На данный момент у Лоры была единственная ниточка — Рокель Рик. Модельное агентство, будь то в США или где−нибудь еще, не открывало своих дверей, пока Рокель не давала на это добро, и самая симпатичная девушка в любом агентстве стала бы объектом браконьерства, как яйцо на воскресном бранче.
Офис агентства «Mermaid» подчеркивал сексуальность и сексуальную силу, не прогибаясь под новыми веяньями и не сдавая свои позиции. Женщины на фотографиях, расклеенных по стенам от пола до потолка, были агрессивными, уверенными в себе и такими же недоступными, как и мифические существа, в честь которых они были названы.
Лицо Томасины пристально смотрело на Лору из-за стойки регистрации с зернистыми черно−белыми глазами, буквально такими же большими, как стоп−сигналы. Пронзительная. Идеальная. Она выглядела злой и голодной, как тигр, который не ел уже несколько недель. Свежие цветы, лилии, орхидеи в зловеще дорогих композициях роняли лепестки на пол под подбородком. Вскоре фотография их мертвой звезды исчезнет, ее заменит другое разъяренной, чистокровной, у которой должны были быть лопнувшие капилляры под носом, но исчезли при фотографировании.
Войдя в офис, Лора на секунду испугалась. Потом напомнила себе, что это — глаза мертвеца, и она пришла сюда, чтобы отомстить за смерть от имени своей сестры, занимавшейся сексом с владелицей этих самых глаз.
Администратор широко улыбнулась, открывая вид на прекрасные, натуральные зубы, результат хороших генов и полезных привычек. Ее глаза осветили комнату с таким радушием, призванным противостоять агрессии в фото Томасины.
— Мисс Карнеги, как поживаете? — В дополнение к располагающему нраву прилагалась отличная память.
— У меня все в порядке. Рокель свободна?
Девушка−Солнце, как для себя назвала ее Лора, свела брови на переносице и посмотрела на экран компьютера.
— У вас назначено?
— Мне нужно расспросить ее об агентстве «Пандора».
— Мне жаль. Кажется, она на встрече.
— Я подожду. — Лора присела на обитую кожей скамью с самым высоким сиденьем, каким девушка только видела. Оставалось только догадываться, что такая высота связана с ростом постоянных посетительниц. Она написала Рокель: «Я в приёмной. Нужно увидится с тобой из-за девушки из «Белой Розы».
И стала ждать. Томасина уставилась на нее, и Лора привиделось, как оскал превращается в улыбку, какую можно увидеть на модели, находящейся в трех метрах от камеры. Улыбка говорила: «Твоя сестра влюбилась в меня, и она даже не сказала тебе. Она боялась тебя. Она делала все, что я ей говорила. Она скинула всю работу на тебя, потому что проводила время со мной. И я тоже была с кем−то еще. Потому что я могу».
Насмешки в голове бегали по кругу, от одного к другому, от причины к следствию и обратно, в хаотичном порядке. За пятнадцать минут чувства Лора сменялись от ненависти к наследнице к жалости к ней, к озадаченности, любопытству, отвращению, гневу, сочувствию, запугиванию, близости и обратно.
Но возвращались они всегда к одному и тому же: ты должна была видеть все, что происходило, но была слишком занята работой.
Однако она была не слишком занята, чтобы пропустить новую пару туфель, особенно пару Джимми Чу на ногах Руби. Ни каких-то там старинных, а этого сезона, не похожих на те, которыми торгуют в «Otto Tootsi Plohound» на Пятой, где одиннадцатый размер разлетается мгновенно.
Лора не стала удивляться или волноваться, увидев Руби с каким−то новым, дико дорогим аксессуаром, просто посмотрела на нее и сказала:
— Хорошая обувь.
Из коридора вышел Джереми с образцом ткани для эластичной вставки, бросил взгляд на закованные в роскошь ноги.
— Красные — заметил он, подбрасывая Лоре ткань. Она поймала её в воздухе.
Руби наклонила ногу, чтобы Лора могла рассмотреть туфлю сбоку. Естественно это были шпильки, с ремешками в форме оконной панели в стиле ар−деко и пяткой, изогнутой под углом, что стало возможным благодаря какой−то технологии, которая была недоступна два года назад.
— Черные были слишком серьезны, — сказала Руби.
Джереми обошел её, осматривая задник. У него с Руби сложились странные отношения, как у братьев и сестер, которые терпят друг друга, потому что мама смотрит.
— Их было пять пар по всему городу, — сказал он, — твоего размера, я имею в виду.
