Лора села.
Иванна спустила с рук собаку и положил обе ладони на стол.
— Тебе нужны деньги или нет?
— Конечно.
— Прошлым вечером, я была очень груба с тобой, признаюсь. Но я думаю, что у тебя есть шанс добиться успеха, моя дорогая. Очень большого. И я хочу, чтобы это произошло.
— Честно говоря, госпожа Шмиллер…
— Иванна.
— Иванна. То, что ты сказала прошлым вечером, было правдой. Томасина умерла на нашем шоу, ну, я имею в виду, что репортеры вовсю снуют вокруг меня, полицейские изучают все на меня. Думаю, это конец.
Пьер тяжело вздохнул.
— Конечно, ты имеешь в виду…
Взгляд Лоры заставил его замолчать.
Но Иванна не отвела от Лоры своих внимательных глаз.
— Ты беспокоишься о полиции и газетах?
— Я не беспокоюсь, — сказала Лора. — «Беспокоиться» означает, что я трачу свое время на вещи, которые не могу предсказать. Но, серьезно, полиция опечатала квартиру моей сестры, а моя, вероятно, следующая. Так что я могу предсказать, что что−то вонючее ударит по вентилятору, а это значит, что у нас не будет времени уделить этому необходимое внимание. И я знаю, что Акико Камичура делает обвиняющий нас репортаж. У меня просто нет средств или времени, чтобы бороться с этим и продолжать вести бизнес. Поэтому, вы можете сказать Бобу, что я сожалею, что потратила впустую его деньги? Я чувствую себя ужасно из-за этого.
Ивана отмахнулась от ее слов словно от надоедливого комара.
— Мой муж не знает, как потерять деньги. Его потери приносят прибыль. Это болезнь. — Она показалась Лоре очень раздосадованной и в тоже время по−настоящему гордой.
Лора затаила дыхание, затем протянула руку.
— Мне очень жаль, так или иначе. Было приятно работать с вами, но мы закрываем дело.
Словно порыв сильного ветра в комнату ворвался Джереми с образцом меха в руках. Он выглядел удивленным, увидев Иванну.
— Иванна! Невероятно. Я только подумал о тебе.
Пока длились приветственные воздушные поцелуи и объятия, Лора сообразила, кому писал Пьер. Она посмотрела на него, он подмигнул в ответ.
— Можешь поверить какое качество в коллекции этих девушек? — спросил Джереми. — Эта ткань… — Он сбросил пурпурный шерстяной креп. — Сто пятьдесят ярдов и окрашенные в Северной Каролине, потому что цветок, который дает такой цвет, растет только в этой Аппалачской долине. Потрогай.
— Цвет прекрасен, но…
Джереми прервал ее.
— Я не могу в это поверить. — Он вытащил кожаный бомбер из кучи. Он усмехнулся, так, что это звучало по−настоящему, но Лора знала, что это надето. Джереми так не смеялся. — Я как раз принес тебе этот образец. — Он держал искусственный мех в руке сравнивая с искусственным мехом на воротнике. — Ну, похоже, я не смогу сейчас его использовать. Посмотри на это, Иванна. На ощупь как настоящий, не так ли? И мы можем использовать его, мы не должны отталкивать наших молодых клиентов. Они не хотят убивать животных.
— О, пожалуйста, — скрипнула Иванна. — Это кожаная куртка.
— Они думают, что остальная часть коровы съедена.
Иванна и Джереми рассмеялись над шуткой о глупости своих клиентов, и Лора увидела, что он сделал. Он говорил на ее языке. Он вошел в комнату, ища способ договориться с Иванной, и тут же нашел его. Что бы это ни было, но Лора нуждалась в его способности оценить человека за полсекунды и использовать его, чтобы получить то, что он хотел. Он проворачивал это фокус с рабочими в своей мастерской, играя на их страхах, делал это в салоне, играя с покупателями, чувствуя их желание быть модными, и он сделал это с Иванной, показав одежду из коллекции, которая понравилась бы ей и сгладив то, что ей не нравилось.
— Джереми, — сказала Лора, — это конечно замечательно, но мы роемся в трупе. Мы закрываемся.
— Что прости? — Он повернулся спиной к Иване и посмотрел на Лору и она остро осознала тот факт, что он точно знал, что происходит. — О, верно. Ты уходишь. Увидимся завтра. Зайдем утром за кофе.
— Нет, — сказала Лора, — мы уходим из бизнеса. Мы обанкротились. Заканчивающиеся деньги и смерть Томасины… Слишком много, чтобы с этим справиться.
