редкие сладости — зефир, мармелад, а то и шоколадные конфеты.
Зато он всегда знал, кто и когда ему звонил. А если был в это время в общежитии, то Евдокия Ниловна организовывала гонца.
— Иннокентий у телефона.
В трубке послышался смешок, а затем проникновенный бархатный голос:
— Кеша, ты не забыл, что обещал мне фотографии?
— Вера?
Вот так он и попал в лапы рыжей ведьмы. А точнее, актрисы городского драматического театра. Но с ней хотя бы весело. Бурлеск неоднозначных впечатлений и желаний. А Васечкин-Петров всегда был человеком любопытным. И раз он в новом для себя мире, то стоит попользовать все, что идет в руки. В том числе и поджарое тело молодящейся дамочки. Заодно знакомства нужные завести в иной сфере.
Так он и попал на тайное празднование Рождества. Это торжество советская власть нисколько не поддерживала, считая старорежимным и контрреволюционным выпадом в ее сторону. Что, в свою очередь, придавало заурядному действу некоторой таинственности и диссидентства. Да и публика была под стать. Актеры, художники, адвокаты и ушлые деятели с местного «черного рынка».
Вера стояла посреди освобожденной от мебели комнаты и декламировала стихи:
Хочу у зеркала, где муть
И сон туманящий,
Я выпытать — куда Вам путь
И где пристанище.
Я вижу: мачта корабля,
И Вы — на палубе…
Вы — в дыме поезда… Поля
В вечерней жалобе…
Вечерние поля в росе,
Над ними — во́роны…
— Благословляю Вас на все
Четыре стороны!
Боа на шее и сигарета в мундштуке придавили Вере нездешней изысканности. Глаза с потусторонним взором смотрели поверх голов, а голос жил отдельно от человека. Иннокентия всерьез зацепила за душу волшебная сила искусства. Какой бы актрисой Вера ни была, но актрисой была точно. Она умела владеть публикой и играть с нею. Но сейчас глаза рыжей ведьмы уставились прямо не него, как будто залезая ему под кожу и возбуждая низменные инстинкты.
«Гребаный Экибастуз! Да с ней быть рядом уже опасно. Приворожит и использует!»
Умные мысли иногда приходят вовремя. Кеша попятился тихонько назад и вышел из комнаты. В горле пересохло, и он двинулся на кухню. Фуршет был устроен по-советски просто и довольно убого с точки зрения человека двадцать первого века, пресыщенного сервисом кейтеринга.
Посредине огромного стола высились похожие на тазы миски с салатами и винегретом. Каждый брал сколько хотел. Колбасу и жареную курицу съели в первую очередь. Черный хлебушек жалко ютился с краю. И никаких деликатесов, морепродуктов и бутербродов с икрой. Такое приберегали для семейных посиделок.
«Не трогай! Это на Новый год!»
Тут же за столом уютно расположились истинные любители Бахуса. Среди богемной публики таких хватало. Неразделенная любовь к искусству, прерванная на взлете карьера, непонятый почитателями и ценителями. Оправданий можно было придумать много. Это проще, чем идти вперед, невзирая на сопротивление времени.
— Молодой человек, не чинитесь, присаживайтесь! У нас все по-простому.
Бородач с красным лицом тут же сделал предложение Иннокентию:
— Водочки?
Васечкин тоскливо осмотрел убогий стол. Коньяку ему в этом странном местечке точно не нальют.
— Вино хоть есть приятное? Водочки мне уже намедни хватило.
«Ну да! В сам Новый год он употреблял исключительно общенародное пойло».
— Попробуйте вот это!
Мужчина с претензией на богемность в виде приличного пиджака и шейного платка подал бутылку с «Букетом Молдавии». Иннокентий налил и попробовал.