Она продолжала выкладывать козыри на стол.
— Раньше было трудно привыкнуть. Знаешь, вся эта суета. У нас в Гринвиче этого нет. Папа воспринимает её близко к сердцу.
Расшифровка: я богата.
— Он кого-то подыскал для меня. Не того, кто заботился о социальной справедливости, поверь мне, но я думаю, что с тех пор, как Стью получил работу в Нью−Йорке, он продвинулся с папа. Правда, милый?
Расшифровка: у меня куча других мужчин. Богатых мужчин. Но я выбрала Стью, и у меня есть что, предложить ему взамен, в отличие от тебя.
Стью явно не терпелось сменить тему.
— Я ввел Тофу в курс дела, и она рада находиться там, где может потребоваться её помощь.
— Да, хорошо, за исключением того, что кого−то уже убили, так что это не прогулка для мисс Полли Покет26. — Черт. Слишком сурово. Слишком прямолинейно. — Итак, — обратилась она Тофу, — ты оставила ее дома, верно?
Тофу улыбнулась, и у Лоры не осталось сомнений, что в этот раз она потерпела неудачу, потеряв еще пару очков после проигрыша. Тофу будет трудно победить.
Когда они зашли в поезд, свободным оказалось только одно место. Стью встал рядом с ним так, чтобы было понятно, что оно занято, но не садился. Затем он жестом предложил сесть Лоре. Она прекрасно знала, что с ним бесполезно спорить о политике феминизма. Он был воспитан джентльменом, со всеми вытекающими отсюда глупыми предрассудками. Спорить с ним — все равно, что дождь просить остановится, станет только мокрее. Поэтому она поблагодарила его и жестом пригласила Тофу. Тофу отказалась. В итоге они в втроем остались стоять, а место занял парень в клетчатой байкерской куртке.
— Итак, — сказал Тофу широко улыбнувшись и вопросительно изогнув бровь. — На встречу с кем мы едем?
Лоре захотелось её пнуть.
— По прошлому опыту, если хочешь узнать, почему кого−то убили, выясни, чем он занимался по жизни.
— А если вы будете больше читать новостей, — сказал Стью, — узнаете об этом заранее. — Это могло прозвучать как оскорбление, но на деле просто показывало, на сколько, они был близки, чтобы дразнить друг друга.
— Опыт лучше, чем чтение.
— Туше.
Жирный плюс. Настроение у Лоры улучшилось, и она повернулась к Тофу.
— Мы едем на встречу с девушкой, которая, как я надеюсь, прольет или может пролить свет то, как связан фонд помощи девушкам, подвергшимся насилию из Восточной Европы и второсортное модельное агентство. Потому что Томасина участвовала в обоих.
— Хорошо, я поняла.
— Ожидается что−то потрясающее, — сказала Лора, — даже если мне придется устроить вечеринку для Иванны.
Когда они добрались до перекрестка на Бродвее, большинство пассажиров вышло из вагона, и остаться стоять выглядело бы глупо. Они сели вместе. Стю и Тофу положили руки на передние сиденья, перпендикулярные окну, а Лора устроилась напротив них. Поезд въехал на внешнюю колею, и в окно ворвалось полуденное солнце.
— Когда я была маленькой, я никогда не понимала, что такое сиденья у окна, — сказала Лора, — потому что видела поезда только в туннелях. Поэтому, когда мне было лет двадцать, я отправился на лодочную экскурсию из Шипсхед-Бей, и в поезде я могла видеть дома, задние дворы и улицы из окна поезда D. Это было лучше, чем телевизор.
Расшифровка: я родилась более энергичной, чем ты.
Стью не дал Тофу шанса отомстить, даже если и заметил, что происходило между женщинами.
— Уже дважды я вывожу тебя за город для расследования убийства.
— Ты должен потребовать исключительные права на издание.
— Я их и потребую.
— Считай, они у тебя уже есть.
Расшифровка: Тебе нечего предложить, сука.
Тофу закатила глаза.
— Ох, ребятки для вас это только работа.
Расшифровка: Гейм. Сет. Матч за куском кальцинированного растительного белка.
Плохие кварталы в Нью−Йорке можно определить по нескольким ключевым факторам. Лора не знала, существуют ли эти факторы где−либо еще в мире, но для нее они были совершенно ясны. Торговые центры Широкие улицы. Высокие, сочетающиеся между собой жилые дома раскинулись далеко друг от друга. Были и другие отличительные черты для более районов с более плотной застройкой в Бронксе, но в Бруклине и Квинсе это были правила.
