Он смотрит на меня, мысленно что-то решая, его лоб морщится в раздумьях. Он оборачивается, и я принимаю решение: чего бы мне это не стоило, но я не могу остаться в этом месте одна. Мой единственный шанс на успешный выход из этой ситуации и побег — это он.
— Подожди.
Он останавливается, но держится на расстоянии от меня, чтобы я чувствовала себя в безопасности. Пока.
— Не притворяйся, — я сажусь, натягивая полотенце на ноги. Заметив, как он недоуменно сдвинул брови, я продолжаю: — Не будь милым, чтобы манипулировать мной. Ты сказал, что не хочешь причинить мне боль. Но простое желание не считается. Это просто заблаговременное извинение за то, что, как ты знаешь, произойдет. — Он не двигается, оставаясь на месте, но настолько крепко сжав кулаки, что вены на его предплечьях вздулись. Я быстро произношу следующую часть своей речи, чтобы закончить с этим:
— Всё это для твоего же собственного блага, а не для моего. Таким образом, ты можешь очеловечить себя в собственных глазах. Я дважды видела, как ты хладнокровно убивал. Ты для меня не человек. И никогда им не станешь.
Его движения стремительны — так же, как и в переулке. Он обхватывает меня за тыльную сторону шею и заставляет встать. Я завожу руку за голову, пытаясь оттолкнуть его, но его хватка так же крепка, как наручники, которыми он сковывал мою ногу.
Он тащит меня к пробковой доске. Мои ноги едва поспевают за ним, босые ступни волочатся по шершавому бетону.
— Посмотри на это, — говорит он, тяжело дыша. — Смотри внимательно. Это не я из нас играю в притворство. Я — не тот, кто отрицает правду, которая буквально находится прямо перед ее гребаными глазами.
Он отпускает меня, и я делаю глубокий вдох. Я потираю забинтованной рукой затылок, который до сих пор словно сжимают тиски. Сквозь слезы паники я быстро моргаю, чтобы увидеть фотографии, прикрепленные к доске.
Хадсон.
Он стоит рядом с Милтоном Майером около входа в какое-то здание. Я не узнаю это место и не понимаю, почему, когда я взялась расследовать дело «Майер Кистоун Энтерпрайз», Хадсон был категорически против этого, и все же вот он — стоит рядом с главой этой компании.
Я отрицательно качаю головой.
— Я расследовала дело Майера, — выдавливаю из себя. — Мой напарник, видимо, шел по следу. — Не предупредив меня.
Я слышу раздраженное фырканье Истона позади себя.
— Дата. Посмотри на дату. Твое расследование относится только к прошлому году.
Я бросаю взгляд на сумку с документами. Все это время я занималась расследованием даже вне рабочего времени… из- за одной девушки. Девушки, которая потрясла меня до глубины души. После встречи с ней я еще несколько дней не могла выкинуть ее образ из головы: ее изувеченное тело лежало на каталке скорой помощи. И медицинское заключение, в котором подробно описывались все жестокие действия, которым она подверглась.
Ей было только шестнадцать.
«Они убьют меня», — прошептала она тогда.
Я пыталась ее разговорить, просила рассказать мне, кто причинил ей боль, но изломанное тело и психологическая травма не позволили ей этого сделать. Именно "они" в ее кратком заявлении потрясли меня. И когда после бессонной ночи, проведенной за бесполезным поиском улик, я вернулась, чтобы снова допросить ее, но она уже ушла.
Я дышу сквозь воспоминания, мой взгляд задерживается на изображении Хадсона и Майера, но на самом деле я его не вижу. Я чувствую осуждающее давление Истона позади себя, будто некая доминирующая сила угрожающе нависла надо мной, в ожидании невероятного откровения.
Но ничего не происходит.
Что бы это ни значило для него… я не знаю. А, может, и не хочу знать.
Тошнотворное чувство пронзает мой желудок, когда я мельком замечаю визитную карточку, приколотую к верхней правой части доски. Я подаюсь в сторону, чтобы дотянуться до нее, а затем останавливаюсь, когда меня осеняет осознание. Такая же карточке уже есть в папке дела, которую собрала я.