Идеально тонкая колкость. Руби носила тридцать девятый, большой даже для ее роста в сто семьдесят сантиметров. Джереми знал об этом из печально известного инцидента с застежкой, произошедшего за шесть месяцев до разговора.
— Слышала об этом? — Он положил образец, над которым работала Лора, на стол. — Димфна Бэстил специально заказала их, но Томасина Вэнт пошла в «Plohound» и сумела их забрать. В «Grotto» был настоящий скандал.
Лора расстелила метр ткани. Джереми растянул ткань, и она измерила ее, забив число в калькулятор.
— О, сцена в «Grotto», — сухо сказала Лора. — Представляю себе.
Она передала Джереми швейный метр.
Он замерил обхват груди.
— Не знаю как одна из них оторвалась от ложки так надолго, чтобы сразиться за туфли. Добавь сюда еще четверть, и я думаю, что нам хватит.
Вмешалась Руби.
— Не говори таких вещей.
— Она больше не пользуется ложками? — спросил он.
— Это неправда, Джереми. Ты не должен распространять слухи. — Руби не могла оставить его остроты незамеченным из-за своего развитого чувства справедливости.
Лора бросила взгляд на Джереми, надеясь, что он не сделает еще одного резкого замечания, потому что она не могла запретить сестре быть той, кем та всегда являлась. Лора нуждалась в его помощи, и ей нужно было, чтобы между ними были терпимые отношения. Джереми пристально посмотрел на Руби, слегка скривившись и сжав губы, как будто сдерживая свои слова.
Лора прервала затянувшееся молчание.
— О, Руби, брось! Ты же знаешь, что Томасина, как и все другие девушки, проводит вечность в туалете и сплетничает с худшими из худших. И Джереми, ты знаешь, что лучше ничего не говорить Руби о ее друзьях. Я имею в виду, Боже мой, просто попробуй сказать что−нибудь плохое обо мне, даже если это правда, и она выколет тебе глаз одним из этих каблуков. А теперь убирайся отсюда. У меня много работы.
Может, последнее зашло слишком далеко. Ему не нравилось, когда ему говорили, что делать, даже если она пошутила. Или, может быть, Лора дала ему время, когда ему нужно было подумать о том, как донести свою точку зрения, и, вполне возможно, он делал это для ее пользы, потому что она была слепой, тупой и усталой.
— У Томасины тридцать девятый, не так ли? — Не дожидаясь ответа, он подмигнул Лоре, и вернулся в свой цех, где, по её сведениям, продолжал работать, глотая таблетки горстями, пока никто не видит, и, поддерживая привычку бегать пять−десять миль в день ради укрепления легких.
Он пытался что−то ей сказать. Либо Руби одалживала туфли у Томасины, либо модель подрезала их у Димфны, потому что Руби не могла позволить себе Джимми Чу с ограниченным тиражом по полной цене. У ее сестры не было связей, чтобы достать их. Любой бы это заметил. Любой бы заметил, что отношения между дизайнером и супермоделью изменились, кроме Лоры. Но она только снова уткнулась в лекала, поблагодарив звезды и богов геометрии, что напряжение покинуло комнату.
— Лора Карнеги! — Рокель вырвала её из задумчивости, стоя рядом с чуть растянутой улыбкой.
— Ты уехала вчера перед уборкой. Я искала тебя, — обернувшись к девушке−солнцу, сказала Рокель
— Перенеси мою встречу в девять на полчаса и сдвинь остальные. Собрание в одиннадцать тридцать перенеси на завтра на обед и замени его обычным завтраком в «Marlene X».
Не дожидаясь ответа, она повела Лору мимо приемной, по узким как кишки коридорам агентства, где сновали прохожие и одинаково хорошо ориентирующиеся помощники.
В конце коридора был офис. Неоправданно большой, как Кадиллак Эскалада, а достаточно было Хонды Аккорд. Он имел вид комнаты, которой никогда не пользовались. Деревянные полы нигде не были потерты. Кожа на креслах была нетронутой, и стол выглядел так, как будто на нем ничего не двигали в течение нескольких месяцев, кроме как вытирали пыль.
Рокель села на диван и указала Лоре сесть напротив. В воздухе витал резкий отчетливый запах мяты. На столе между диванами стоял поднос с горячим кофе и чаем, соком, булочками и пепельницей в форме полумесяца. Над пепельницей на медном стержне толщиной с карандаш был подвешен бирюзовый шар.
Рокель нажала кнопку в верхней части шара.
— Закуришь? — Шар открылся с механическим щелчком, и из него высунулось множество сигарет, как солнечные лучи, нарисованные дотошным ребенком.