— Это что такое, молодой человек? Что за авангард и вульгарщина?
Тон задавал очередная «серая мышь», но уже обличенная некоторой властью. Но Кешу было не так просто смутить.
— Это не авангард, Софья Павловна, а возвращение к нашему революционному прошлому. Посмотрите, пожалуйста, сюда. Или вы имеете что-то против пролетарской культуры первых лет советской власти.
Он протянул комиссии заказанный через третьи руки редкий экземпляр альманаха, посвященный советскому искусству двадцатых годов. А там было на что посмотреть. Члены совета и комиссии с интересом разглядывали фотографии и плакаты. Они родились позже, но со многим представленным были знакомы. Тетку же подвела элементарная культурная безграмотность. Которую при должном усердии можно было подвести, как политическую незрелость.
— Я подумал, что в то время, когда в столице нашей Родины проходит эпохальный двадцать пятый съезд КПСС и на следующий год мы будем праздновать шестидесятилетие Великой Октябрьской революции, стоит обратить внимание на наши революционные истоки. Вспомнить «комиссаров в пыльных шлемах». Вы ведь все обещали не забывать их во время вступления в партию. Вспомните, что сказал Леонид Ильич Брежнев во вступительном слове к 25 съезду — «Каждый коммунист должен выполнять собственные обещания!»
Члены высоко комиссии оторопело взирали на молодого претендента. Чего-чего, а подобного политического эпатажа они не ожидали. А грамотную заготовку ему сваяли старички-разбойники. Даже Семен Семенович, формально присутствовавший от горкома и скромно сидящий в сторонке, раскрыл рот от изумления. Светлана Михайловна, наоборот, нахмурила брови. Впечатления смазал ехидный старичок от Союза Художников. Эти уроды вечно топили набирающих силу конкурентов. Не хотелось им делиться ништяками, что щедро дарило членам Союза государство. Мастерские, средства на выставку,
— Но позвольте, при чём здесь женщины?
— Так мы экспозицию приурочиваем ко дню 8 Марта, — сухо пояснил член организационного комитета.
Художник ничего не понял, но благоразумно промолчал. Праздник революционный и, значит, идеологически важный. Совместить два, даже три в одном для товарищей из горкома очень радостно. Но «серая мышь» уперлась рогом и не унималась.
— И поэтому вы решили сразить всех эпатажем?
— Простите, а в чем он выражается? Ракурсы, свет, эстетика? Все из двадцатых годов. Это то время, когда закрепощенная женщина царской России благодаря советской власти обретала свободу. Строились детские сады, кухни-кулинарии, в первые у женщин появились социальные права. На отдых, отпуск и пенсию. Они начали активно участвовать в жизни страны. Отсюда и короткие прически, свободная, не мешающая спорту и движению одежда. Завоевания Октября, кстати, никто еще не отменял. Вы же сами отличный этому пример.
— Что? Почему?
Все с любопытством уставились на Васечкина. Такого горячего напора от претендента они явно не ожидали. Даже Светлана сменила гнев на милость.
— Ну, вы же свободно получили отличное образование. Вы смогли заняться общественной деятельностью наравне с мужчинами. И даже добились на этом поприще некоторых успехов. Скажите, это было бы возможно при прошлой буржуазном режиме?
— Нет, конечно! — тетку внезапно проняло. Может, она и была «серой мышкой», но не дурой точно и быстро смекнула, куда клонит Васечкин. Феминизм в этом времени понимался превратно с четким пролетарским эффектом. — Ну, если вы так считаете…
Члены комиссии начали переглядываться между собой. Никому не хотелось залезать глубоко в идеологические бредни, тем более в присутствии представителей партии и комсомола. Ну его на фиг, подумали они и начали обсуждать конкретные фотографии. Этого Иннокентию и было надо. Несколько по-настоящему эпатажных снимков он принес специально, потому с легкостью от них отказался. Еще пару откровенно художественно слабых жестко отрецензировал «Художник». Васечкин немного с ним поспорил для порядку, и в конце концов, признал его правоту, удостоившись от старого пердуна снисходительной усмешки. Но зато тот принял остальные фотографии вполне благосклонно, повлияв тем на мнение высокой комиссии.
После отборочной довольного Васечкина перехватил накоротке Семен Семенович.
— Ты где так научился подковано соловьем заливать, Кеша?
— Учусь, Семен Семеныч. У нас же большие перспективы впереди вырисовываются. Надо соответствовать.
Руководитель отдела горкома партии хмыкнул.
— Ну все лыко в строку. И главное — как политически грамотно. Я тогда, пожалуй, на твою выставку товарищей из обкома приглашу. У тебя и в самом деле есть на что посмотреть. Так держать! Май уже скоро!
Не успел Васечкин проводить взглядом куратора, как услышал бархатный голос комсомолки:
— Кеша, а ты часом не охренел?
— В чем проблема, Светочка?
Серые глаза женщины полыхали скрытым гневом. Или неутоленным сексуальным голодом. Иннокентий внезапно понял, где проведет сегодня вечер и ночь, и начал раздумывать, что следует купить к романтическому ужину. Тут же озвучив свои размышления старой подруге. Рязанова непритворно задохнулась от совершенно искреннего возмущения. Но по глазам было заметно, что согласна на все.
