— Там, откуда мы родом, мы не можем свободно передвигаться. Мы не можем покинуть усадьбу. Все нас знают, и есть те, кто очень быстро покончит с нами. Ей нужно было другое имя. Мне тоже.
— Чтобы, она могла сходить в продуктовый магазин?
— Разумеется, — сказал он, словно уступая.
Она посмотрела на часы, и пошла в сторону Ровены с браслетами, бросив через плечо:
— Бумажник был у меня сегодня утром, но сейчас должно быть он у полиции.
Рольф остановился на секунду, словно хотел узнать больше, а затем ушел.
Съемка продолжилась еще два часа, большая часть из которых была потрачена на подгонку одежды, прически, и макияжа Ровены. Чейз использовал пленку, а не цифру, и не менял его ни разу. Все, что было снято за эти три часа, было на одной пленке. Фотографы обычно нажимали на затвор и держали там палец, пробивая сотни кадров, чтобы получить один точный. Лора спросила об этом одного из его помощников.
Девушка, которой она дала бы не больше двадцати, ответила:
— Ему нужно пять кадров для композиции и десять, чтобы дать редакторам что выбрать. Но он всегда знает, когда снимать, и он всегда это понимает. Он потрясающий — прошептала она со слезами на глазах.
Они получили доступ к крыше сарая девять футов высотой с лестницей, которой заканчивалась металлической дверью. На последней съемке Ровена сидела наверху, широко расставив ноги, смело представляя платье из темно−серых прорезиненных драпировок. Она повернулась на камеру, что бы было видно красную отсрочку по подолу.
Где−то раздался звон телефона, и Ровена отошла от верхней части сарая и спустилась по лестнице к крыше здания. Съемка была окончена. Она попрощалась мимоходом, мчась в Центральный парк, на показ, взяв туфли на платформе в руку.
Руби выглядела обеспокоенной, наблюдая, как Чейз собирает свою камеру и уходит.
— Говорят, он может получить все в пятнадцати кадрах, — сказала Лора.
— Да.
— И Ровена выглядела великолепно.
— Да.
— За исключением коричневого пятна на ее лодыжке.
— Да.
— Руби, что у тебя на уме?
— Откуда ты узнала это имя? Сабина Фош?
Лора не хотела признавать, что она дважды совала нос в сумку Томасины, поэтому она сказала приблизительную правду.
— Я нашла ее сумку в обуви и открыла кошелек.
— Так ты узнала о Бобе?
— Да.
Руби повернулась и посмотрела ей в глаза.
— Ты всегда выглядишь такой хладнокровной сучкой, как будто тебе на все плевать, кроме бизнеса. Но это не так. Ты говоришь ужасные вещи о Томасине и продолжаешь дальше жить своей жизнью, как будто ничего не случилось. Но ты собираешься выяснить, почему она умерла, не так ли? И отомстить за нее.
Лора закатила глаза. Руби схватила ее за плечи и воскликнула:
— Стью!
— А что с ним еще?!
— Он знает всех и вся. Мы можем спросить его, что он думает.
— Руби, нас ждет работа. Корки в салоне один.
— Все на показах. Давай. Во всяком случае, ни у кого нет денег на покупку до конца месяца.
— Час назад ты говорила мне не лезть не в свое дело
Но Руби, непостоянная ведьма, уже тащила ее по улице на восток до Бедфорд−авеню, где гуляли хипстеры, художники и безработные.
Глава 6
Для некоторых людей девять утра было слишком рано, судя по их мутным глазам и медленным походкам по проспекту. Очередь уставившихся в телефоны бородатых мальчиков и девочек с волосами цвета хурмы, обвивала парадную дверь кофейни. После помоев на съемке Лору соблазняла мысль встать в конец очереди, прекрасно понимая, что этим лишь оттянет неизбежное. Руби, почувствовав ее замедленный темп, наоборот ускорилась у кофейни.
— Я не знаю, что заставляет тебя думать, что Стью все знает, — пробормотала Лора.
— Не то, что он знает, а то, что он может узнать, и что может выяснить.
При других обстоятельствах Стю был бы первой инстанцией в любое время, когда что−то беспокоило ее или казалось неправильным. Но между ними все изменилось. Или они изменились не так, как ожидали. И вся эта путаница привела к дискомфорту, которого Лора изо всех сил старалась избежать.
После того, как убийца Грейси был найден, всем стало известно, что Лора и Стью встречаются. Надаль регулярно стал называть их парочкой, раньше, чем они даже стали держаться за руки, а Руби, свободная от помолвки с придурком Майклом, отдала все свои свадебные эскизы Лоре. Это настолько въелось в сознание, что Лора с головой сразу же погрузилась в семидесятичасовую рабочую неделю, а Стью начал писать статью об убийстве Померанц и ее участии в расследовании. И время, которое они должны были провести в полутемных ресторанах и за закрытыми дверями, проводилось с Лорой, сгорбившейся над ее работой и отвечавшей на провокационные вопросы Стью о двух неделях в феврале, когда она распутала дело о подделках и убийстве Грейси. Затем Стью предложили написать статью для «Нью−Йорк таймс». Но они потребовали еще пять тысяч слов и три месяца исследований, а темп работы в самом престижном журнале в мире — со слов Стью — превратили его в отшельника. Он даже бросил работу курьера, работу диджея и свою стажировку в журнале «Cultcha Bustas».
Потом, когда она скрепляла ромбовидную промежность брюк «Парсиппани» и думала обо всем, кроме него, он позвонил. После обычных любезностей он сказал:
— Я должен тебе кое−что сказать.
Все еще слишком глупая, чтобы волноваться, она ответила:
−Хорошо, что у нас есть телефоны.
— Ну, — начал он, а затем остановился. Это был первый раз, когда ему когда−либо было неудобно говорить что−либо вообще, и хотя она заметила это, Лора не прекращала скреплять штаны ни на секунду.
— Ты бы мог говорить, вместо того чтобы делать то, что делаешь. — Она сказала шутливо, но он искал способ начать беседу, и через несколько недель она поняла, что преподнесла его на серебряном блюде.
— Мы очень результативны, я и ты, — сказал он. — Мы идем на ужин, и я приношу свою записную книжку. Мы встречаемся в твоем офисе на обед, потому что ты не можешь прекратить свою работу.
— Да. — Она вытащила брюки из формы и вывернула их наизнанку, заправив одну брючину в другую, чтобы проверить средний шов. Дефекты, обнаруженные во время примерки, не были заметны на образце, но вывернув брюки таким образом, она увидела, что форма изменилась во время шитья.
— Мы фактически не ведем себя как люди, которые встречаются, — продолжил он.