— Это мой дом. Я должна приветствовать тебя.
— Слабая надежда, что это произойдет, — сказал он. И он был прав. Квартира, огромная по нью−йоркским стандартам, была заполнена огромным количеством людей, которые вытирали поверхности, переворачивали подушки и, как правило, совали нос, куда не следовало.
— Где моя сестра?
— В спальне с твоей матерью. Мне нужно задать вам несколько вопросов.
Она проигнорировала его. Он был гораздо более приятным собеседником, когда не ссорился со своей девушкой, но сейчас ему явно не хватало чувства юмора, поэтому ей стоило следить за своими словами.
Квартира была похожа на железную дорогу, то есть, чтобы добраться до кухни приходилось идти через спальню или ванную комнату, поэтому обе спальни были открыты, чтобы люди в жилетках NYPD17 сновали туда−сюда как кролики. В спальне её ждало душераздирающее зрелище. Руби плакала на кровати, а рядом с ней присев на краешек сидела мама, она гладила ее одной рукой по спине пытаясь утешить, а в другой держала мобильный телефон и с кем−то разговаривала.
— Нет, я знаю, что ей не о чем беспокоиться, но я не буду заставлять её испытывать неудобства только потому, что ты не сдвинешь свою задницу с места, пока не произойдет катастрофа. — Голос мамы ничего не выражал, но по словам было ясно, что она в ярости.
Она продолжила, как будто человек на другом конце провода не произнес ни слова.
— Я никогда не просила тебя ни о чем. Даже когда я воспитывала двух детей одна в проклятом гетто, я никогда не просила у вас ни копейки, ни одного одолжения, я делала костюмы для твоих девочек на Хэллоуин и научила их шить одежду для кукол. Я люблю их. И мне нужно, чтобы ты вытащил свою задницу из того места, где ты сейчас, сходил в Южный Мидтаун, и получил пару ответов с таким же удовольствием, как я помогала твоим детям.
Ах. Это дядя Грэхем, адвокат в запонках.
— Я не хочу это слышать, я не хочу это слышать, я не хочу это слышать! — Начав длинными, стремительными, спокойно озвученными предложениями, мама закончила подростковыми диалогами с братом. Фантастика.
Лора схватила телефон.
Дядя Грэхем еще продолжал говорить.
—…обвинения в чем-то.
— Дядя Грэхем? Это Лора.
— Ты можешь ее успокоить?
— Думаю, что нет.
— Если я начну узнавать что−то об обвинениях Руби, будет казаться, что она что−то скрывает.
Лора посмотрела на свою сестру, полностью разбитую сложившейся ситуацией, и маму, которая пыталась держаться и чувствовала себя такой одинокой, как никогда.
— Может быть, вы сможете приехать после ухода полицейских и объяснить, что произошло? Или, может быть, у вас есть какие−нибудь контакты в нью−йоркском департаменте, и вы сможете что−то узнать? Это не должно быть большой проблемой. Просто знаете, чтобы они не чувствовали себя никому не нужными?
— Я слышал, что ты несколько месяцев назад попала в беду и не позвонила мне.
— У меня все было под контролем, — солгала Лора.
— Не говори своей сестре, — сказал он, — но ты всегда была моей любимицей.
— Спасибо, дядя Джи.
Вошел Кангеми с серьезным лицом и пригласил девушку проследовать за ним.
— Я должна идти. — Лора бросила телефон на кровать и пошла за детективом на задний двор.
На заднем дворе мама уже начала размечать границы грядок и бордюров. Маленький навес над домом защищал длинный металлический стол с коробками с луковицами, горшками и мешками с почвой и компостом. Все это было перенесено из кухни Руби после эпического скандала на тему «личное пространство и чистота против удобства использования квартиры для озеленения сада». В итоге летняя кухня стала личной кухней Руби. Переезд мамы из городской снимаемой квартиры вновь пробудил её любовь к садоводству, и сезон высадки луковиц не будет упущен, даже если придется проходить через маленький личный кусочек рая Руби.
— Ты действительно расстроил мою сестру.
— У нас есть ордер.
Лора хотела сказать ему, что он ведет себя как назойливый придурок, но было трудно это сказать тому, к кому обращаешься «детектив».
— Ты никогда не называл мне своего имени, — сказала она.
— Прекрасно годится и «детектив».
— Так что ты хочешь? — Спросила она. — Сегодня был долгий день.
— Ты видел, чтобы Томасина что−нибудь принимала? Таблетки? Выпивала? Нюхала?
— Это для протокола?
— Пока что между нами, но я оставляю за собой право пригласить тебя на допрос, если решу, что ты можешь рассказать больше.
Лора мысленно вспомнила утро. Она прокручивала в голове все моменты, когда она видела Томасину и в предыдущие недели на примерках или болтающей с Руби в офисе. Она все время думала о том, что присутствие модели раздражало ее, как и сплетни, которые отвлекали Руби от работы. Томасина проводила каждый свободный перерыв между показами у них в офисе.
— Кажется, я всего три раза видела, как она ела за все три месяца. Она считала свое тело уродливым.
— И что из этого получилось?
— Злые нападки с немецким акцентом.
— Поскольку это второе убийство, которое произошло в радиусе десяти метров от тебя, я бы хотел свести к минимуму остроумные замечания.
Он действительно был забавнее, когда его девушка стирала ему вещи.
— Ее рвало. Их всех рвет. Это похоже на рефлексы. Их желудки — временные сосуды для салата и миндаля.
— И ты им это позволяешь?
— А что ты хочешь, чтобы я сделала?
— Ты должна сообщить об этом MAAB.
— Знаешь что? Вся эта возня с присматриванием за моделями начинает надоедать. Кто докладывает на футболиста средней школы, который по четыре часа в день качается в тренажёрном зале, чтобы набрать массу? Кто сообщает на борцов сумо, которые столько едят, что не могут носить штаны? Как насчет актера, который теряет вес, чтобы сыграть жертву Освенцима? Кто сообщает об этих людях? Никто.
— Это потому что…
Она все это уже слышала.