— Красиво, — заметила ухоженная светловолосая дама, кого-то неуловимо напоминающая. — Но ощущается влияние американского пин-апа. Не так ли, молодой человек? Вас, кажется, Иннокентий зовут? Мне дочка о вас рассказывала.
С нутряным ужасом Кеша осознавал, что эта важная дама из отдела культуры, и есть мама Анжелы. Он же в том будущем мире её никогда не видел. Хоть и блондинка, но дочь на нее нисколько не похожа. Её в Швеции принимали за свою. Какая порода!
«Нет, её я трахать не буду!»
— Каюсь, использовал некоторые моменты. Подумал, что стиль двадцатых годов в производственном антураже будет смотреться несколько вычурно. И решил смягчить его.
— И этим придали эротизма своим снимкам?
«Вот это глазища! Смотрят прямо в душу!»
— Ну, каждый понимает в меру…
— А вы нахал, Иннокентий.
— Стараемся.
— Теперь понятно, что дочка в вас нашла. Но будьте осторожны, молодой человек, на тонком льду не поскользнитесь.
— Тамара Алексеевна, какими судьбами?
Семен Семенович, как всегда, появился вовремя. Он сегодня буквально сиял. Выставка прошла на ура и, видимо, очень понравилась гостям из области.
— Да вот столько разговоров о молодом даровании…
— И правильно говорят! Иннокентий стал событием года. Кеша, готовься ехать дальше.
— Куда, Семен Семенович? — растерялся Васечкин.
— Сначала в область, а там и… Еще увидимся! — Шпаков растворился в наступающей вечерней тьме, а Иннокентий перехватил любопытный взгляд мамы Анжелы. От нее не утаилось их с Семен Семеновичем тесное знакомство. Видимо, мамаша уже прикидывала, как бы покладисто уложить свою дочку в постель новому фавориту. В семидесятые это тут же подразумевало брак и последующие преференции.
«Мадам, вы опоздали. Да и дочурка ваша думает уже совершенно иначе. Что поделать, другое поколение!»
Васечкин считал, что золоченая молодёжь уже в эти годы ведет себя, как начнут все остальные лет так через десять-пятнадцать. Они первые поняли, что все вокруг тухнет и впереди большие перемены, к которым стоит подготовиться.
Идея созрела во время просмотров старых советских черно-белых фильмов. В будущем Иннокентий такие терпеть не мог, и ничего кроме цвета не признавал. А здесь телеканалов всего было ничего и по взятому напрокат телевизору смотреть особо нечего. И внезапно Васечкин открыл для себя кино двадцатых и тридцатых годов. Наверное, все-таки глубоко в душе он был художник. Или им был тот отравившийся насмерть Васечкин. Так или иначе, но «стайл» тех лет ему однозначно зашел.
Осталось придумать концепт и воплотить его в жизнь. И еще прикинуть, как выгодно подать это партийно-профсоюзной публике. Технические решения Кеша взял на себя, а с идеями помогли старички-разбойники. Они пришли в полный восторг и с большим энтузиазмом достали Кеше старые журналы, тот альманах и плакаты. Посмотрев оказией знаменитый «Броненосец Потемкин» и изучив под лупой известные фотографии Александра Родченко и Бориса Игнатовича. Васечкин продумал эскиз будущих снимков, согласовав попутно с Корзоном идею. Проекту был дан «зеленый свет». Выделена техника и материала. Даже с машиной помогли.
Началась горячая пора. При покровительстве высокого идеологического начальства договориться с руководителями предприятий, цехов и учреждений было не так сложно. Партий сказала надо — начальник участка заткнул луженую глотку. Отбор моделей также не занял много времени. Эпоха гламурных красоток с утиными ртами и силиконовыми титьками еще не наступила. Все выглядело предельно натурально и ёмко.
Для мейкапа и создания причесок уже был присмотрен человек с их комбината. Иннокентий часто ездил с ними в район и потому был со многими работниками знаком накоротке. Тем более что каждый выезд оплачивался. Плюс используемая польская косметика должна была отойти после съемок Наташке, что помогала ему создавать образ каждого снимка. С освещением в цехах было так себе и потому зашевелилась техническая мысль Васечкина. Паяльник, провода и старые вспышки, дождевые зонтики и растерзанные экраны для кинофильмов превратились в итоге в подобие софтбоксов и отражательных зонтиков. Что здорово помогло выстраивать нужный свет и не использовать пленку высокой чувствительности. Кеша отнюдь не был поклонника зерна или искусственного шума.
Изображение должно быть четким и контрастным!
Съемка проходила на салонный фотоаппарат «Салют». Директор «Юпитера», не скупясь, выделил кучу Ролфильмов, как и бумагу. Фонды у него имелись. Это же престижно, когда фотограф салона участвует в знаковой выставке. Народ в Союзе был в меру простой, но временами здорово настырный. Предложений о помощи во время фотосессий было больше, чем требовалось. Каждая съемка в итоге превращалась в целое шоу с шутками, прибаутками, с попутной съемкой бэкстейджа. Народу такой подход нравился. Никакой элитарности, а настоящий выход искусства в массы!