Джереми отбросил пустую бутылку.
— Ну, теперь, когда показ прошел, ты можешь больше времени уделять своему парню. Ему может не понравиться твой график работы.
— Кому?
— Парню в велосипедных шортах. — Джереми махнул рукой, словно нарисовал имя в голове.
— Стью?
— Да, ему. Как−то он брал у меня интервью.
— Он не мой парень.
Джереми втянул губы, и нижняя часть его лица сильно напряглась. Она подумала, может быть, он пытался не улыбаться, но затем выкинула эту мысль из головы.
— Руби сказала…
Лора оборвала его.
— Руби живет в надежде и воображении. Мы с ним расстались, даже не начав встречаться.
— И как ты себя чувствуешь? — Он снова улыбался, и это испугало ее почти так же, как и его вопрос со словом "чувствовать". Джереми не спрашивал о чувствах, не говорил о них. Чувства не были бизнесом.
— Я чувствую себя хорошо, — ответила она.
— Хорошо. Я очень счастлив слышать это. Очень счастлив.
Он выглядел так, словно хотел сказать больше, но Лора уже не смогла придумать причину задержаться еще немного. Выходя, она оглянулась на него. Джереми стоял перед столом Рене, улыбаясь.
Когда она вернулась в свой демонстрационный зал, то сразу же положила чеки обратно в кошелек. Убирая пузырек с таблетками обратно во внутренний карман косметички, Лора натянула рукав свитера на ладонь и открыла крышку, высыпав маленькую капсулу себе на ладонь. Хуже уже не станет, подумала она и спрятала капсулу в карман пальто. Затем она взяла мобильный телефон и проверила новые сообщения. Ничего. От «Bobcat» было последнее. Она догадалась, что все знают, что нет смысла писать мертвой женщине.
«Bobcat».
Идиотка. Конечно, это был Боб Шмиллер. Она поразилась его полной долбанутости. Лора разозлилась словно была Иваной и задалась вопросом, вложил ли он капитал в «Портняжный сэндвич», чтобы получить доступ к Томасине, обдурив Ивану с ее мечтой о собственной компании. К тому времени, как она переупаковала сумку, Лора была в ярости. Она не хотела иметь ничего общего с Бобом. Затем Лора подумала, возможно, просто возможно, ей следует узнать его немного лучше, если она хотела выяснить, кто убил Томэзину Вент.
Лора положила сумку на стол с запиской для Корки, что тоут принадлежит Томасине. И оставила визитку Кангеми, поэтому Корки мог позвонить полиции, чтобы они приехали и забрали ее. В офисе больше нечего было делать, и было слишком поздно возвращаться в постели в Бэй−Ридж, поэтому она отправилась на съемку.
Глава 5
В поезде в Уильямсбург было так тихо, что Лора, задремав под стук колес, чуть не пропустила Бедфорд−авеню. Когда она вышла, на часах было четыре часа. До начала рабочего дня оставалось два часа, и бары уже закрывались. Завсегдатаи, которые гуляли в ночь со вторника на среду, потихоньку выползали на улицу. Под светлеющим небом блуждали такси без лицензии, жужжа радио и замедляясь возле станции, выискивая слишком пьяных, неспособных самостоятельно добраться до дома.
Лора нашла закусочную, работавшую вероятно с 70−х годов, старомодную настолько, что стала дико модной. Парень за стойкой выглядел так, словно он спал под грилем на металлических кухонных принадлежностях, когда не перебирал засаленные счета негнущимися пальцами. Она присела за стойку, пытаясь не замечать радужные полупрозрачные хлопья, плавающие на поверхности кофе. Газета лежала в пределах досягаемости — Daily News, свернутый заголовком вниз. Лора пододвинула её ближе и открыла. Проходя мимо киосков, она старалась не смотреть на них, потому что знала что то, что она не хотела видеть, будет на первой полосе. Она была права, но ее страхам, что там окажется её истощенное лицо, не суждено было сбыться. Работа Томасины состояла в том, чтобы быть на обложке, и она делала ее даже после смерти. «СУПЕРМОДЕЛЬ ТОМАСИНА ВЭНТ УМЕРЛА В ВОЗРАСТЕ 27 ЛЕТ»
Лора поняла, что не знала, сколько лет модели, так как это обычно не обсуждалось. Рабочий возраст этих красивых девушек был слишком коротким. Всего лишь окно между восемнадцатью и двадцатью пятью. Либо женщина была слишком молода, и ею интересовалась МААВ, либо она была слишком стара и ею не интересовался никто. Поэтому, они лгали. Все они. И их агенты лгали. Потому что требовалось два года, чтобы создать из девушки настоящую модель, а затем агенты хотели достаточно времени, чтобы извлечь из этого выгоду, прежде чем она родит или наест себе талию в непригодные двадцать семь с половиной дюймов19.
На первой странице была ссылка на продолжение статьи, но она в любом случае знала больше, чем журналисты. Портновский Сэндвич, наряду с именами ее и Руби, появился внизу первой страницы. Кроме того, Томасина была представлена в своем первом наряде — костюме из искусственного шелка, который окутывал ее как папиросный дым вешалку.
История продолжалась на одиннадцатой странице, Лору поразило собственное лицо на потрясающем черно−белом снимке. Первый показ ее коллекции, и она не могла накрасить ресницы? Неужели она так и будет всю жизнь ходить с дико распахнутыми глазами и волосами как стог сена? И почему они не напечатали Руби, которая всегда выглядела так, как после фотошопа, даже когда просыпалась с похмелья и раздраженной? Красивые новости снаружи, и ужасные внутри. Как она и предполагала. Ей потребовалась еще одна минута, чтобы прийти в себя от культурного шока, вызванного собственным портретом, прежде чем добраться до самой истории.