МКЕ. На визитке было всего три инициала.
Карточка была единственной уликой, найденной при Лоре в отделении неотложной помощи. Медсестра положила ее в сумку, после того как вытащила из порванных джинсов. Это была единственная ниточка, ведущая к делу, которое, по словам Хадсона, должно было быть закрыто, потому что у нас больше не было ни жертвы, ни свидетеля.
Но я не могла просто пустить это на самотек.
Куда бы я ни посмотрела, мне всюду мерещилось разбитое и изрезанное лицо Лоры. Она преследовала меня. Она была так напугана… и мне следовало постараться заставить ее заговорить. Она смогла добраться до больницы, и я потеряла ее.
После этого о ней не было никаких известий. Я проверила записи о смерти и больничные картотеки. Но она так и не появилась вновь. Затем, когда поиски начали превращаться в навязчивую идею, я попросила технического аналитика поискать в даркнете любое упоминание МКЕ. Поиски дали лишь одно упоминание — весьма слабую зацепку, но я ухватилась и за нее.
Милтон Майер вел торговлю чем-то на черном рынке под именем Фишер. Техник не смог получить детальной информации о том, что это была за сделка, только цену — семьдесят пять тысяч долларов. Затем я принялась самостоятельно исследовать, что же могло стоить таких денег на современной версии Шелкового пути.
Это могли быть бриллианты. Или наркотики. Это могло быть что угодно… но я уже знала правду, потому что все время видела ее лицо и застывший ужас в глазах. Своим внутренним чутьем я уловила связь.
Кто-то приобрел девушку в компании Майера.
А, может быть, и больше.
"Они", — сказала Лора.
Она исчезла. Но я не собиралась прекращать расследование, пока не найду их.
Хадсон предупредил меня, чтобы я прекратила это дело, ведь я выдвигала обвинения против богатого, влиятельного человека с безупречной репутацией. А у меня, строго говоря, по факту ничего не было. Мой партнер — моя вторая половинка — пытался защитить меня.
Я все еще верю в это. Мне приходится. Хадсон мог встретиться с Майером в любое другое время, по многим причинам…
Я закрываю глаза и отворачиваюсь. Холодный воздух подвала окружает мою обнаженную кожу, высасывая все тепло из моего тела, пока я пытаюсь заставить себя поверить в это. Потом я чувствую легкое прикосновение перышка к своему плечу и вздрагиваю. Я открываю глаза, когда фотография падает мне на колени.
— Твой напарник, — говорит Истон, и я поднимаю фото. Это тот снимок, где мы с Хадсоном были запечатлены в день, когда я стала детективом. Истон украл его из моей квартиры. — У него были секреты.
У нас у всех есть секреты.
Черные ботинки Истона появляются перед моими глазами.
— Что ты услышала прошлой ночью? — спрашивает он. — Когда отследила Келлера до здания Майера.
— Ничего. — И это правда.
Истон тянется за спину и вытаскивает из-за пояса конверт. Он бросает его на пол передо мной.
— Открой его.
Я заправляю волосы за уши и хватаю бумажный пакет. Мое сердцебиение учащается, когда я вытаскиваю из него фотографии. Снимки с моей камеры. Он распечатал их. Фотографии Милтона Майера в его кабинете. Стрелявший Келлер держит пистолет на вытянутой руке. Это доказательство того, что произошло. Это доказательство того, что я была там… свидетельство этого.
Истон поворачивает фонарик так, чтобы свет попадал на страницы, приколотые к доске.
— Тебе нужны доказательства. Факты. Вот они, — бросает он мне. — Сравни мои исследования со своими собственными. Между Келлером, Майером и твоим напарником есть связь, которую ты упускаешь. Когда ты обнаружишь ее, то сможешь покинуть этот подвал.
Мое сердце подскакивает к горлу. Я роняю фотографии на пол и опускаюсь на колени.
— Что значит: я смогу уйти?