У Восточного Нью−Йорка, находящегося в самой юго−восточной части Бруклина, были все вышеперечисленное и свалка на юге. На самом деле не было ничего другого, что могло бы сделать его хуже, кроме, может быть, тюрьмы поблизости или тренировочного двора для петухов и питбулей. На каждой улице был торговый центр, и в каждом торговом центре было место для обналичивания чеков, и каждое такое место казалось довольно оживленным. Башни Старрет-Сити выглядывали из-за низкого горизонта, словно последние зубцы гнилой челюсти. Четко распланированное общество для арендаторов рабочего класса превратилось в проект жилья с низкой арендной платой.
Как и любой район с высокой преступностью в городе, он стал быстро облюбован художниками, которые просто нарисовали прямую линию из Манхэттена на карте. Появилось свободное пространство, доступное для самых смелых.
Поскольку там не было ни складов, ни зонта легкой промышленности, Восточный Нью−Йорк избежал гентрификации. Переезд туда потребовал большего воображения, чем у большинства людей, но стоило одному придумать, а тысячам последовать, как торговые центры заполнили все. У них было свободное пространство, большие окна спереди и маленькие задние дворы, где можно было распылить краску для скульптуры или выкурить сигарету. Стоянку впереди можно было использовать в качестве погрузочной платформы для огромных объектов, или, ну, в общем, просто для парковки автомобилей и пикапов, которые стали более привлекательными и приемлемыми с тех пор, как Манхэттен закрыли. Так же много центров освободилось после ряда кризисов, которые скосили множество бедняков и сделали богатых бедняками. Они продавались за бесценок. Многие из них принадлежали иностранным инвесторам, которые ремонтировали ванную комнату и полы, но никогда не проверяли, чтобы арендаторы не жили нелегально в задней комнате.
Магазин, по адресу, который дали Лоре, использовался для продажи ксероксов и факсов. Рядом с ним располагался еще один магазин с арендованными маленькими латунными почтовыми ящичками, которые можно было разглядеть через запотевшее окно. Стены между этими магазинами, были снесены, образовывая огромное общее пространство.
Стью дернул за входную дверь, и она открылась с резким металлическим скрипом по бетону. Лора вошла первой, а Стью и Тофу последовали за ней. Комната, вероятно, не выглядела такой большой, когда была заполнена копировальной техникой. Судя по быстрому подсчету чистых пятен на ковре, их было двенадцать. Она почувствовала укол грусти, когда подумала о некогда процветающем бизнесе, неспособном идти в ногу с технологиями, или соседством, или арендной платой, или чем−то еще, что убило его, но затем отогнала это чувство мыслью, что владельцы могли расшириться и переехать в лучшее место.
— Привет? Сюзанна? — крикнула она, углубляясь в заброшенный магазин.
— Может быть, она пошла на обед, — предложила Тофу.
— Лора, — сказал Стю, — что−то не так.
Запах густой турецкой сигареты исходил от открытой задней двери. Задний двор был широким, и она видела маленький клочок сорняков с несколькими одуванчиками. Лора подумала, что Глаза−Фрикадельки, должно быть, курят, поэтому она ускорила шаг.
— Сюзанна?
Нет ответа. Вероятно, говорит по телефону.
Когда Лора вышла на улицу, она подумала, что кто−то выбросил на землю манекен. Но только манекены не курили толстые турецкие сигареты поблизости, и они не истекали кровью из дыр в груди.
За секунду до того, как она упала, она увидела, что единственный глаз, который не был закрыт, был коричневым и большим, как фрикаделька.
Развал — слишком мягкое определение для того, что произошло. Полный эмоциональный коллапс был бы лучшим термином, за исключением того, что это описание не охватывало физическое состояние Лоры. Стью практически поймал ее одной рукой на пути к засыпанной стеклом земле, не успев помочь Тофу, которая завопила, так же, как и Лора когда−то, увидев свой первый труп.
Три мертвых человека за шесть месяцев. Все женщины. С кем такое случалось? Разве большинство людей не проживали всю свою жизнь, не видя убийства? Все три смерти промелькнули у нее перед глазами четко, со всеми деталями, и Лору затопило рвущееся из груди горе. Для нее было слишком много. Слишком много смерти. Слишком много больно. Слишком много людей, лежащих на полу с несовместимыми с жизнью увечьями. Она знала, почему плачет. Толи из-за женщин, которых не слишком любила или знала, толи из-за себя и своих собственных неудач. Может, она просто плакала, потому что могла. Голос Стью, доносился откуда−то издалека, терпеливо просил взять себя в руки. Она хотела ему ответить, но ее горе застило все перед глазами. Во рту ощущался солоноватый привкус. Это было не что иное как слезы.
Яркий луч заходящего солнца мазнул по передней парковке. Подул прохладный ветерок, даря убогим окрестностям хорошую погоду. Потом Лора увидела мигающие огни. Ей становилось холодно, но больше она ни о чем не думала, даже когда вода, которую она пила, попала ей не в то горло, и она закашлялась.