— Она мертва. Что она теперь может тебе сделать? — спросил Джереми.
— Акико Камичура и ее команда, или кто−нибудь еще, кто нацелен на нас. Они запустили историю о наших отношениях с ней, которая, я думаю, подразумевает, что мы как−то связаны с этим, и полицейские вовсю копают под Руби.
— Как это больше, чем проблема пиар−отдела? — Он перевел взгляд с Лоры на Иванну и обратно. — Найми «Tintell & Ives» и они превратят это в прибыль.
— Что? — Воскликнула Иванна. — Они окончательно погубят бизнес. Нет, дорогой. Мы должны использовать Грейсона. Они мои, и они потрясающие. Да, конечно, ты прав. Это не более чем проблема пиар−отдела. Мы разберемся с этим в кратчайшие сроки.
Лора сложила руки.
— Я не могу позволить себе нанять «Greyson Management», чтобы открутиться от всей этой ситуации.
— Не оскорбляй меня, — воскликнула Иванна. — Они у меня на постоянном контракте. Я плачу им за безделье. Решено. Мы остаемся открытыми, и Грейсон займется этим завтра утром.
Лора была уверена, что это было решено без нее, и она не возражала. Пьер и Иванна ушли в приподнятом настроении, оставив ее и Джереми в одиночестве среди хаоса демонстрационного зала.
Она подняла платье из шерстяного крепа и мысленно дала себе затрещину.
— Боже, я чувствую себя такой шлюхой. — Она запнулась, вспомнив историю Пенелопы. Не справедливое сравнение. — Она все покроет блеском, а я должна буду просто стоять и смотреть.
— Ближе она полезнее. — Он повесил кожаную куртку, наклонившись над ней для этого. Движение было совершенно ненужным, так как на его стороне было много места.
Она посмотрела ему в лицо и увидела, что он делится с ней глубоким секретом, секретом, как использовать людей, чтобы получить то, что вы хотите. Ее слегка затошнило, и она не знала, было ли это потому, что идея была отвратительной или возбуждающей.
— Ее идеи неплохие, — продолжал он, — но их нужно обуздать. Используй их. Весь трюк состоит в том, чтобы принять ваши собственные идеи и заставить ее думать, что они ее. Если ты дашь ей раскрыться с творческой стороны, она использует свое влияние, чтобы в эту дверь вошли нужные люди. А у нее есть влияние, Лора. Не стоит недооценивать, насколько это важно. За честность никаких призов не дают.
— Могу я хоть один сезон побыть честной?
— У тебя все получится. И ты не определила ваши минимумы ткани. — Только Джереми мог произнести фразу «минимумы ткани» теплой, манящей и сделать прелюдией для поцелуя. Он наклонился и сделал то, что она с первого дня встречи хотела, чтобы он сделал. Он делал это плавно, как кошка, или змея, или человек, у которого не было капли неуверенности.
Он поцеловал ее. Или она поцеловала его. Или было какое−то молчаливое общение между ними, какое−то изменение интенсивности их феромонов, или взгляд, говорящий «сейчас», и они поняли, что «сейчас» — это сейчас. Теперь. Теперь пришел конец ожиданию, прошло время размышлений, тоски и сдерживания чувств, и началось что−то новое. Что−то неопределенное. Теперь наступила пауза между желанием и обладанием, где желанием было все, что она знала, и обладание вдруг стало возможным, но неожиданным, невообразимым, пугающим своей непредсказуемостью. Это была дверь шкафа, которая открылась сама по себе посреди ночи или темный переулок, который был кратчайшим путем. Это был завернутый пакет, который выиграл у ярмарочного шута. Это был именно тот момент ожидания возможности, когда видишь скрипящую дверь, поворот в темный переулок и запечатанный пакет. Удивительный момент, который одновременно мог быть приятным, неприятным или невообразимым, но всегда особенным.
Их поцелуй продолжался вечно, а все, что она хотела сделать, так это сесть в темной комнате и вспоминая об этом мгновении, спросить, что это значило. Ее разум исчез, и она существовала только внутри ее собственного рта, где он был, с теплом, вкусом и чувством, что он окружает ее внутри и снаружи, и когда она подумала, что больше не может получать удовольствие от этого, она слегка толкнула его и открыла глаза.
— Нужно ли мне извиняться? — спросил он, смотря на нее темными, как прожаренные французские тосты, глазами под черными ресницами.