«Мисс Вэнт была основателем Фонда Белой Розы, спасательной миссии для молодых девушек в Восточной Европе. У нее остались брат Рольф Вэнт и сестра Ханна. Оба живут в Берлине».
Статья не упоминала, что она была одной из наследниц «ostalgie» — старой гвардии восточногерманского богатства, которой удалось заставить толпы протестующих защищать их, заявив, что новая демократия поможет им присоединиться к Вэнтам в новой меритократии20 богатых. Затем они сыграли на ностальгии довоенных дней и красоте восточногерманских деревень, чтобы удержать демонстрантов в страхе. Для этого они использовали страсть и гнев скинхедов, которые хотели вернуться к старой Германии. Блестящая игра, хотя и сомнительная этически.
Когда Лора увидела фотографию Рольфа, она поняла, почему его сестра от стыда за свою семью предпочла вообще стать сиротой, и почему звездные таблоиды упоминали только её мертвую сестру. Рольф Вэнт был скинхедом, и довольно злобным на вид. Она надеялась, что он остался в Германии.
Здание «Lancaster Glass» возвышалось громадной стеклянной махиной над набережной, приковывая к себе внимание проектировщиков, журналистов и активистов. Здание было в двадцать два этажа из толстого красного кирпича со стальными створчатыми рамами, которые были в основном сломаны, но это было не потому, что район был «плохой», и не потому, что жителям окрестных домов было все равно. Напротив, здание считалось одним из самых ценных объектов недвижимости в городе. Еще в восьмидесятые годы, когда динозавры бродили по земле, а Уильямсбург был центром стекольной промышленности города, «Lancaster Glass», которая владела зданием с 1850 года, оставила свой завод, склад и перевела свои производственные цеха в Китай. Никто не заботился о здании до конца девяностых. А затем озаботились все.
Окна от пола до потолка. Наружная кирпичная кладка. Захватывающие дух виды на город. Открытые площадки. Описание здания звучало как копия объявления от риэлтора до того, как было заменено первое поврежденное окно.
Но застройщики сразу же наткнулись на камень преткновения. Если бы все юридические вопросы с этим зданием были так легко решаемы, то его бы уже не было. Здание было заложено у трех сторон, каждая из которых хотела продать или переделать здание сразу, и был наследник — Кэтрин Ланкастер, которая ничего не делала. Кэтрин хотела вернуть производство в Бруклин. Это была единственная причина того, что здание не было преобразовано в апартаменты, хотя активисты, которые полагают, что Нью−Йорк не нуждается в еще одном роскошном кондоминиуме, любили думать, что они имели некоторое отношение к срыванию сделки после соглашения. Застройщики со своей стороны, были более терпеливыми. Они просто ждали, когда Кэтрин умрет. Она, между тем, зарабатывала неплохие деньги, сдавая в аренду площади для модных съемок и фильмов.
Лора спустилась по Второй Южной улице к воде. Здание «Lancaster Glass» стояло посреди пустой набережной, как большой столб на краю земли. Желтые знаки со стрелками, загадочно обозначавшие фонарный столб, направляли ее к входу в воду. У оператора лифта был планшет. Она знала его, поэтому он впустил ее и щелкнул дверью за ней. Олли был хорошим парнем с потрясающей памятью на лица. Он любил управлять лифтами больше всего на свете, и даже надел свою форму для этого двухчасового полуночного концерта в Уильямсбурге.
— Привет, Олли, — поздоровалась Лора. — Уже кто−то подъехал?
— Ремонтники — одиннадцать человек. Команда по безопасности. Они с веревками и сетями, верно?
— Да, я полагаю.
— Ваш фотограф и его помощники тоже приехали сюда. Он немного… — Олли покрутил указательным пальцем у виска.
Она кивнула.
— Да.
— Модель пришла рано, и он стал нюхать ее дыхание. Как щенок. А затем он прошептал что−то на ухо другой девушке, и та сказала: «Чейз благодарит тебя за то, что ты не блевала перед съемкой, и хочет, чтобы ты знала, что это запрещено». Честно сказать, я хотел блевануть ему немного на ботинки, чтобы посмотреть, что он будет делать.
— Орать, как подстреленная выпь, вот что, — ответила Лора. — Запах сводит его с ума.
Он распахнул двери и подмигнул ей.
— Одиннадцатый. Кофе налево.
Кофе был именно тем, о чем Лора думала. Она намешала себе чашку, затем направилась прямо к крыше, где должна была состояться съемка. В какой−то момент она, возможно, даже немного выпила, но следующий час был потрачен на подготовку и обсуждение деталей со стажерами, макияжа с Монти, одеждой с Марией и Карлосом, отвечающими за одежду и аксессуары, которые прибыли в высоких чемоданах на колесах, и, Руби, которая появилась за минуту до того, как Ровена вышла из-за занавеса.
— Ты в порядке? — спросила Лора.
— Они опечатали мою квартиру. Я даже не могу войти.
— Они объяснили тебе, почему они это сделали?
— Нет. — Она покачала головой, словно пытаясь ослабить шестерни. — Как дела у Чейза?
Фотограф, с его фирменной длинной копной кудрявой черной шевелюрой и кепкой, делал то, что всегда делал перед съемкой — держа камеру на груди, стоял прямо на пути и глядел вдаль. Он ни с кем не разговаривал — предварительно проинструктировал свою женскую команду, нашептав им инструкции на ухо. Они установили сетку над краем здания, а затем еще одну, большую пониже, и висячий паллет для Чейза и его бесшумной камеры.
— Он не доволен Ровеной, — сказала Лора. — Томасина работала с ним сто раз. Она могла читать его мысли. С Ровеной ему придется поговорить. И она, очевидно, кутила ночью.